Мой ненастоящий (СИ) - Шэй Джина "Pippilotta" - Страница 49

Усвоила ли я?

Кулаки сжимаются от бешенства.

Будь я мужчиной — я бы, пожалуй, воспользовалась священным мужским правом защищать свое задетое самолюбие. Я бы сама двинула Владу куда-нибудь в район мозжечка, в надежде, что его чертовы мозги наконец заработают и он начнет вести себя по-нормальному.

— Ты все поняла, Цветочек? — все тем же вкрадчивым змеем шипит мне мой муж.

Как же он любит эту игру. Дождаться, пока я расслаблюсь, а потом со сладкой улыбкой вогнать нож мне между ребрами и провернуть его так, чтобы кровь брызнула во все стороны.

Будто и не было ничего. Ни вчерашнего вечера, ни поцелуя, высасывающего остатки воздуха в моих легких, ни его фальшивых обещаний и болтовни про доверие.

Но не плевать ли мне на это сейчас? Он не может, не хочет, не собирается относиться ко мне как к равной. Он не ответит мне взаимностью. И… На это мне тоже плевать. А на что мне не плевать?

На то, что он может умереть из-за своих промедлений. И на то, что я ничего не могу с этим сделать. А что могу?

— Да, я поняла, Влад, — в моей груди холодеет, но в то же время там сосредотачивается вся моя решимость, — я поняла, что никак не смогу повлиять на твой отказ от операции.

— Именно. А теперь…

А теперь — я ловлю его за грудки и врезаюсь своим ртом в его. Бесцеремонно, яростно, первым делом прокусывая этому мудаку губу.

Пошло оно все к черту!!! 

Мне казалось, это я его целую. Мне казалось, что эта игра — на пару секунд, до той поры пока мне вновь не укажут на мое место, чтоб его.

Это ведь так просто — всего-то разорвать поцелуй. Он обходился со мной и похуже.

А потом…

Ветров делает резкий рывок вперед, и мои лопатки врезаются в дверь. А солоноватый, жадный мой поцелуй вдруг меняет своего инициатора. Теперь это поцелуй Владислава Ветрова, голодный, лихорадочный, клеймящий мою душу. Опустошающий меня с каждой секундой.

Чудовищно — понимать, что я влипла не в кого-нибудь, а в него. В этого жесткого, самоуверенного, презрительного мерзавца.

Больно знать, что моя ценность в его глазах — ничтожна. Так. Каприз, который он решил позволить себе напоследок.

Напоследок.

Это слово вообще оказывается лютейшим пыточным заклинанием для меня. Его даже в мыслях лишний раз произносить не хочется.

С другой стороны…

Я хочу сосредоточиться на этой секунде. Не хочу ни о чем думать.

Это безумие…

Я не понимаю, почему это не прекращается. Оно просто не прекращается. И секунда за секундой, наши губы продолжают терзать друг друга, не останавливая свой жестокий танец, вопреки тому, что кровоточат уже не только губы моего мужа, но и мои. Он кусает меня тоже. С досадой, злостью, граничащей с бешенством.

Ладони Влада держат мое лицо, будто заключая его в оковы. Расстояние между мной и мужем вдруг становится почти что отрицательным.

Злость, бурлящая в моей крови, требует дать ей выход. Кусать его губы, раз за разом, заставлять его рычать и плотнее прижиматься ко мне и грубее вторгаться в мой рот, не выпуская присвоенную инициативу. Дернуть рубашку из-под ремня, и с досадой впиться в голую кожу. Пусть ему будет больно, хоть капельку, и эту боль ему причиню я. Только так и могу на самом деле.

Последний маневр в моем марш-броске — обвить ногой его бедро — знак того, чего именно я хочу…

Знак оказывается воспринят верно, и в следующую секунду и сильные руки уже заставляют мои ноги оторваться от пола. Я ощущаю себя совершенно невесомой, до того легко Влад удерживает меня.

Господи, да неужто это работает? Я даже не надеялась!

— Цветочек… — первое слово за последние несколько минут, и до чего же контрастно оно с тем тоном, в котором общался со мной мой муженек несколько минут ранее. Захлебывающийся, исступленный, будто бы даже находящийся на грани и пытающийся удержаться от её пресечения.

Не очень успешно пытающийся. Потому что именно в эту секунду с негромким звуком проворачивается защелка внутреннего замка, отрезающая как мне путь к отступлению, так и возможность кому-то нам помешать.

— Останови меня, — Влад рычит это, оторвавшись от моего рта и практически тут же впиваясь жадным ртом в мою шею, — останови немедленно! Потом уже не сможешь.

— Нет, — наступает мой черед яростно огрызаться, — не буду.

Еще одна атака, снова между нами остается только пара миллиметров расстояния, и та — из-за надетой на нас одежды. Которая в общем-то тоже почти не играет никакой роли.

— Останови, — повторяет Влад, выкрадывая секунду между теми поцелуями, которыми он покрывает мою шею.

— Это моя роль, — шиплю я, впиваясь пальцами в короткие жесткие волосы на его затылке, — ты это сказал. Я тебя слушаюсь.

— Ты не готова к этому.

Болтовня болтовней, а дело Владислав Каримович знает. Пуговицы на моей блузке уже почти все пали его жертвой. И горячая ладонь Ветрова, пробежавшая по моей голой коже, будит в моих мыслях жар и тьму.

— Я? Или ты? Может быть, ты не в форме для всего этого, муженек? Тогда конечно, давай остановимся.

Бесить его оказывается ужасно увлекательно. И я получаю свое возмездие тут же.

Его руки стискивают меня еще сильнее, он разворачивается от двери вместе со мной и роняет меня на смятое одеяло больничной кровати. Наваливается сверху, будто распиная меня по постели.

— Ты пожалеешь об этих словах, Цветочек, — хищно шепчет Влад, сползая губами к моим ключицам.

— Не дождешься, — фыркаю с горечью.

Сейчас я не в настроении жалеть абсолютно ни о чем.

Я — мазохистка. Иначе это не объяснить. Каждое его прикосновение, каждая секунда этой близости приносит мне только боль — лихорадочную, мучительную, ослепляющую. И нет объяснения, почему я так отчаянно цепляюсь в этого мужчину — ногтями, губами, ногами… Всем чем могу.

Пусть не место и не время. У меня вообще может больше не быть ни места, ни времени, чтобы побыть с ним. Быть его женщиной. Поэтому — никаких пауз, никаких сожалений. Буду сейчас его. С совестью и гордостью поговорю потом!

40. Влад

Она сама напросилась — самая главная сегодняшняя ложь.

Несколько месяцев рядом с Маргариткой, когда я совершенно точно осознавал, что хочу затащить эту чертову лань в постель и не выпускать её оттуда хотя бы несколько дней к ряду.

Две недели рядом с ней.

Неделя — её откровенных, ставших такими сладкими искушений, когда я сам испытывал свою силу воли, практически подыхая каждый вечер, удерживая себя на расстоянии. От длинных стройных ног. От гладкой нежной кожи. От водопада светлых шелковистых волос. От глаз, которые задешево купили Владислава Ветрова в первую же встречу с ним…

После всего этого я набросился бы на неё голодным зверьем, даже если бы она просто стрельнула глазами в мою сторону, а уж когда она сама меня поцеловала…

У неё просто не было шансов уйти от меня сейчас. Ни живой, ни мертвой.

Я слишком. Долго. Ждал! 

Касание. Касание. Касание!

Каждое прошивает мое тело молнией на пару тысяч вольт силой. Все что мне нужно — её голая кожа. Её затуманенные глаза. Её сердитые пальцы.

Царапает меня. Смешно. Сверкает глазами как злючка — еще смешнее.

Вот только мне не до смеху сейчас, совершенно.

Я словно зверь, ловлю всякое движение её тела, впитываю каждый мелькнувший в глазах отблеск, каждый звук, сорвавшийся с нежных губ.

Только бы не увидеть панику. Не стать для неё одним из тех мудаков, которые снятся ей в кошмарах. Наверняка же снятся. Недаром она так долго никого к себе не подпускала. Недаром и сейчас она теряется, не смеет прикасаться ко мне долго, постоянно отдергивает руки.

Не передумай, Цветочек — я готов тебя даже умолять об этом. Потому что я ведь прямо сейчас сдохну, если ты это сделаешь.

Страх… Я все-таки вижу его! Гость, которого было так тяжело избежать. Когда больше не остается шагов вперед и слоев ткани между нами. Когда оба мы понимаем, что дальше только то самое, когда мой Цветочек закусывает губу, каменея всем телом.