За белым кречетом - Орлов Валерий Константинович - Страница 25

— Плохи дела,— покачал головой Носков, отведя меня в сторону.— Боюсь, что напрасно вызвал тебя. Зима здесь выдалась необычная, снег в горах лежит до сих пор. Старожилы такого не упомнят. В тундре нет ни сусликов, ни куропаток.

Он уже успел побывать в тундре, поговорить с местными охотниками. Они рассказали, что зимой случались небывалые оттепели, а затем ударяли крепкие морозы, начиналась гололедица. По-видимому, из-за этого и сократилась численность куропаток, основной пищи кречетов. Директор госпромхоза Олюторский рассказал ему, что в обычный год охотники-промысловики сдавали до десяти — пятнадцати тысяч куропаток. А в этом году не было сдано и трехсот штук. И хотя за кречетами подобного не наблюдалось, Юрий считал, что благородные соколы, как и многие хищные птицы, в этой ситуации могут и не отложить яиц.

Должно быть, я скис в лице. Да и как тут было не скиснуть. После стольких злоключений оказаться у порога своей мечты и вдруг узнать, что подножку тебе ставят не только отдельные личности, но и сама матушка-природа!

— Да не отчаивайся раньше времени,— рассмеялся Носков,— ведь пока это только мои предположения. Может, все не так. Растут в гнездах птенцы, и дня через два будешь снимать кречетов. Надо только выспаться с дороги да как следует отдохнуть, прежде чем отправляться в горы.

В остальном дела для меня складывались самым благоприятным образом. Саша Гражданкин, вероятно, оценив обстановку, узнал, что километрах в пятнадцати от базы находится птичий базар, а рядом — свободная изба, и ушел с фотоаппаратурой туда, предоставив Носкову отлавливать кречетов. В помощниках у Юрия ходил Иван Бевза. Молодой орнитолог, прилетевший из Казахстана. Он, как и я, прилетел на Камчатку на свой страх и риск, чтобы заполучить хоть парочку птенцов для своего питомника. Оказывается, питомник для выращивания хищных птиц создавался не только в Окском заповеднике, но и в Казахстане. Таким образом, надежды на то, что белые кречеты будут в конце концов спасены от исчезновения, возрастали, и этому оставалось только радоваться.

В тот день, как будто специально для того чтобы взбодрить мое несколько увядшее настроение, случаю было угодно побаловать меня видением белого кречета. Птица, о съемке которой я так мечтал, неожиданно появилась над ручьем со стороны гор. А я в это время с Владимиром Прудниковым, самым словоохотливым из рыбаков, сидел на бревне и, покуривая, любовался гладью реки, буро-зеленой равниной за ней и снежными вершинами гор, освещенными резким светом низкого вечернего солнца. Я подумал, что на такой пейзаж, если бы он был выполнен на картине, можно было бы глядеть каждый день. И никогда бы он не надоел.

В это-то время и появилась на горизонте птица, которую я поначалу принял было за чайку, а потому и не поспешил к рюкзаку, стоявшему не распакованным у избы. В рюкзаке лежали фотоаппараты и объективы, с помощью которых я мог, оказывается, в первый же день сфотографировать белого кречета. Только когда на птицу накинулись с истошными криками черноголовые бесстрашные крачки, защищавшие, по всей видимости, свое гнездо, я замер от удивления.

Крупная белая птица резко взмыла вверх, уходя от раскричавшихся крачек, скользнула с крыла на крыло, легко пронырнув мимо них, и, не обратив больше внимания на птиц, словно это были мухи, полетела вдоль берега реки. По мелькнувшему в синем небе силуэту я признал в этой птице самку белого кречета. Резко взмахивая сильными крыльями и продолжая затем парить на них, птица летела невысоко над берегом, явно что-то высматривая внизу. Вскоре она затерялась вдали.

— Белый кречет,— вскричал я.

— Да,— будничным голосом подтвердил рыбак.— Он здесь часто летает. И все примерно этим маршрутом: по-над берегом речки. Но чаще всего мы этих птиц видим осенью. Когда штормовая погода начинается. Птицы слетаются к домам, сидят на столбах и довольно близко к себе подпускают.

— Не только кречеты,— продолжал он.— Розовые чайки прилетают. Третий год наблюдаем их здесь. Красивые птицы. Да сам их увидишь. Кто-то за ними к Северному полюсу идет, надеясь среди льдов хоть краешком глаза увидеть, а они тут едва ли не у крыльца сидят, Чуть ли не каждый вечер прилетают.

Белые кречеты... розовые чайки... Уж не в сказочный ли мир я попал!.. Кажется, тогда я впервые подумал, что даже если мне и не удастся сделать портрет белого кречета, то о днях, проведенных здесь, жалеть вряд ли буду.

В горы мы отправились налегке. Где-то в конце нашего маршрута, уверял Носков, находится лабаз коряков-оленеводов. Там предостаточно оленьих шкур, на которых можно всласть выспаться и не замерзнуть, а потому и незачем тащить с собой спальные мешки. «Загрузка,— настойчиво повторял он,— должна быть минимальной». С собой он брал лишь две банки тушенки, пачку сахара, чай и буханку черного хлеба. «Не густо»,— отметил я про себя, но высказываться по этому поводу не стал. Юрий ходок бывалый, да и хаживал он уже по этим местам.

День выдался солнечным и ясным. Призывно сияли снегами остроконечные вершины гор. Среди них выделялась одна — массивная, с двумя, как ушки совы, острыми башенками. Ее мы и держали на прицеле, намереваясь обойти, осмотрев ближайшие ущелья.

В зеленой армейской рубашке и светлом картузе, с неразлучным биноклем, одноствольным ружьишком и легоньким рюкзачком, Носков первым отвернул до пояса резиновые сапоги и зашагал через речку. За ним двинулся чернобородый, черноглазый, как цыган, Иван Бевза в зеленой панаме солдата пограничных войск. На груди у него также красовался восьмикратный бинокль, к поясу был прикреплен охотничий нож, за плечом — бухта новенькой толстой веревки, с помощью которой он собирался пробраться к гнезду за молодыми кречетами.

Замыкающим в этой процессии на время всего похода, как я понимал, предстояло быть мне. Более пятнадцати килограммов весила лишь одна фотоаппаратура в моем рюкзаке, но, зная ненадежность нашей техники, я не мог отказаться ни от одного аппарата, чтобы быть во всеоружии, если придется снимать кречета.

— Ни пуха! — подбадривали нас с берега рыбаки.

— К черту, к черту,— в один голос прокричали мы и, перебравшись через мелководную речку, зашагали к горам через болотистую равнину.

Временами на бугорках мы замечали евражек, которые были здесь весьма осторожные и нелюбопытные. Однажды вдали мелькнула подвыгоревшая шубка лисы, и стала понятна угрюмоватость евражек. Эта плутовка, видимо, им особенно разгуляться не давала.

Чем ближе мы подходили к горам, тем сильнее припекало. Приходилось только радоваться тому, что комарики еще не народились. Дорога тогда показалась бы во сто крат тяжелее.

Часа за три мы одолели равнину, выйдя в долину речки, огибающей двуглавую гору с правой стороны. К реке мы выходили по тропам, которые способны были проложить в чащобе кустарников только могучие корякские медведи. И сомнений в том не оставалось, так как следы их постоянно встречались, и притом довольно свежие. Проснувшиеся медведи за отсутствием рыбы лакомились пока молодыми побегами ивы и ольхи.

— Не лучший вид питания,— глубокомысленно констатировал Носков,— могут быть при неожиданной встрече и злы. Придется идти по речке.

Опять пришлось отворачивать до пояса сапоги. И хотя идти по стремительной речке было нелегко, преодолевая при каждом шаге сопротивление потока воды, но все же легче, чем продираться через кустарники, да и безопасней.

В дороге Юрий открылся мне: до моего приезда они с Иваном побывали все-таки у двух гнезд, где годом ранее он видел птенцов. В одном гнезде поселились мохноногие канюки. Другое оказалось пустым. Но когда Бевза полез его осматривать, явилась пара кречетов, белых, которые было и попытались атаковать человека, но вскоре успокоились и улетели.

Отчаиваться рано, считал Юрий, с шумом переставляя в бурлящей воде сапоги, стараясь не поскользнуться на валунах. Кречеты могли поменять гнезда и выводить птенцов где-то неподалеку. К тому же осталось неосмотренным третье гнездо. А на обратном пути они отыскали довольно подозрительную расщелину с натеками. Добраться до нее не удалось, очень уж отвесной оказалась скала. Но когда Бевза все-таки попытался заглянуть в расщелину, откуда ни возьмись, налетела на него кречетиха. Не белая, светло-коричневая с пестринами на груди и, что самое удивительное, с опутенками — ремешками на лапах. Видно, кречетихе этой пришлось послужить у какого-то сокольника, да сумела она «отлететь» и вернулась в родные края. И очень интересно было бы узнать, сумела ли она завести птенцов. Ради этого они и взяли веревку, чтобы попытаться с ее помощью хотя бы заглянуть в подозрительную расщелину.