Сфера времени (СИ) - Ершова Алёна - Страница 52

Лишь несколько часов им дано до расставания, и то время ушло на показ дома да обсуждение денежных и бытовых вопросов. Сотник впервые ощутил, что оставляет за спиной то, к чему будет желать вернуться.

Он не мог не уехать. Горела степь, ночью ветер принес запах дыма. Не отразят булгар на землях мордвы, придут степняки в Муром. Давид помнил, как, еще будучи просто десятником, спешил на помощь в град Владимир. Без приглашения явились опасные соседи к золотым воротам. Пришлось выпроваживать вон. Не хотел он, чтобы его вотчину осаждали. Теперь тем более не хотел. И уезжать не хотел. Дома оставалась супруга — лебедушка, среди стаи коршунов. Боялся сотник, как бы лихо какое не случилось. Да матушка и отец Никон присмотрят за Ефросиньей, помогут советом, в обиду не дадут, да он попросил Илью, чтоб Настасья была по возможности рядом, благо соседи. Но этого казалось мало. Неспокойно было на душе, муторно: всё-таки женщина одна на хозяйстве без мужа. А вдруг что? Кто поможет?

Недовольным ящером приползла мысль оставить на хозяйстве Юрия. Приползла и осталась. Почему, собственно, и нет? Младший брат сможет быть защитой и подспорьем, помочь, оградить, подсказать, где надо. «Да, и заменить может вовсе, что уж тут», — ужалило ядом понимание. Давид покривился. Действительно, он видел, как легко и непринужденно они общались. Как мягко, с полуулыбкой смотрела на брата Фрося. Да и Юра никогда не скрывал, что красавица лесная ему нравится.

На крыльце показался заспанный брат. Легок на помине. Давид тряхнул головой, отгоняя дурные мысли.

— Не седлай коня, — бросил он. — Ты дома остаёшься.

Юрий замер, словно громом пораженный.

— С чего это вдруг?

— Две женщины на хозяйстве, кто их защитит?

Десятник вспыхнул, налился краской, крылья носа его расширились.

— Раньше тебя это не заботило! Ты, значит, на войну, а меня подле бабской юбки? Нет уж, так, братец, не пойдет!

— Слышал мой наказ?!

— Нет, не слышал! — рявкнул Юра. — Я десятник, а не нянька! Ничего с твоей женой в городе не станет!

— А я твой командир, приказы которого ты должен слушать!

На шум зарождающейся драки вышла Фрося, постояла, послушала и, решив, что братоубийство ей перед домом вот совсем не нужно, громко позвала:

— Мужчины, завтрак!

Братья отскочили друг от друга.

— Я не голоден! — бросил Юрий и ушел в сторону конюшни.

— Вымесок! — сжав кулаки, процедил Давид.

Фрося подошла ближе и негромко произнесла:

— Зачем ты говоришь то, о чём потом жалеть будешь?

— Не лезь, женщина, в те дела, которые тебя не касаются! — огрызнулся не остывший от ссоры с братом Давид.

Ефросинья осталась стоять, где была, лишь руки на груди скрестила.

— В те, которые меня не касаются, — не буду, — спокойно ответила она, подавляя желание развернуться и уйти. «Это не партнер на одну ночь, которого можно игнорировать, это человек, с которым придется строить быт и договариваться. Скандал закатить всегда можно, только толку он него как от лавины в горах».

— …Но это не тот случай. Давид, сколько нянек ко мне не приставь, ты все равно будешь переживать…и, наверное, спасибо тебе за это. Не терзайся, езжай, а я постараюсь справиться. У каждого своя война, так ведь? — она подошла еще ближе и, став почти вплотную, опустила руки и тихо, едва слышно, добавила:

— Ты, главное, возвращайся, а я постараюсь сделать так, чтобы было куда.

Воин не выдержал и прижал супругу к себе. Крепко. Боясь отпускать, оставлять одну.

— Хорошо. Только береги себя, лада. И скажи этому ярохвосту, чтоб догонял.

— Скажу и бутерброды ему выдам.

— Надеюсь, «бутерброды» — это подзатыльники, — проворчал Давид и вскочил на коня.

После отъезда мужчин Ефросинья серьезно задумалась, как быть дальше. Раз она твердо решила тут остаться, то усадьбу и двор надо приводить в порядок. Для начала всё вымыть, выстирать и вычистить, а потом посмотреть, как решить ряд бытовых вопросов. Сложности с водой и отоплением её, с одной стороны, не тяготили, но с другой, она видела примитивный слив у отца Никона, да и экспериментальная печь с трубой у неё худо-бедно получилась. А в усадьбе на два с половиной этажа полноценно топился зимой только первый, остальные комнаты оставались холодные или в качестве обогрева использовались жаровни с углями, Фросю такое положение дел не устраивало. Даже с учетом достаточно теплых зим. Потому вопрос этот нужно было решать после уборки, но до холодов, и он, как и проблема с остеклением, требовал денег. Однако в финансовое положение семьи Давид её посвятить не успел. Сундук с серебром показал, отрядил брать из него, сколько нужно, но об источниках и регулярности заработка не обмолвился. И как узнать: это денежный запас на год или на всю жизнь? И сколько, а главное, на какие нужды можно тратить? Например, как и что запасать к зиме? Со всем этим предстояло разобраться самой, но вот как, спрашивается? Не имея понятия о ценах и потребностях.

Мысли рассыпались, словно горошины по полу. Много, но каждая сама по себе ни о чем.

"Так, нужен список. А лучше всего квадрат срочных и важных дел."

После написания плана картина приобрела целостный вид.

Срочными и важными оказались уборка, инвентаризация, проверка своего села, определение внутрисемейной экономики и уже после определение всего того, что необходимо заготовить на зиму.

— Ефимья! Где ключи от светлицы?

Тишина в ответ. Не слышит старуха или не желает слышать. Итог один — пришлось подойти к бабке ближе и повернуть к себе.

— Ключи где?

— Ты чавой меня трясешь, не груша я тебе! Прибрала я их, ты ж мимозыря бросила, где ни попадя!

Все свои сорок лет Фрося считала себя очень спокойным человеком, умеющим добиваться своего, не опускаясь до крика и угроз. Склоки на педсоветах и провокации со стороны студентов трогали её чуть меньше, чем никак, но вот эта старуха, которая лишь по недосмотру эволюции до сих пор топчет землю, вывела её из себя. Фрося вдохнула воздух, готовая вступить в первую в своей жизни перепалку. Так как «где ни попадя» было в спальне, на полке возле кровати.

Но мелькнувший на мгновенье любопытный нос подаренной рабыни охладил лучше ледяной воды.

— Собирайся, — сказала она ключнице холодно и развернулась.

— Это куда еще? — опешила, не ожидавшая такого ответа старуха.

— В Троицкий монастырь. У тебя же ряда нет, верно[1]? Ты полностью в моей власти. Однако супругу своему я обещала на улицу тебя не выгонять. Но и терпеть выходки, подобные этой, я не намерена. Потому поехали, попрошу матушку Фотинью, чтоб в монахини тебя постригли, оставлю гривну на содержанье и живи себе в тишине и молитвах.

Первые мгновенья ничего не происходило, и Ефросинья испугалась, что перестаралась, и ключницу сейчас хватит удар.

— ААА! — заблажила старуха и плюхнулась на пол. — Не губи, матушка! Лучше выпори!

К такому повороту событий Ефросинью жизнь не готовила. Было совершенно не понятно, театр это одного актера или холопка действительно испугалась того, что её постригут в монахини.

— Встань, — негромко, но твердо произнесла Фрося. Удивительно, но бабка услышала и, кряхтя, поднялась.

— Ключи, — связка перекочевала к законной хозяйке.

— А теперь слушай. Когда Давида нет, в доме я главная. Нравится тебе это или нет. Брать ключи запрещено. Заходить в одрину тоже. Указания мои выполнять. О том, что творится в доме, за воротами не трепаться. Если не устраивают такие правила — монастырь.

В общем и целом, они договорились. И добились определённых результатов. А главное — Ефросинья получила доступ к ресурсам.

Инвентаризация длилась два дня. Всё имущество Фрося переписала и поделила на три условные части: Давида, приданое и свадебные дары. После чего стало более-менее понятно, чем она располагает.

Подспудно пришлось учить Ретку писать. С таким хозяйством Фросе просто необходим был грамотный помощник. Хотя девочка, и будучи неграмотной, обладала просто феноменальной памятью. Например, могла даже на следующий день точно перечислить все вещи, лежащие в сундуке.