Малахольный экстрасенс. Дилогия (СИ) - Дроздов Анатолий Федорович - Страница 51

— Идемте пить чай! — предложил стоявший здесь же Терещенко.

Мы отправились к нему в кабинет, где секретарша главного врача принесла нам чай и бутерброды. Яков попросил кофе, ему сделали растворимого. Он его едва пригубил, к бутербродам вовсе не прикоснулся. Я стесняться не стал — целительство пробуждает зверский аппетит. «Как же так? — спросите вы. — Ведь энергия идет из окружающего пространства, сам говорил». Так-то оно так, но ведь кто-то пропускает ее через себя, направляет и контролирует? Силы тратишь — о-го-го! Поглощая бутерброды, я украдкой наблюдал за генералом. По его лицу читалось, что только усилием воли он сдерживает себя от желания встать и побежать к сыну. На мгновение ощутил острую зависть. Меня так не любили. Отца вовсе не знал — мать родила меня незамужней, а потом отдала сестре и укатила с очередным хахалем. Даже не знаю, где она сейчас. Вырастила меня тетя Оля. Вот она меня любила, но по-своему, по-деревенски. Лаской не баловала, хотя, заболей, как Арик, отдала бы все, чтоб вылечить.

— Ну, что навестим нашего пациента? — предложил я, сжалившись.

Генерал вскочил со стула, следом поднялись мы с Терещенко. Так, втроем, и ввалились в палату. Арик лежал на койке и читал книгу.

— В тумбочке нашлась, — объяснил подбежавшему к нему отцу. — Скучно просто так лежать.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил Яков.

— Хорошо, — ответил мальчик. — Только таракан в голове бегает. Щекотно и чесать хочется.

— Какой таракан? — изумился генерал.

— Дядя Миша запустил, — объяснил Арик. — Говорит: он съест опухоль.

Яков уставился на голову сына, словно разыскивая дырку, через которую впихнули насекомое.

— Это образное выражение, — успокоил я. — Процесс исцеления вызывает такие ощущения. Разрешите?

Отодвинув генерала, я присел и положил ладонь на голову Арика. А неплохо так процесс идет! Уже четверть опухоли потеряла красный цвет. Вот что значит юный организм! Это не директор торга с его циррозом и угробленной иммунной системой. Да и выглядит мальчик неплохо. Кожа на лице хоть и бледная, но уже не серого оттенка, в глазах появился блеск.

— Есть хочешь? — спросил я, убрав руку.

— Да, — кивнул Арик. — Очень.

— Я сейчас! — сказал Яковлевич и исчез за дверью. Спустя несколько минут он вернулся с санитаркой. Та держала в руках поднос. Подойдя к тумбочке, поставила на нее тарелку с манной кашей, кусочком батона и стакан жидкого чая. Положила ложку. Арик схватил ее и за пару минут смолол угощение, после чего вопросительно посмотрел на нас.

— Ему нужно много есть, — сказал я. — Организм выздоравливает и требует высококалорийной пищи. Колбаса, черная и красная икра, масло, чай с сахаром.

— Распоряжусь! — пообещал Терещенко и торопливо вышел из палаты.

— Идемте, Яков! — я взял генерала под локоть. — Не будем мешать Арику выздоравливать. Пусть читает.

— В последнее время у него совсем не было аппетита, — сказал генерал в коридоре. — Заставляли есть.

«Фирма веники не вяжет, фирма веники плетет!» — хотел пошутить я, но не решился, глянув в лицо генерала. Не поймет.

— Навещу Арика вечером, — сообщил. — На сегодня хватит. Вы его тоже не беспокойте. Организм мальчика борется с болезнью, не отвлекайте. Пусть ест, пьет, читает. Вы пока можете съездить в город, навестить знакомые места.

— У вас есть дети? — спросил он.

— Нет пока.

— Вот будут, поймете, — вздохнул он. — Никуда я не поеду. Попрошу принести стул, сяду здесь, — он указал на место у двери, — и буду дежурить.

— Как хотите, — пожал я плечами и отправился в ординаторскую. Вовремя. Привезли детей с ДЦП. Мои новые способности сломали прежний график, очередь резко двинулась вперед, из-за чего родители часто не успевали подвозить детей. Я дал команду принимать всех, кто уже в Минске, вследствие чего пациенты шли волнами — то нахлынут, то сидим без дела. До часу дня исцелил пятерых. Мы с Викой съездили в ресторан, пообедали, вернулись, а тут еще подвезли. Провозился с ними до вечера, а затем пошел к Арику.

Яков сидел на стуле у двери в палату. Увидев меня, встал.

— Как сын? — спросил я.

— Нормально, — сообщил он. — Ест, пьет, читает. Много ест. Может…

— Пусть, — сказал я. — Ему нужно. Давайте посмотрим нашего больного.

Увиденное меня удовлетворило — уже большая часть клеток опухоли приобрела синий цвет. Но процесс замедлился, я его слегка подстегнул и попрощался с пациентом. Генерал попросил разрешения ночевать на свободной койке в палате с сыном, возражать не стал. Посоветовал только мальчика не тормошить. Утром следующего дня вновь отправился к Арику. В палате, кроме Якова, обнаружился Терещенко. Все трое оживленно разговаривали; при моем появлении смолкли и уставились на меня.

— Как твой таракан, Арик? — спросил я мальчика. — Более не ползает?

— Перестал, дядя Миша, — улыбнулся он.

Выглядел Арик совершенно здоровым, разве что недокормленным. Ничего, наверстает. Исхудавшее лицо светилось радостью. Удивительно красивый мальчик. Тонкие черты лица, серые глаза — не в отца пошел.

Я сел на стул и положил руку ему на голову. Красных клеток в мозге не наблюдалось. Быстро справился.

— Как чувствуешь себя, герой? — спросил.

— Хорошо, — ответил он и пожаловался: — Только надоело лежать.

— Так не нужно, — сказал я и повернулся к Якову. — Арик в первый раз в Минске?

— В Израиле родился, — подтвердил генерал.

— Ну, так устройте ему экскурсию. Провезите по городу, покажите места, связанные с вашей юностью. Думаю, ему будет интересно.

— Да, папа! — загорелся Арик.

— А ему можно? — засомневался генерал.

— Запросто. Он здоров. С транспортом помочь?

— Я распоряжусь, — заверил Терещенко. — Михаил, на пару слов!

Мы вышли в коридор.

— Вы уверены? — спросил Яковлевич.

— Абсолютно. Можно сделать снимок головного мозга, только я б не рекомендовал. Неизвестно как поведут себя клетки под рентгеновским излучением. Они только обновились. Как бы не пошел обратный процесс. И к чему этот вопрос, Семен Яковлевич? Вы же врач, сами видите. Пациент вчера лежал пластом, а сейчас гулять рвется.

— Вижу, Михаил, — вздохнул он. — Но поверить не могу. Мальчика приговорили к смерти. Лучшие врачи Израиля расписались в собственном бессилии. А вы взяли и исцелили. Невероятно.

— Нет такой крепости, которую не взяли бы большевики, — улыбнулся я. — Так учит партия.

— Какой вы большевик! — махнул он рукой. — Да и партию на дух не переносите. Тут поневоле подумаешь о Боге. Отчего он наделил такими способностями? И почему вас?

— Сам знать хочу, — вздохнул я и пошел к себе в отделение.

Вечером в ординаторскую позвонил Яковлевич, попросил зайти. Я отправился. В кабинете, кроме главного врача, обнаружился Яков. Приставной столик накрыт для банкета. Хм, даже горячее в судках подвезли.

— Михаил Иванович! — подлетел ко мне генерал. — Благодарю!

Он схватил и потряс мою руку. Затем вытащил из кармана пачку стодолларовых купюр, перетянутую банковской упаковкой.

— Держите!

Я взял и протянул Яковлевичу. Тот сунул пачку в карман халата.

— На сохранение, — пояснил в ответ на удивленный взгляд Якова. — У Михаила были неприятности с милицией. Приходили арестовывать по доносу одного партийного деятеля. Его сына Михаил отказался принимать без очереди. Михаила мы отбили, милицию прогнали, но возможно повторение. Обладание иностранной валютой — уголовная статья. А меня не тронут — депутат Верховного Совета.

— Узнаю СССР! — покрутил головой генерал. — Выдающегося человека — и в тюрьму. Да такому целителю цены нет. Кстати, Михаил, — повернулся ко мне. — Если будут доставать, перебирайтесь в Израиль.

— Я не еврей.

— Ну и что? Полагаете в Израиле сплошь евреи? Всех хватает. Вид на жительство гарантирую. Примите иудаизм — получите гражданство. Вы говорите на иностранных языках?

— Английский и немецкий.

— Тогда вовсе без проблем. Английский в Израиле знают все. Русский тоже понимают. Для начала откроете свой кабинет, а там — и клинику. С необходимыми разрешениями поможем. Согласны?