Тарантино - Доусон Джефф - Страница 46

А “Лос-Анджелес таймс” опять рассуждала о далеко идущих последствиях жестоких фильмов в целом. “Так же как главные производители табака, которые отрицают связь между сигаретами и раком, — писала она, — голливудские исполнители будут десять лет настойчиво отрицать это перед судом конгресса. Раскручивая фильм, Тарантино отказывался комментировать аспект, касающийся насилия, заявляя, что он ответил на все вопросы в связи с “Бешеными псами”.

На удивление, наркотики не попали в центр внимания, хотя в фильме есть яркий эпизод, когда Винсент вкалывает дозу. В зависимости от бюджета фильма вырисовывается следующая занимательная картина: низкобюджетным “Бешеным псам” полагалась марихуана; выполненное по последнему слову техники голливудское великолепие “Настоящей любви” располагало к кокаину, а дежурным наркотиком “Криминального чтива” стал героин.

ЛАНС:

Это тебе не Амстердам, Вине. Это оптовый рынок. Кокаин так же вышел из моды, как диско. Силу опять набирает героин. Это же полный возврат к 70-м. Клеши, героин — все, как тогда…

Но, в любом случае, наркоманы получают по заслугам (Винсент уж точно). Только один вид Мии, когда она переборщила с наркотиками, должен отвратить от этого всех любителей поймать кайф. В первом варианте сценария Винсент и Ланс должны были сделать Мии укол соленой воды и попытаться оживить ее — старый наркоманский трюк. Для общего драматического эффекта Тарантино предпочел укол адреналина. Интересно, что этот процесс обсуждался в короткометражке Скорсезе “Американский парень”. Старый друг Тарантино Крейг Хейменн, который имел дело с такими вещами в прошлом, был призван для того, чтобы проконсультировать Джона Траволту и Уму Тёрман, как должны вести себя их персонажи в этой сцене, особенно Траволта, которому было трудно представить себя наркоманом.

Хейменн и Тарантино шутили по поводу того, как Хейменн будет обозначен в титрах фильма — “консультант по наркотикам”. “Но не было ни в титрах “Криминального чтива” специальной благодарности, ни бутылки вина — ничего, — говорит Хейменн, — правда, он очень занятой человек”.

Эрик Штольц вспоминает, каким кошмаром” было снимать эту сцену. “Я вспоминаю набор медицинских инструментов — мне нужно было собрать их все вместе меньше чем за тридцать секунд, потому что нам хотелось, чтобы сцена шла в очень быстром темпе. Снимать ее было настоящим бедствием, потому что большую ее часть сделали за один дубль. За один присест мы сняли четыре или пять страниц диалога (не прерываясь), и тут уже наш адреналин зашумел в крови. Я даже помню, как Квентин схватил камеру и сам начал снимать какую-то сцену с Джоном, а я к нему придирался, сидя на лужайке перед домом. Забавно было швырять Уму туда-сюда, как мешок картошки”.

Единственная реакция на сцену с наркотиками последовала на нью-йоркской премьере “Криминального чтива”, когда кто-то почувствовал себя дурно, но не оттого, что у Мии была передозировка, а глядя на этот самый укол адреналина. В Линкольн-Центре зажгли свет и фильм фактически остановили на девять минут, когда послышался жалобный крик:

“В зале есть врач?”

“Я даже не думал об этом, снимая эту сцену, потому что я совсем не боюсь шприцев, — говорит Тарантино, — я понял, какой она производит эффект, только когда увидел, что люди падают в обморок под кресла…” В Лос-Анджелесе много Лансов, ловких дельцов по продаже наркотиков, для которых сделка не просто сделка, но и момент общения. Уже после нескольких строчек мы чувствуем, что знаем его. Тарантино мастерски создал даже образы второстепенных персонажей. Конечно, по этой же самой причине мы до последних мелочей узнаем главных.

“За последнее время голливудские фильмы полностью сконцентрировались на изображении чего угодно, но только не героев, — говорит Филипп Томас. — Персонажи выполняют роль декораций, а Тарантино опять вернулся к драме, где в центре внимания — герои. За пять минут вы узнаете о Мии Уоллес больше, чем о героине Джульет Льюис из “Прирожденных убийц” за весь фильм”.

Говорит Оуэн Глейберман: “В фильмах Тарантино есть злость и своего рода нигилизм, но он этого не акцентирует. Нигилизм — основная черта всех героев. Каждый из них индивидуален. Они взаимодействуют, но границы между ними очень шатки. Эти люди определены только собственными именами, но он так игриво к этому относится, что это позволяет ему сделать то же, что делает Престон Стёрджес, — создать галерею характеров, каждый из которых очень интересен. В каждой сцене он заставляет вас задуматься о том, что же связывает всех этих персонажей вместе. Это было темой “Бешеных псов” в целом, темой верности, кульминация которой происходит в тот момент, когда кто-то совершает благородный поступок, а его убивают”. Как заявил Джон Траволта: “Я сказал: “Это будет лучшим или худшим шагом в моей карьере”, потому что я никогда не видел актера, снимающегося, сидя на толчке, особенно того, кто считается звездой. Это ниже моего достоинства”.

Тарантино пытался доказать, что все персонажи внутренне очень сложны и за фасадом можно не заметить всех тонкостей актерской игры, особенно игры Траволты, который в качестве хладнокровного убийцы и наркомана должен не только вызывать симпатию, но и не позволять нам забыть о том, что он может преобразиться в одно мгновение. Любимая сцена Траволты — та, в которой он разговаривает со своим отражением в зеркале в ванной комнате дома Мии. “Это — мой любимый эпизод во всем фильме, потому что он дает чудесную возможность что-то сыграть, — рассказывает он. — Представьте себе актера, который одновременно может играть в четырех-пяти разных ключах — бояться смерти, быть привлекательным. Именно ради этого ты живешь как актер, для того, чтобы дождаться таких сцен”.

Вот что касается разучивания танцев… “Он танцевал, потому что ему было тяжело, — объясняет Траволта. — Производить впечатление было для него проблемой. Ему слишком о многом пришлось волноваться, чтобы выглядеть натянуто-раскованным”.

По словам Тарантино, каждый из главных героев претерпевает своего рода трансформацию. “Если воспринимать героя как некую тему, то Джулс пускается в путешествие духа, и даже если в фильме происходит множество событий, не имеющих отношения к Джулсу, то они все равно как-то отражаются на его крестном пути. Миа заставляет Винсента пережить душевное потрясение — не факт, что он тот, кто ее спасет, но вполне понятно, что как-то по-своему Винсент становится другим, пережив эту ночь”. А потом есть Буч. “Буч, когда он не с Фабиенной, — придурок и хладнокровный ублюдок. До того как он встретил Фабиенну, он жил в дерьмовом мире и был дерьмовым парнем. Марселлус не говорит: “Возьми эти деньги, или я убью тебя”. Он говорит: “Я собираюсь предложить тебе эти деньги за то, что ты проиграешь бой, ты, конечно, можешь бороться, но ты никогда не станешь чемпионом, тебя хватит только на два раунда”. Буч думает: “Я возьму твои деньги и все равно выиграю. Подавись”. Он убивает парня на ринге, и ему наплевать. Он приканчивает Винсента и ни секунды не раздумывает об этом. Он нашел Фабиенну, она была глотком свежего воздуха в его затраханном мире, и он решил: “О'кей, я могу избавиться от всего этого, так что я совершу еще один грязный поступок, чтобы добыть деньги, которые позволят мне стать хорошим человеком”. Когда он входит в комнату отеля и закрывает дверь, он навсегда закрывает ее перед Бучем, но она исчезает, и он думает: “Я еще раз должен стать Бучем”.

Глубина этих образов и возможность вгрызаться зубами в огромные куски диалогов — вот что явно привлекало актеров. “Я думаю, что он, возможно, самый великий американский сценарист со времен Престона Стёрджеса, — говорит Оуэн Глейберман, — в этом деле он дает волю своим самым диким побуждениям. Он берет диалог, язык обретает свободу, и он добивается того, чего хочет. Он опирается на поп-культуру и, кажется, отражает в своих фильмах то, что происходит в современном сознании, а в его диалогах на самом деле содержатся идеи. Диалог между Сэмюэлем Джексоном и Джоном Траволтой — это целый спор, но он написан в таком игривом ключе, что суть удается завуалировать. Дело в том, что киллеры разговаривают о том же, о чем и мы, и именно так Тарантино делает их общечеловеческими типами”.