Иная жизнь - Ажажа Владимир Георгиевич - Страница 25

Если в лабиринте науки стараться до всего дойти самому — не хватит денег на покупку обуви, — сказал кто-то. Не помню, в какой подвал или красный уголок я пригласил на первую сходку будущих членов будущей уфологической группы. Но именно тогда, в 1978 году, вспыхнула искра, разгоревшаяся в широкое движение.

В группу вошли люди, обрекавшие себя на нерадостную деятельность борцов за истину. «Но ясновидцев, впрочем, как и очевидцев, во все века сжигали люди на кострах» (извините, опять Высоцкий). Это кандидаты наук Лев Чулков, Генрих Талалаевский и Лев Гиндилис, доктор философии Георгий Иванович Куницын, инженеры Никита Шнее, Владимир Гладилин и Владимир Забелышенский, преподаватель иностранного языка Борис Шуринов. Объединяла этих разных людей идея — познать тайну НЛО.

Собирались мы обычно раз в месяц в конце дня на правах II съезда РСДРП, без афиши, вынужденно меняя явки: в классе школы или техникума, в ЖЭКе, на частной квартире, парализуя вечернюю жизнь чьей-либо семьи. Заслушивали научное сообщение — «домашнее задание» какого-либо члена группы, обменивались новой информацией, принимали очевидцев, планировали проверку их показаний и просветительскую деятельность.

И вдруг сверкнул лучик возможной легализации нашей деятельности. Многие помнят, что первым советским массовым телевизором был «КВН». Да-да, с водяной линзой. Его название образовано заглавными буквами фамилий трех его изобретателей (не путать с «Клубом веселых и находчивых», хотя, чтобы создать телевизор, надо, как минимум, обладать находчивостью).

За буквой Н скрывается фамилия профессора Новаковского. Вот он и возглавлял в 1979 году Московское городское правление НТОРЭС имени А. С. Попова. Латиноамериканское звучание аббревиатуры НТОРЭС расшифровывалось прагматически: «Научно-техническое общество радиотехники, электроники и связи». Переговоры с Новаковским завершились на заседании президиума МГП НТОРЭС. 17 июля 1979 года его постановлением была создана секция «Ближний поиск внеземных цивилизаций с помощью средств радиоэлектроники», утверждено Положение о секции, Положение об Общественной научно-технической лаборатории, утвержден состав бюро секции, где я был определен председателем.

В состав бюро вошли начальник управления связи Главного штаба ВМФ вицеадмирал М. М. Крылов, летчик-космонавт Е. В. Хрунов, заместитель начальника Центра управления полетами Ю. Г. Назаров и другие достойные люди. Вот, кстати, опубликованное в то время высказывание Евгения Хрунова: «Можно ли предположить существование инопланетных цивилизаций? Конечно, можно. Пока не доказана исключительность Земли, такое предположение имеет право на существование. Иначе придется поверить в сверхестественный замысел. Что же касается НЛО, то их отрицать нельзя, их видели тысячи людей. Можно предположить, они вызваны оптическими эффектами, но некоторые их свойства просто поражают воображение. Например, возможность на большой скорости изменить курс на девяносто градусов». Для того времени это было смелым заявлением.

Все в документах было расписано как в красивой партитуре: и привлечение научной общественности, и организация разработки электронной аппаратуры для поиска проявлений ВЦ в виде неидентифицированных (аномальных) объектов, и сбор фактографической информации, и даже — дань НТОРЭС — исследование влияния помех, создаваемых НЛО, на прохождение радиои телевизионных сигналов. Регламентировалось установление связей с НИИ, проектными организациями и ВУЗами по договорам о творческом содружестве.

Через месяц пришлось сделать первый реверанс эпохе. В название секции было предложено внести изменение — не «поиск ВЦ», а «исследование аномальных атмосферных (!) явлений». В принципе это уточнение ни на что не влияло. Казалось бы, все нормально. За работу, товарищи!

Но камнепад случился уже на первом крупном мероприятии — на открытом заседании секции, которое мы проводили 28 ноября 1979 года в гостиной Дома актера. Члены секции просто растворились в гуще многочисленных незваных гостей, среди которых выделялась величественная (а ля Зыкина) фигура инструктора горкома партии Люции Савиновой. За все время она не разомкнула рта, томно кутаясь в цыганскую шаль. После докладов, сделанных мной — о сути проблемы и задачах секции, Львом Гиндилисом — о результатах анализа статистических данных по наблюдениям НЛО в СССР (а он докладывал содержание брошюры, изданной с соавторами в ИКИ), и, наконец, после яркого, как всегда, выступления Георгия Ивановича Куницына о философских аспектах контактов с ВЦ, началась дискуссия. Я не помню всех выступлений против. Их было большинство. Но то, что доктора технических наук Новаковский и Петрович оказались вдруг в стане ниспровергателей, было и неожиданным, и, по сути, ожидаемым. Через неделю постановлением того же президиума деятельность секции была прекращена как несоответствующая профилю НТОРЭС. Не по добру был грустен взор Люции.

Не так получилось в Киеве. Там неутомимая Инна Сергеевна Кузнецова, ссылаясь на опыт Москвы, сумела быстро организовать аналогичную секцию в составе Украинского НТОРЭС. Председателем секции согласился стать академик Писаренко, и она, благодаря усилиям Кузнецовой, существует и по сей день.

И вдруг — о, Господи, неисповедимы пути твои — меня приглашают к членкору В. В. Мигулину, первому лицу в Академии наук СССР по проблеме аномальных атмосферных явлений, главному цензору по всему, что касается НЛО, а заодно и директору Института земного магнетизма, ионосферы и распространения радиоволн и к тому еще и профессору МГУ. Принимал он во флигеле, что рядом со зданием президиума Академии на Ленинском проспекте. «Мы хотим установить взаимопонимание. Вы не возражаете, если на нашей беседе будут присутствовать мои коллеги?» Мы не возражали. А потом вспомнили, как в цирке показывают диких животных.

Меня посадили на стул перед столом Мигулина. А «коллеги», не помню, в два или три ряда уселись в удалении, в почтительном или карантинном расстоянии, обеспечивающем, по крайней мере, первичную безопасность. Не хватало разделительной изгороди. Но она была возведена мысленно. Среди клевретов Мигулина я знал лишь двоих — Ю. В. Платова и А. А. Макарова. Все напряглись. Еще бы, рядом живьем сидел возмутитель общественного и особенно академического спокойствия, смутьян, этакий «тарелочный» Робин Гуд.

Я не жалею о затраченном времени. И хотя беседа была никчемной, и Мигулин не отошел от официальной точки зрения: запуски ракет, оптические и метеорологические эффекты, я еще раз понял, что эти, называющие себя исследователями люди рядятся в чужую тогу. И не ведомо им то, что называется научным поиском. «Вот когда мы получим данные, то мы…» — «От кого получим? Кто вам их доставит? А сами-то вы выезжали хоть раз туда, где приземлялся НЛО? А как поставлен сбор информации очевидцев? А как вы поступаете, когда пишут о контактах? Как? Вы такие письма сразу выбрасываете?» — «У нас давно наработаны методы работы с подобным материалом». — «То есть как давно, если раньше НЛО вообще не изучались?» — «Не горячитесь. Мы учтем Ваши предложения. Более того, в формируемом для изучения проблемы коллективе мы найдем достойное место и для Вас». Конечно, и тогда, и позже ни о каком достойном месте никто не вспоминал. Но сдерживающее влияние «серого генерала» от науки на российскую уфологию ощущается и сегодня.

Мне представляется, что главный враг человечества — это вульгарность человеческого сердца, человеческого воображения. Например, вульгарно-плоское воображение Маркса, его российских наследников, вульгарно-ортодоксальное воображение мигулиных.

А я, как собака в поисках хозяина, заручившись рекомендацией Хрунова, уже договаривался с космонавтом А. В. Филипченко об образовании секции НЛО в возглавляемой им Федерации космонавтики при ДОСААФ. Мой доклад на президиуме Федерации завершался, все согласно кивали, но в зал ворвался взволнованный незнакомец.

«Кого вы слушаете? Кто дал ему слово? Об этом человеке (то есть, обо мне) отрицательно высказывался один из членов Политбюро!!!» — на одном дыхании все это прокричал, как оказалось, директор Московского планетария Парцевский. Он даже дрожал, то ли от негодования ко мне, то ли от подобострастия к неназванному идолу. Выстраиваемое нами с Филипченко здание рухнуло в минуту. Оспаривать что-либо было бесполезно. Мы с членом Политбюро были в разных весовых категориях. Вышло, как в планетарии: когда зажигается свет, ты вновь переносишься от звезд к терниям.