Скворцы и Проклятые самоцветы (СИ) - "dadagi" - Страница 82

— Попрошу! — возмутилась Рудецкая. — Ты мне предложение не делал, и я ни на что не соглашалась.

Макс выразительно приподнял брови: как это не соглашалась, если буквально сама и позвала? Это ведь слова ее бабушки — чтобы сватов присылали сразу после Корочуна.

— Сваты вообще-то через пять дней у вас будут, и ты точно была не против, — хитро улыбнулся он.

Вася, вспомнив об этом, недовольно надулась и скрестила руки на груди. Было такое: бабушка спросила и Вася согласилась. А что тянуть, если и так все понятно? Но сейчас словно из головы вылетело. Но не признаваться же в этом Воронцову? Поэтому Рудецкая возмутилась:

— Вот так вот, да? И без признаний в любви, и без правильных вопросов…

Продолжить она не успела, он ее прервал:

— Я так тебя люблю. Ты выйдешь за меня?

И спросил так серьезно, что Васе стало даже как-то… не по себе. Засмущалась, особенно под внимательным взглядом — и ведь сидят так близко, что практически в упор. Открыла уже рот, чтобы отшутиться, послать Воронцова куда-нибудь и повеселее… но потом вспомнила, что к ней его родня скоро свататься придет…

— Выйду, — буркнула она недовольно.

Получается, сама же загнала себя в ловушку, с типично девчачьей недальновидностью сначала поторопила парня с условностями, а потом вроде как вспомнила, что он ей не нравится и замуж она не хочет. Было как-то неловко — надо ж так самой себе противоречить. Но не успела она всерьез заняться самоедством, как Макс обхватил ее лицо ладонями и нежно, почти невесомо, поцеловал. На секунду показалось, что ее сердце в тот момент превратилось в птичку и попыталось вылететь из груди. Всего секунда — но это чувство нельзя назвать неприятным.

Вася испуганно распахнула глаза, пытаясь осознать, понравилось или нет, а Воронцов, как назло, и не думал продолжать. Так же замер, с беспокойством всматриваясь в лицо девушки — его уже собираются убить, или пока можно жить? Вася, поняв ужасную истину, второго дубля просто так не будет — нерешительно положила руку ему на плечо. Намек был понят правильно, Макс снова поцеловал ее, только теперь по-другому… Не сказать, что хуже или лучше, просто по-другому. От этого поцелуя тоже замирало сердце, а мышцы словно разом расслабились, и Вася чуть ли не впервые почувствовала себе маленькой и хрупкой девушкой. Уже сама обняла парня за плечи, неуверенно ответила на поцелуй, с каждой секундой наслаждаясь происходящим все больше и больше, больше и больше, больше и больше… пока где-то внизу не раздалось недовольное покашливание Марьи Демидовны.

Она стояла внизу, высокая худая женщина с коротко остриженными волосами, в узкой юбке ниже колена, меховом манто и с мундштуком. В темноте, на фоне присыпанной снегом земли, был отчетливо заметна тлеющая сигарета. Голос у нее был низким:

— Если ты не слезешь оттуда сам, вниз упадешь уже козлом, — спокойно и совсем негромко предупредила она.

Вася захотела просто провалиться сквозь землю от стыда — дожилась, бабуля застала ее целующейся с парнем. В окне спальной. Стыдоба… Бабуля расскажет подругам, те — своим внучкам, а потом Тома будет потешаться на ней до конца веков. Ну и еще достанется за неподобающее поведение, конечно.

Макс же, кажется, совсем не испугался возможности оказаться козлом, что летит вниз со второго этажа. Вместо того, чтобы судорожно прыгать вниз, извиняться и посыпать голову пеплом, он еще и имел наглость тихо сказать Васе:

— Я люблю тебя.

И только потом залезть обратно на метлу и аккуратно слететь вниз, точно к крыльцу. Прислонил свое временное транспортное средство к стене, снял с него чары, подобрал со ступеней объемную корзинку и с ней спокойно подошел к бабушке:

— Здравствуйте, Марья Демидовна. Я — Максимилиан Воронцов.

— Ага, я догадалась, — холодным тоном ответила та, и тут же затянулась сигареткой.

— Это вам, — Макс протянул корзинку, отчего Марья Демидовна даже немного удивилась.

— Мне?

— Ну, я знал, что вы меня все равно поймаете… думал, даже раньше. Это, вроде как, попытка откупиться.

Марья Демидовна выдохнула сигаретный дым одним облачком, сурово посмотрела на Васю, что та почувствовала, даже не видя ее взгляда в темноте. Рудецкая тут же закрыла окно и сползла на пол у подоконника. Марья Демидовна же спокойно забрала корзинку из рук Макса:

— Взятка, значит.

— Добровольный дар, — уточнил парень.

— Ладно, не буду в козла обращать. Но чтобы больше тебя тут не было. Доброй ночи, господин Воронцов.

— Хороших снов, Марья Демидовна.

И он спокойно обошел ее, открыл калитку и аппарировал почти сразу же.

Вася же в своей комнате прижимала холодные ладони к горящим щекам. Ужас-то какой. Целовалась с Воронцовым! Прямо у себя в окне! И бабуля все видела… Позор.

— Он хоть хорошо целуется? — открыла дверь бабуля.

Она еще не сняла свое манто, но вот сигарета больше не тлела, хотя мундштук был по-прежнему зажат между пальцев женщины. Вася стыдливо уставилась в пол, боясь ответить хоть что-нибудь.

— Учти, дорогуша, — нравоучительно заметила бабушка, — Если парень плохо целуется, то и все остальное он делает плохо.

И закрыла дверь, чем повергла внучку в еще больший шок. Вася перебралась на кровать, уткнулась лицом в подушку и лежала так до тех пор, пока не перестало хватать воздуха. Стоило признаться хотя бы самой себе — целоваться с Воронцовым ей понравилось. И это почему-то пугало просто до дрожи.