Соло на ундервуде - Довлатов Сергей Донатович - Страница 5

Пришел к нам Грубин с тортом. Я ему говорю:

– Зачем? Какие-то старомодные манеры. Грубин отвечает:

– В следующий раз принесу марихуану.

Зашли мы с Грубиным в ресторан. Напротив входа сидит швейцар. Мы слышим:

– Извиняюсь, молодые люди, а двери за собой не обязательно прикрывать?!

Отправились мы с Грубиным на рыбалку. Попали в грозу. Укрылись в шалаше. Грубин был в носках. Я говорю:

– Ты оставил снаружи ботинки. Они намокнут.

Грубин в ответ:

– Ничего. Я их повернул НИЦ.

Бывший филолог в нем ощущался.

У моего отца был знакомый, некий Кузанов. Каждый раз при встрече он говорил:

– Здравствуйте, Константин Сергеевич!

Подразумевал Станиславского. Иронизируя над моим отцом, скромным эстрадным режиссером. И вот папаше это надоело. Кузанов в очередной раз произнес:

– Мое почтение, Константин Сергеевич!

В ответ прозвучало:

– Привет, Адольф!

Как-то раз отец сказал мне:

– Я старый человек. Прожил долгую творческую жизнь. У меня сохранились богатейшие архивы. Я хочу завещать их тебе. Там есть уникальные материалы. Переписка с Мейерхольдом, Толубеевым, Шостаковичем.

Я спросил:

– Ты переписывался с Шостаковичем?

– Естественно, – сказал мой отец, – а как же?! У нас была творческая переписка. Мы обменивались идеями, суждениями.

– При каких обстоятельствах? – спрашиваю.

– Я как-то ставил в эвакуации, а Шостакович писал музыку. Мы обсуждали в письмах различные нюансы. Показать?

Мой отец долго рылся в шкафу. Наконец он вытащил стандартного размера папку. Достал из нее узкий белый листок. Я благоговейно прочел:

«Телеграмма. С вашими замечаниями категорически не согласен. Шостакович».

Разговор с ученым человеком:

– Существуют внеземные цивилизации?

– Существуют.

– Разумные?

– Очень даже разумные.

– Почему же они молчат? Почему контактов не устанавливают?

– Вот потому и не устанавливают, что разумные. На хрена мы им сдались?!

Летом мы снимали комнату в Пушкине. Лена утверждала, что хозяин за стеной по ночам бредит матом.

Академик Телятников задремал однажды посередине собственного выступления.

– Что ты думаешь насчет евреев?

– А что, евреи тоже люди. К там в МТС прислали одного. Все думали – еврей, а оказался пьющим человеком.

Нос моей фокстерьерши Глаши – крошечная боксерская перчатка. А сама она – березовая чурочка.

Костя Беляков считался преуспевающим журналистом. Раз его послали на конференцию обкома партии. Костя появился в зале слегка навеселе. Он поискал глазами самого невзрачного из участников конференции. Затем отозвал его в сторонку и говорит:

– Але, мужик, есть дело. Я дыхну, а ты мне скажешь – пахнет или нет…

Невзрачный оказался вторым секретарем обкома. Костю уволили из редакции.

Журналиста Костю Белякова увольняли из редакции за пьянство. Шло собрание. Друзья хотели ему помочь. Они сказали:

– Костя, ты ведь решил больше не пить?

– Да, я решил больше не пить.

– Обещаешь?

– Обещаю.

– Значит, больше – никогда?

– Больше – никогда!

Костя помолчал и добавил:

– И меньше – никогда!

Тамара Зибунова приобрела стереофоническую радиолу «Эстония». С помощью знакомых отнесла ее домой. На лестничной площадке возвышался алкоголик дядя Саша. Тамара говорит:

– Вот, дядя Саша, купила радиолу, чтобы твой мат заглушать!

В ответ дядя Саша неожиданно крикнул:

– Правду не заглушишь!

Однокомнатная коммуналка – ведь и такое бывает.

В ходе какой-то пьянки исчезла жена Саши Губарева. Удрала с кем-то из гостей. Если не ошибаюсь, с журналистом Васей Захарько. Друг его, Ожегов, чувствуя себя неловко перед Губаревым, высказал идею:

– Васька мог и не знать, что ты – супруг этой женщины.

Губарев хмуро ответил:

– Но ведь Ирина-то знала.

Моя дочка говорила:

– Я тое «бибиси» на окно переставила.

Я спросила у восьмилетней дочки:

– Без окон, без дверей – полна горница людей. Что это?

– Тюрьма, – ответила Катя.

Наша маленькая дочка говорила:

– Поеду с тетей Женей в Москву. Зайду в Мавзолей. И увижу наконец живого Ленина!

– Буер? Конечно, знаю. Это то, дальше чего нельзя в море заплывать.

Сосед-полковник говорил о ком-то:

– Простите мне грубое русское выражение, но он – типичный ловелас.

В Пушкинских Горах туристы очень любознательные. Задают экскурсоводам странные вопросы:

– Кто, собственно, такой Борис Годунов?

– Из-за чего была дуэль у Пушкина с Лермонтовым?

– Где здесь проходила «Болдинская осень»?

– Бывал ли Пушкин в этих краях?

– Как отчество младшего сына А.С.Пушкина?

– Была ли А.П.Керн любовницей Есенина?!..

А в Ленинграде у знакомого экскурсовода спросили:

– Что теперь находится в Смольном – Зимний?..

И наконец, совсем уже дикий вопрос:

– Говорят, В.И.Ленин умел плавать задом. Правда ли это?

Случилось это в Таллине. Понадобилась мне застежка. Из тех, что называются «молнии». Захожу в лавку:

– «Молнии» есть?

– Нет.

– А где ближайший магазин, в котором они продаются?

Продавец ответил:

– В Хельсинки.

Некий Баринов из Военно-медицинской академии сидел пятнадцать лет. После реабилитации читал донос одного из сослуживцев. Бумагу пятнадцатилетней давности. Документ, в силу которого он был арестован.

В доносе говорилось среди прочего:

«Товарищ Баринов считает, что он умнее других. Между тем в Академии работают люди, которые старше его по званию…»

И дальше:

«По циничному утверждению товарища Баринова, мозг человека состоит из серого вещества. Причем мозг любого человека. Независимо от занимаемого положения. Включая членов партии…»

Некто гулял с еврейской теткой по Ленинграду. Тетка приехала их Харькова. Погуляли и вышли к реке.

– Как называется эта река? – спросила тетка.

– Нева.

– Нева? Что вдруг?!

Мемориальная доска:

«Архитектор Расстрелян».

Осип Чураков рассказал мне такую историю:

У одного генеральского сына, 15-летнего мальчика, был день рождения. Среди гостей преобладали дети военных. Явился даже сын какого-то маршала. Конева, если не ошибаюсь. Развернул свой подарок – книгу. Военно-патриотический роман для молодежи. И там была надпись в стихах:

"Сегодня мы в одном бою

Друг друга защищаем,

А завтра мы в одной пивной

Друг друга угощаем!"

Взрослые смотрели на мальчика с уважением. Все-таки стихи. Да еще такие, можно сказать, зрелые.

Прошло около года. И наступил день рождения сына маршала Конева. И опять собрались дети военных. Причем генеральский сын явился чуть раньше назначенного времени. Все это происходило на даче, летом.

Маршал копал огород. Он был голый до пояса. Извинившись, он повернулся и убежал в дом. На спине его виднелась четкая пороховая татуировка:

"Сегодня мы в одном бою

Друг друга защищаем,

А завтра мы в одной пивной

Друг друга угощаем!"

Сын маршала оказался плагиатором.