За белым кречетом - Орлов Валерий Константинович - Страница 32

Собрав рюкзаки, мы тронулись в обратный путь. Солнце клонилось к закату, когда мы, осмотрев еще несколько гнезд, где жили канюки и вороны, покидали горы. Внезапно Рушан обернулся, вскинул ружье и, не целясь, выстрелил. Огромный черный медведь тихо спускался за нами с горы. Глухо рявкнув, медведь рванулся в кустарник, сразу же там пропав. Встреча эта на меня нехорошо подействовала: именно в этих местах полдня назад я разгуливал, пытаясь отыскать гнездо белых птиц, о которых рассказали пастухи. Что бы я делал, безоружный, если бы мне встретился этот любопытный зверь?..

Перезаряжая ружье, осуждающе тряхнул головой и Рушан. Мнение его было твердым: в одиночку да без ружья по тундре лучше не ходить.

В сумерках, переходя речку, мы едва не столкнулись еще с одним медведем. Вероятно, это было его излюбленное место рыбалки, и медведь недовольно рявкнул, но уступил дорогу.

Мы шли почти не останавливаясь. Тучи комаров вились над каждым из нас живым серым облаком, не позволяя передохнуть. Охотовед шел впереди, задавая хороший ритм, но все-таки ночь застала нас в пути. К избушке рыбаков мы выходили по свету керосиновой лампы в окошке, идя на него, как на огонь маяка.

Носков уже был здесь. Умытый, чисто выбритый, в мягком свитере, он расхаживал по помещению просторного сарая, где готовили еду и обедали. Узнав о результатах нашего обследования ниши на скале, он заявил, что так и предполагал: не могло быть там гнезда кречетов.

— Северная сторона,— без тени смущения, уверенно объяснял он.— А соколы гнездятся всегда на южных склонах гор. Я сразу догадался — не может быть там никакого гнезда. Ведь это ты услышал писк птенцов,— он ловко попытался все свалить на меня.— Я их не видел.

Тут уж я не сдержался и в присутствии всех высказал ему все, что в тот момент накипело в душе. Припомнил и кречетиху с опутенками, и кречета, которого он «разглядел» в бинокль за шесть километров, а у гнезда его не оказалось, и безжалостность по отношению ко мне, когда отправлял меня безоружным по тундре, и неуважение к товарищам, проявившееся впоследствии. Ведь знал же, оказывается, что гнезда нет, но не остановил Рушана, чтобы тому напрасно не рисковать. Я не скрывал, что за эти дни в нем сильно разочаровался. Да и верить ему перестал.

Носков сник. Он попытался свалить все на неудачный год, убеждал, что кречетиные гнезда он видел в прошлом году, что и самому сильно переживать приходится, ведь не одного меня он сюда позвал, как отчитываться теперь перед Флинтом. Под конец он сказал, что все-таки выследил, где проводит ночь пара кречетов. Хоть завтра он готов меня отвести, и я смогу их снимать. Птицы, уверял он с прежней страстью, близко подпускают! Но я уже решил твердо: хватит мне слушать заверения Носкова! Завтра в Тиличики и оттуда в Москву. Утром, выйдя из избы, поначалу я и не обратил внимания на средних размеров птицу, взлетевшую с берега. Мало ли их постоянно летает тут, подъедая остатки рыбы, разделываемой рыбаками. Чайка, взмахивая крыльями, держась на ветру, подлетела почти к самой избе, а затем, словно убедившись, что вреда ей не причиню, снизилась и ловко опустилась на рыбину, лежавшую в воде у берега.

Я глазам не поверил, вновь присмотрелся. Так и есть: черное ожерелье на шее, бледная розоватость на груди, красные лапки. Розовая чайка! Значит, не напутали рыбаки, именно розовая чайка к ним прилетает. И прилетает, как они утверждают, уже третий год. Я поспешил в избу за фотоаппаратом — успеть бы зафиксировать столь необычный для науки факт: розовая чайка, эта таинственная странница льдов, на побережье Камчатки!

Птица не улетела. Вертя из стороны на сторону крупной красивой головкой, она прохаживалась красными лапками, будто в изящных сапожках, по залитой водой траве, вспрыгивала на голову дохлой кетины, заглядывая ей под жабры и что-то склевывая черным клювом, перебиралась на рваную коричневую сеть, словно постоянно что-то искала забытое здесь. И не улетала.

Делая кадр за кадром, я подошел к ней на четыре метра, ровно настолько, насколько позволял объектив, а мог бы, наверное, и ближе. Птица совсем не боялась меня. Я вынужден был перестать щелкать, уже начав ловить более выгодный ракурс или понеобычнее кадр. Затем, устав сидеть рядом, поднялся на берег, и только тогда, взмахивая, как легкая бабочка, крыльями, будто танцуя, поднялась она в воздух и полетела над рекой к морю. Я снял ее на фоне снежных гор.

О розовой чайке до сих пор ученым известно не много. Впервые обнаружил ее англичанин капитан Росс в 1823 году среди льдов Арктики, неподалеку от острова Мелвилл. И с тех пор каждый путешественник, отправлявшийся к полюсу, совершавший дрейф или переход во льдах Центральной Арктики, таил надежду на встречу с этой птицей. Воспринимая встречу с ней как большую удачу и счастье, Великий Фритьоф Нансен радовался и прыгал, как ребенок, повстречав наконец эту птицу среди льдов. Долгие годы мечтал о встрече с ней во льдах Ледовитого океана и я. А встреча состоялась здесь, на Камчатке, в самом непредсказуемом месте.

В 1905 году русский зоолог и исследователь Севера Сергей Александрович Бутурлин обнаружил гнезда розовой чайки в низовьях рек Индигирки, Алазеи и Колымы. С тех пор и предполагалось, что только здесь можно встретить их. Но Борис Павлов, хорошо знакомый мне охотовед, отыскал колонию этих птиц на восточном побережье Таймыра. Затем гнезда розовых чаек обнаружили в устье реки Лены, и вот повезло мне, я встретил птицу на Камчатке. Что ж, возможно, и здесь появится вскоре колония розовых чаек. Больше станет на земле редких и прекрасных птиц.

...Воспользовавшись утренним затишьем, мчались мы на быстроходном катере охотинспектора по едва колышащейся глади залива. Было холодно, пришлось облачиться во все свитера и плащи. Солнце едва поднялось над горами, просвечивая сквозь косые полосы легких облаков. Вскоре в черную нить сузился берег, пропала избушка рыбаков, виднелись лишь заснеженные пики гор и среди них долго еще хорошо просматривалась гора, по ущельям которой мы тщетно искали белых кречетов.

ПО ВЫВЕНКЕ И ВЕТВЕЮ

Оказавшись в Тиличиках, я решил опробовать баню, которую так нахваливал охотинспектор. Баня и впрямь оказалась преотличной. Мы хорошенько попарились вениками из кедрового стланика, а потом посидели в тесной комнатенке Рушана перед телевизором за чайком. И, ощутив тоску по мягкой кровати с чистыми простынями, на которых я не спал последние двадцать дней, вздумалось мне отправиться жить в местную гостиницу. Там мне дали койку в комнате на восемь человек, но по сравнению с лабазами, избами и сараями, где мне до сих пор привелось ночевать, условия показались на первых порах почти райскими. Что скрывать, нередко приходилось спать в холодном спальнике на сырой земле, а тут с пружинной сеткой кровать! Но поблаженствовать пришлось недолго.

Часа в три утра я проснулся от стука в окно. За стеклом маячила знакомая фигура Носкова, в плащишке «болонья» и светлом, под цвет белого кречета, картузе. «Выходи»,— поманил он рукой.

Рушан, сообщил Носков, собирается отправиться в объезд владений. Лучший тракторист и охотник госпромхоза берется его сопровождать. Представляется прекрасная возможность побывать на Ветвее, в местах, где, как рассказывали коряки-пастухи, обитают белые ястребы.

Солнце едва вставало, улица была пустынна, только черно-белый пес, подняв одно полуопущенное ухо, лежа у крыльца, вслушивался в наш разговор. Я покачал головой, давая понять, как отношусь к его очередной затее. И хотел было идти спать.

— Рушан с охотником,— удержал меня Носков,— пойдут на двух моторках. Могут взять с собой троих. Морем дойдут до устья реки Вывенки, а потом поднимутся до Хаилино. Рушану надо посмотреть, как прижились норки, которых выпустили два года назад. А затем побывать в лесах по Ветвею, где, по словам охотников, стали встречаться следы лосей. Лоси не живут на Камчатке, это известно, а тут, представляешь, вдруг наш Рушан обнаруживает этих зверей. Сенсация! Да еще какая!