Ошибка доктора Данилова - Шляхов Андрей - Страница 6

Выйдя из здания суда, Данилов позвонил Ямрушкову и сообщил, что он «выдержал экзамен». Профессор откликнулся своим обычным «вот и хорошо!» и назначил первое заседание экспертной комиссии на завтрашний день.

«Девятнадцатого августа в девятнадцать часов», машинально отметил в уме Данилов, никогда не увлекавшийся магией чисел.

Часы показывали половину четвертого. Домой в такую рань не тянуло, да и день выдался приятный, не слишком жаркий, так что Данилов решил прогуляться по ВДНХ, благо находился неподалеку от этого благословенного и памятного ему места. Когда-то давно, целую вечность назад, у фонтана «Золотой колос», не работавшего в ту пору, Данилов впервые поцеловал любимую девушку, которая впоследствии вышла замуж за другого мужчину, но жизнь эту ошибку исправила, столкнув влюбленных лбами на шестьдесят второй подстанции скорой помощи…

«Золотой колос», обрамленный маленькой радугой, сиял под солнцем так, что на него нельзя было смотреть. Патлатый юноша, похожий на молодого Джона Леннона, рассказывал группе слушателей историю фонтана. Прислушавшись, Данилов узнал, что нынешний железобетонный фонтан представляет собой обновленную версию первозданного, медного, построенного к открытию выставки и демонтированного в 1949 году. «Совсем как у нас с Еленой, – подумал Данилов. – Было – закончилось – возродилось…».

Откуда-то сбоку доносился дразнящий аромат жареного на углях мяса, но Данилов был москвичом, а у москвичей посещение Выставки неразрывно связано с пончиками, которыми их в детстве угощали здесь родители или дедушки с бабушками. Разумеется, Данилов не мог нарушить эту славную традицию. Решительно проигнорировав соблазнительные мясные запахи, он направился за пончиками, а для того чтобы впечатление было исчерпывающе полным, подкрепился по дороге эскимошкой (несмотря ни на что, москвичи знают, верят и помнят, что самое вкусное мороженое в стране продается на ВДНХ).

Пончики оказались теми самыми, со вкусом детства и волшебной способностью исчезать в мгновение ока. Данилов купил большой пакет, чтобы порадовать не только себя, но и домашних, но по дороге к метро незаметно для себя самого слопал все подчистую, до последнего пончика, пытавшегося спрятаться от его безжалостной руки в углу пакета. Добрая мысля о том, что надо было брать больше, причем в двух пакетах, пришла слишком поздно. Возвращаться не хотелось, да и вообще Данилов не любил возвращаться, и потому он поспешил успокоить себя тем, что Елена, вечно сидящая на похудательных диетах, все равно не стала бы есть пончики, а Мария Владимировна больше обрадуется тортику, вроде «Птичьего молока» или «Праги»…

За ужином Данилов сообщил жене и дочери новость.

– Вау, как интересно! – восхитилась дочь. – А с тобой на суд сходить можно? Я тихонечко в уголке посижу…

– Посторонним там делать нечего, – строгим тоном ответил Данилов, – да и я не уверен, что стану выступать на суде. Пока что речь идет о даче заключения, в письменной форме.

– А почему тебе не дали охрану? – Мария Владимировна озадаченно нахмурилась. – Или тебя охраняют незаметно?

– Экспертам конвой не положен, только подсудимым, – отшутился Данилов.

– Ну как же не положен? – растерялась дочь. – А вдруг мафия захочет похитить нас с мамой, чтобы вынудить тебя дать неверное заключение?

– Мария, что за каша у тебя в голове?! – возмутилась Елена. – Какая мафия?! Папа будет оценивать случай в больнице, чтобы установить, кто из врачей совершил ошибку…

– А медицинская мафия – самая страшная! – парировала дочь. – И не спорь, пожалуйста! Ты сама об этом говорила!

– Яблочко от яблони… – проворчала себе под нос Елена, но развивать тему сходства дочери с отцом не стала.

– Живи спокойно, – сказал дочери Данилов. – Никто тебя не похитит, ну разве что только какой-нибудь влюбленный юноша…

– …посадит на белого коня и увезет во дворец! – подхватила дочь. – Романтика-фигантика! Папа, извини, конечно, но ты ужасно старомодный, совсем как музейный экспонат!

– Ты что, Маша?! – упрекнула Елена. – Во-первых, сравнивать родителей с музейными экспонатами невежливо. А, во-вторых, твой папа юн душой и сердцем молод. Это он тебе советует жить спокойно, а самого так и тянет на приключения, как мальчишку!

– Сравнивать взрослого мужчину, тем более – доцента, с мальчишкой невежливо! – заметила Мария Владимировна, в точности копируя назидательный тон матери.

– Яблочко от яблони, – сказал Данилов, переводя взгляд с дочери на жену.

Глава третья. Absente aegroto

Заседание экспертной комиссии проходило в непринужденной обстановке и больше напоминало общение старых приятелей, нежели деловую встречу. Расположились в креслах за низким круглым столом. «Ну совсем как рыцари короля Артура», подумал Данилов. Ямрушков собственноручно приготовил кофе в кофеварке, выставил в центр стола вазочку со сладостями и гостеприимно распахнул дверцу одного из книжных шкафов, явив взорам гостей мини-бар, к которому за все время никто так и не подошел. Но, как говорится – была бы честь предложена.

Профессор Мароцкевич из Бакулевки оказался довольно приятным в общении человеком. Узнав о том, что Данилов начинал на «скорой», вспомнил, как в студенчестве подрабатывал фельдшером на семнадцатой подстанции и сразу же начал искать общих знакомых, которых набралось около десятка. А Ямрушков в тему поведал о том, как в ординатуре ему дважды приходилось «бодаться» со «скориками», привозившими в морг живых людей. Данилов и Мароцкевич при этом понимающе переглянулись – да, попадались на «скорой» деятели, брезговавшие осматривать бомжей и подобных им личностей, лежащих бездыханными на улице. Пнут разок и если лежащий не пошевелится и не издаст каких-либо звуков, то везут в морг. Хорошо, если в салоне «пассажир» как-то обозначит свою принадлежность к миру живых. В этом случае его доставят в больницу. Но если он будет вести себя тихо, то так и доедет до морга, а вот там начнутся проблемы…

В самом начале работы Данилова на «скорой» произошел совершенно дикий случай, показывавший, насколько деградировала служба скорой помощи в лихие девяностые годы, когда на шестой части земли царил тотальный бардак. Бригада четвертой подстанции (причем – врачебная, а не фельдшерская!) привезла во второй судебно-медицинский морг, находящийся в переулке Хользунова, взятого с улицы бомжа. Вышло так, что на входе образовалась очередь из машин скорой помощи. Такое нередко случается в вечерние пиковые часы, особенно если прием трупов ведет не слишком расторопный санитар. Терять время в очереди бригаде не хотелось. Они перегрузили труп на каталку, сунули ему под руку сопроводительный лист, подкатили каталку поближе к входным дверям и уехали, не забыв спросить у «отстрелявшейся» бригады фамилию принимающего санитара, которую нужно указывать в карте вызова. Расписался за принимающего врач, обычная, надо сказать, практика.

Подобная «махновщина» могла бы и сойти с рук, потому что подписи принимающих на картах никто не сличал. Заведующие подстанциями и старшие врачи обращали внимание лишь на то, чтобы рядом с фамилией принимающего была бы какая-нибудь закорючка. Но на этот раз не прокатило. По трем причинам. Во-первых, покойник на момент прибытия к дверям морга на был жив и умер только спустя шесть часов. Во-вторых, то ли по запарке, то ли из пофигизма, до семи часов утра ни дежурный санитар, ни охранник, не обратили внимания на стоявшую на улице каталку, тем более что она переместилась немного в сторону – то ли сама откатилась, то ли кто-то передвинул. Скорее всего, ребята напились до такого просветленного состояния, когда не хочется обращать внимания на «посторонние мелочи» вроде каталок и лежащих на них тел. В-третьих, у дежурного санитара хватило ума на то, чтобы не оформлять найденный перед окончанием дежурства труп задним числом, а вызвать наряд милиции. А мог бы и оформить, вредина…

По скоропомощным документам труп проходил, как сданный в морг в среду, в двадцать один час восемнадцать минут, а прибывший для осмотра судмедэксперт определил время смерти между тремя и четырьмя часами четверга.