Девочка из снов (СИ) - Резник Юлия - Страница 9

— Смелой парень! — раздается скрипучий старческий голос за спиной.

— Ага! Смелой… Тьфу! — сплевывает наземь Степаныч и, качая лохматой седой головой, отходит к лодке.

Я оборачиваюсь.

— Алевтина Кирилловна, я же вам русским языком сказала — с кровати не вставать!

— Так я ж и не вставала, пока было плохо.

— А теперь что? Хорошо? — хмурюсь. Ну, ведь никакого сладу нет со здешним людом. Я иногда вообще не понимаю, зачем к ним приезжаю. Предписания врача они игнорируют полностью. Назначенные таблетки не пьют. Диспансеризацию по возрасту не проходят. Сколько я бьюсь? Сколько убеждаю? Все без толку.

— А то как, девочка? Ручки-то у тебя, ручки… волшебные! Лучше всяких лекарств.

Прячу лицо в ладонях. Надавливаю на глазницы. Наверное, мне никогда их не разубедить. Здешние старожилы вбили себе в голову, что мне передалась сила деда, и хоть что хочешь делай! А ведь я так же далека от всяких оккультных практик, как местные аборигены — от достижений современной медицины. Не представляю, что еще мне нужно сделать, чтобы они это поняли.

К тому, чему меня учил дед, я прибегла лишь один раз в жизни. Когда у мальчика с соседней койки начался сепсис. И даже столичный протрезвевший к тому моменту хирург сказал, что у него почти не осталось шансов.

Не то чтобы я планировала вмешаться и тогда. Скорее, у меня просто не было выбора. Потому что безумие не выбирает, когда ему с тобой случиться. Правда с тех пор я, кажется, взяла над ним верх…

Перевожу взгляд на Ису. Ручка с синим колпачком в его загорелых дочерна пальцах ходит по бумаге туда-сюда и словно гипнотизирует. Картинка у меня перед глазами тонет в молочном тумане. И будто на машине времени я возвращаюсь в прошлое.

— Чертовы ленивые мудаки!

— Что такое, Федор Измайлович?

— А ничего! Ничего… Перевал, видите ли, замело. Санавиации не добраться. А то, что мы пацана за это время потеряем, никого не волнует!

Доктор и медсестра удаляются. А я тайком, стараясь не шуметь, выбираюсь из койки и шлепаю босыми ногами к лежанке мальчишки. На его смуглом теле белеет сразу несколько повязок. Одна твердая, на руке — это гипс. Вторая марлевая — прикрывает пах. Как во сне, я протягиваю руку и замираю в нескольких миллиметрах. От тела мальчика волнами исходит жар. Я зажмуриваюсь, вбирая его в себя. Воздух вокруг потрескивает, как хворост в костре, и шуршит… шуршит… А потом к этим звукам присоединяется чей-то голос. Далеко не сразу я понимаю, что эти странные гортанные звуки срываются с моих губ. Оседаю на койку в его ногах. Тело начинает раскачиваться. Туда-сюда. Как маятник.

Просветленные называют это состояние шаманским экстазом.

Люди в белых халатах — начальной стадией шизофрении.

Но в тот момент мне не до терминологии. Кажется, я вообще себе не принадлежу. Просто, повинуясь каким-то непонятным древним инстинктам, делаю то, что долгие годы до этого, делали мои предки. И слабею… Слабею… Голос становится тише и все чаще обрывается вовсе. Мальчик вертит головой по сторонам. Белки его глаз под полупрозрачными голубыми веками хаотично бегают. Я больше не могу продолжать, но чувствую, что не имею права бросить. Подтягиваюсь к нему и, едва шевеля губами, нашептываю на ухо. Я должна продолжать. Пока он не выздоровеет или… пока не умрет.

Картинка снова меняется. Я в каком-то ужасном отвратительно пахнущем месте. Напротив меня снова врач. Но не тот, что меня оперировал.

— Сана, правильно? Ты, главное, не волнуйся. Мы же тебя не обидеть хотим, ну, право. Просто расскажи, что ты делала?

Мы беседуем с ним уже битый час. Я ужасно замерзла и устала. Чтобы это все поскорей прекратить, решаю рассказать все, как есть:

— Я разговаривала с духами…

— А что они тебе говорили?

— Не знаю. Всякое… Извините, очень хочется спать. Можно мне отдохнуть?

— Конечно-конечно… Олег Палыч, проводи нашу новую пациентку.

— Куда будем оформлять?

Толстяк за столом задумчиво стучит по столу пальцами.

— Пока в отделение реабилитации. Она же после операции.

Отделение реабилитации — самое свободное, если в психоневрологическом диспансере в принципе можно говорить о каких-то свободах. Так что мне даже везет. Только я об этом не знаю. Я вообще поначалу не понимаю, куда меня привезли. И за что.

Мальчик-то жив. И я не сделала ничего плохого.

Взрыв хохота за столом выдергивает меня из трясины воспоминаний. Теперь Акай смеется на пару с Исой. Час от часу не легче. Им смешно, а у меня до сих пор от страха затылок сводит. Наверное, я никогда не пойму этих мужиков.

— Все же я рекомендую вам принимать таблетки. И побольше отдыхать, — отвлекаюсь я на Кирилловну.

— Отдохнешь тут! Гошку-то нам всего на неделю привезли. А у меня окромя него еще полным-полно работы, — бормочет Алевтина, смешно поигрывая зубным протезом. — Сейчас! Я тебе зеленушки нарву. Уже проклюнулась. Что-то я сразу не сообразила…

— Не нужно! Вам сейчас лучше не наклоняться… — бормочу я вслед ускакавшей в огород старухе. Да только толку от моих просьб? Слух у Кирилловны такой же избирательный, как и подход к лечению.

— Вот, Сана! Возьми. На салат… Свежее.

— Спасибо, — вздыхаю я.

Не взять — обидится. Наверное, в деревнях еще не скоро отвыкнут от привычки таскать доктору взятки.

— На здоровье. И это… Ты, девочка, от своего дара зря открещиваешься. Все знают — это не к добру.

Теперь мой черед притворяться глухой. Возвращаюсь к Акаю с зажатым в руке пучком зелени. Тот выглядит страшно довольным. Растягивает губы в широкой улыбке. Трясет у меня перед носом бумажкой не первой свежести.

— Вот! Даже в рамку поставлю. Мой первый протокол!

Он действительно в восторге от дерзкой выходки Исы. Может, ему надоело, что все в округе только и делают, что заглядывают ему в рот? Не знаю… Где-то вдалеке протяжно и плаксиво кричит беркут. Я задираю голову, чтобы его разглядеть, спотыкаюсь о выступающий корень сосны и чуть было не падаю. В последний момент мой падение останавливает Иса. Задница касается его паха, где все достаточно бодро так выступает. Длится это какие-то секунды. Совершенно недостаточно. Меня обдает обжигающей волной. Я еще сильней подаюсь к нему, хотя в этом нет абсолютно никакой необходимости. На ногах я стою уже достаточно прочно. Но Акай-то об этом не знает! И я просто не могу отказать себе в маленькой шалости. Лицо обдает ветром. Одуряюще пахнет весной. В этом запахе только-только распустившихся листьев, смолистом аромате набухших шишек и сладком благоуханье маральника мне веет свободой…

Вон, что я вытворяю. Прямо на глазах у Акая. От собственной дерзости кружится голова.

— Осторожно. Убьешься ведь.

Иса смотрит на меня сквозь упавшие на лоб черные пряди. У него достаточно модная стрижка — с удивлением отмечаю я. Совершенно не типичная для местных. А еще лепные скулы, четко очерченные красивой формы губы и колючие глаза. Он понимает, что и зачем я делаю. И не одобряет этого. Возможно, мне стоило бы застыдиться, но вместо этого я думаю о том, что такие люди, как Иса, наверняка очень красиво стареют. И что их красоту совершенно не портит даже дерьмового качества камуфляж.

— А на меня? Протокол тоже составили? — я отвожу взгляд. Акай подходит ближе. Кладет мне на плечо руку. В таком до боли знакомом, опостылевшем до смерти жесте.

— Зачем же на тебя протокол, девочка? Это я нарушитель. Правда, начальник?

— Угу.

Иса собирает в обшарпанную папку свои бумажки и на нас больше не смотрит.

— Вот и ладненько. Разобрались. Значит, мы можем быть свободны? — продолжает дурачиться Акай.

— Конечно. А в следующий раз все же, мой вам совет, получите разрешение на полет над заповедником.

— Да уж. Рецидивистом становиться не хочется.

Акай смеется, сосредоточив на мне все свое внимание, и упускает момент, когда на скульптурных скулах Исы проступают желваки. Понимаю, что нам нужно уходить, пока ситуация еще больше не усложнилась.

— Пойдем, Акай. У меня сегодня полно работы.