Высматривая путь. Том I (СИ) - "JohnLemon" - Страница 30

Эльфка, наконец закончив, вернулась на кровать и присела у головы ведьмака. Коснулась пальцами разметавшихся по постели волос, потом огладила лоб, спустилась указательным пальцем по ровному носу, очертив едва заметную горбинку и наклонилась ниже. Ее черные волосы упали ему на лицо. Но тело было таким расслабленным, что даже хмуриться от этой навязчивости не хотелось.

— Мы только начали, — тихо шепнула она, хитро улыбнувшись.

Он заметил, как затянуло дурманящей дымкой ее глаза, отчего те покраснели, а зрачок расширился до такой степени, что и радужки стало не разглядеть. Она оставила не его лбу невесомый поцелуй и отпрянув, потянулась за бутылкой вина. Эскель прикрыл глаза и выдохнул. В принципе, он и сам не против взять ее раз-другой, только чуток нужно передохнуть. Да и до рассвета еще далеко.

Окон в комнате не было, поэтому, не зная даже приблизительно сколько сейчас времени, и как долго он пробыл здесь с Нореат, ведьмак приподнялся на одной руке и сонным взглядом осмотрелся. Девушка умиротворенно спала, повернувшись к нему спиной. Он же решил долго не разлеживаться. Проведя руками по лицу и разгладив всклоченные волосы, несколько раз вздохнул, и только потом осторожно встал. Нашел на полу штаны, всунул в них ноги и торопливо завязал шнурки. Подобрал с тумбы рубаху и прикрытую ею грамоту, подцепил рукой куртку, а потом только вышел, тихонько прикрыв за собой дверь.

Комментарий к Часть 11. «Под розовым бутоном»

Не бечено

========== Часть 12. Оксенфуртский кровопийца ==========

Травница ходила по комнате из угла в угол. Она сделала все, как говорил Эскель. И еду оставила на крыльце, и песни в саду до заката пела, а посуда то и дело тихо позвякивала. Один Отто был невозмутим, что нервировало еще больше. Он будто и не замечал этой всей чертовщины, что творилась в доме ночью. Спал себе за печью как обычно да храпел на всю хату.

Фредерика решила перейти к крайним мерам. Достав сундук, она стала выискивать там свою снотворную настойку из душицы и валерьяны. Главное, не переборщить, а то проспит до самого обеда. Отыскав нужный флакон, девушка осторожно его откупорила и, сделав небольшой глоток, зажмурилась. Ох, и горько же было, страх. Прятать снадобье в сундук она не стала. Поставила на тумбу у изголовья, а сама залезла под шерстяное покрывало и свернулась калачом.

С улицы снова послышалось лошадиное ржание, а посуда жалобно и очень тихонько задребезжала. Она и ума не могла приложить, чем так этому духу, или кем он там был, насолила. А может он просто так обживался? Вздохнув, Дера заворочалась.

— Ведьмак говорил, что он не причинит вреда, — зажмурившись, шептала девушка. — Ведьмак говорил, что он не причинит вреда.

В голове всплыли воспоминания об Эскеле. О том, как было спокойно, когда он был рядом. О том, какая горячая у него кожа и что на левом предплечье куча мелких шрамов. Стало интересно, где он их раздобыл. Может, закрывался рукой от чудовищ каких? А может, люди его так изрубили?

С отъезда ведьмака и суток не прошло, а Дера уже извелась вся. Она и подумать не могла, что может так не хватать кого-то. Отчего-то быстро привыкаешь к тому, что рядом есть помощь и хорошая компания. Да и сказать нельзя было, что за тот проведенный бок о бок день они стали очень близки, но что-то между ними промелькнуло. Только была не уверена, что могла бы окрестить это влюбленностью. А может просто она слишком одичала за те полгода жизни с низушком? Тем не менее тот самый момент, когда «промелькнуло», Фредерика помнит отчетливо. Когда она увидела его у бани. Уставшего, растрепанного, с мечом в руке и в расхристанной рубахе. И пусть света факелов было недостаточно, она успела рассмотреть и светящиеся в темноте глаза, и длинные темные сальные пряди волос, и шрам, уродующий добрую половину лица, и напряженные предплечья, и даже покрытую темными волосками грудь, что выглядывала из распахнутого ворота. Она запомнила его до мельчайших деталей. Каждую черточку хмурого лица, которое он постоянно пытался от нее спрятать. То волосами, то вообще повернется спиной и стоит себе. Дера искренне не понимала, зачем он это делает. Так уж сильно стеснялся своего шрама? Это ведь не ослиные уши, например, или свиной пятак вместо носа. Справедливости ради она отметила, что уши у Эскеля были совершенно обычные, а нос длинный, острый с небольшой горбинкой. Видать ломал его себе когда-то. Но оно и не мудрено, с таким-то ремеслом. А может, просто она была ему не настолько приятна, как себе надумала? Может, он и не замечал вовсе ее взглядов или того хуже — игнорировал?

Девушка обреченно вздохнула и уставилась перед собой. Отчего она так прикипела к тому, кого и не знала толком? Что в нем было такого особенного? Таинственность? Мужественность? Присущая многим мужчинам серьезность? Или все сразу? В том ведьмаке, что захаживал к Отто, тоже были мужественность и таинственность. Но заговорить с ним не хотелось, пить спирт до рассвета — тоже, и оставаться наедине было боязно. А когда он уходил, становилось спокойно, а не тяжело на душе. И тоски по нему она не испытывала. Перевернувшись на другой бок, лицом к стене, Дера уставилась на деревянные брусья, продолжая размышлять. Что она знала об этом немногословном ведьмаке? Ничего. А если ничего, то и чужой он ей совсем. А если чужой, то и страдать нечего. Пока она самозабвенно предавалась душевным терзаниям, не заметила, как посуда перестала греметь, и как ее одолел сон. Резко так, будто кто по голове чем тяжелым приложил.

А потом она вздрогнула и распахнула глаза, как от испуга. Чувство разбитости моментально отозвалось в теле. И пусть за окном уже вовсю светило солнце, было ощущение, что она и вовсе не спала. В любом случае плохо или нет, душа болит иль не болит, а работу переделать нужно. Да еще коня проверить и раны его обработать. Вчера успела разве что напоить и сена подкинуть, а обсмотреть и подлечить забыла.

Кое-как сползя с постели, Дера добрела до зеркала с тазом на тумбе и плеснула раз-другой в лицо прохладной водой, оставшейся со вчерашнего купания. Стало вроде полегче, но не сильно. Натянув юбку, что валялась на краю бадьи, она решила все же выйти наружу, на ходу перетягивая волосы кожаной лентой, чтобы те не мешались.

Конь тихо заржал и фыркнул, будто приветствовал. На лавке у хаты сидел Отто и неторопливо раскуривал трубку.

— Утро доброе, — бросила Дера и спустилась с лестницы.

— Доброе, да не очень, — ответил Бамбер, выпуская облако дыма. — Выглядишь неважно.

— Спала плохо.

— Оттого, что зазноба твоя ускакала вчера?

— Оттого, что посуда всю ночь гремела. Ты же за храпом своим треклятым ничего не слышишь.

— И впрямь не слышал, — хмыкнул низушек и, вытянув коротенькие ноги, скрестил их. — Работы не будет сегодня. Отдохни лучше. Мазей вон своих навари.

— Коня бы обмыть и осмотреть, — Дера подошла к животному поближе и легонько погладила его морду.

— Я осмотрел уже. Раны почти зарубцевались. И еще там я странное нашел, прям у копыт.

— Что нашел? — не выражая и доли интереса, девушка продолжала гладить коня и всматриваться в его янтарные глаза.

— Арнику. Вот прям у копыт валялась. Откуда она тут взялась — ума не приложу, — хмыкнул Отто, делая глубокую затяжку. — Кваску бы… может, принесешь?

— А ну покажи свою арнику, погляжу.

— Да вон она, у коновязи лежит.

А там и впрямь лежал букет горных цветов с ярко-желтыми соцветиями и кореньями, перемотанные красной нитью. Девушка присела и, сложив на коленях руки, всмотрелась в лепестки.

— Надо же. И вправду — арника, — хмыкнула она, а после потянулась к цветам, дотошно ощупывая их, будто и не веря вовсе, что они настоящие.

Сказать уж наверняка, что это подарок Божонтки, которого вчера привлек ко двору Эскель, Дера не могла. Он всю ночь ее изводил. Но другого объяснения не было. За арникой надобно было идти не ближе, чем к горам Пустельги.

— Вот проказник маленький, — буркнула себе под нос девушка, поднявшись.