Побочный эффект (СИ) - "Miss Doe" - Страница 102

В этот момент раздался робкий стук в дверь. «Ну кто там ещё?» — недовольно подумал Снейп и с раздражением бросил:

— Войдите.

Дверь тихо открылась и так же бесшумно закрылась. На пороге стояла Лавгуд.

«О, нет, — мысленно взмолился Снейп. — Мерлин, только не она! Что на этот раз? Эвилинги, мозгошмыги, морщерогие кизляки?» Снейп обречённо вздохнул и откинулся на спинку рабочего кресла. Он молча смотрел на Лавгуд, которая выглядела совершенно убитой и подавленной, и в душе его зарождалось смутное беспокойство. Куда подевался её обычный невозмутимый полусонный вид? Что произошло, раз она пришла сюда, настолько подавленная?

А в том, что то-то произошло, Снейп не сомневался. Вчерашний его визит к Тёмному Лорду обошёлся без Круциатуса, поэтому Снейпу не удалось заглянуть в сознание Лавгуд. У него лишь возникло стойкое ощущение, что девчонка страдает. Откуда оно взялось, Снейп не знал. К тому же ощущение это было настолько слабым и смутным, что он очень скоро забыл о нём. А вот теперь вспомнил. Она сама пришла к нему, значит, действительно стряслось нечто, касающееся их обоих. Просто так она бы не явилась. Мало кто из студентов решается посещать его без вызова. Все эти отчаянные смельчаки учатся на Слизерине и обычно появляются здесь, если их вынуждает к этому особая необходимость. Значит, у девчонки что-то случилось.

Снейп приготовился слушать, с удивлением наблюдая за тем, как в душе растёт непонятная тревога. Однако снимать маску холодного равнодушия и помогать девчонке начать разговор он не собирался. Он и так потерял в её глазах значительную часть того страха, который старательно внушал всем студентам Хогвартса. Для неё он не был пугалом и чудовищем, и это не только раздражало его, но и пробуждало в душе совершенно другие, непривычные чувства, которые тревожили и заставляли злиться на самого себя. Вот и сейчас её потухший облик вдруг пробудил в нём потребность помочь ей и защитить от случившихся с ней неприятностей. За что Снейп мысленно обругал себя идиотом и принял ещё более неприступный и холодный вид. Ну, и долго она собирается вот так стоять перед ним, словно никак не решаясь прыгнут с обрыва в омут?

— Добрый вечер, господин профессор…

Голос Луны показался ей самой настолько хриплым и чужим, что она с удивлением подняла глаза и торопливо прокашлялась, ожидая ответа.

— Судя по тому, что вы здесь, мисс Лавгуд, он не настолько добрый, как хотелось бы. Что привело вас сюда?

Луна набрала в грудь воздуха, сделала шаг вперёд и заговорила значительно быстрее, чем обычно, как будто боялась, что у неё вдруг закончится вся решимость, и она не сможет сказать ему всё, что обязательно должна была сказать.

— Господин профессор. Я должна вам признаться. То зелье, которое вы принимаете всегда, отправляясь к Тому-Кого-Нельзя-Называть… Благодаря ему я на время становлюсь вами и знаю всё о вас и о вашей жизни. Простите меня, пожалуйста, что не сказала вам об этом сразу. Я очень боялась, что вы сотрёте мне память. А мне этого очень не хотелось. Но теперь я узнала слишком много. И я больше не вправе утаивать от вас это. Мне очень стыдно, что я… что я будто подглядывала за вами… И я знаю, что заслужила ваш гнев. Только я хочу попросить вас. Если можно… Не стирайте мне память. Я знаю, что нельзя доверять такое дело никому. Но я не предам вас… Никогда не предам…

Голос Луны дрогнул и предательски зазвенел. В начале своего монолога Луна смотрела в пол, не в силах встретить взгляд Снейпа. Но постепенно страх покинул Луну и в какой-то момент она взглянула ему прямо в лицо. И продолжала смотреть на него до тех пор, пока последние слова не замерли у неё на губах. Всё это время лицо Снейпа оставалось холодной непроницаемой маской. Ни один мускул не дрогнул на нём, и лишь смертельная бледность, разливавшаяся по нему, свидетельствовала о том, что Снейп её слышит.

Последние слова Луны утонули в холодной вязкой тишине, сгустившейся в комнате и ощущаемой почти физически. Ей словно стало нечем дышать. Луна, как загипнотизированная, смотрела на Снейпа, с ужасом ожидая его ответа.

А Снейп молчал. Просто потому, что не мог найти слов достаточно сильных, чтобы выразить свой гнев. Эта дрянь… Она подглядывала за ним всякий раз, как он принимал зелье, идя к Тёмному Лорду! Она говорит, что становилась им — значит, проникала в самые дальние, потаённые, свято хранимые от всех уголки его души. Так вот почему у него было чувство, что она жалеет его! Эта мерзавка посмела его жалеть!

У Снейпа потемнело в глазах. Он изо всех сил вцепился в подлокотники кресла так, что побелели костяшки пальцев. Тварь! Мерзкая, подлая тварь! Она копалась в его душе, перебирала его воспоминания своими грязными ручонками, ковырялась в его страданиях, перетряхивала их и внимательно разглядывала… И, разумеется, получала от этого удовольствие! И теперь у неё ещё хватает наглости и низости просить его не стирать ей память! Да он бы с удовольствием придушил её голыми руками, без всякой магии, чтобы навсегда стереть её из своей жизни. Дрянь. Мерзавка. Тварь. Подлая, мерзкая тварь…

А «мерзкая тварь» смотрела на него такими умоляющими, полными слёз глазами, в них плескалось столько боли, сочувствия, сострадания и ещё чего-то непонятного, чему Снейп не находил названия. Ни одно живое существо на свете не смотрело на него таким взглядом. Взгляд этот переворачивал душу, ломая его привычные представления о мире и о себе, вызывал жуткое беспокойство и дискомфорт, раздражал своей неуместностью и какой-то трогательной щенячьей беззащитностью…

Что ж. Тем хуже для Лавгуд. Неужели она и впрямь решила, что сможет разжалобить его этим взглядом, вымолить прощение за свою подлость и заставить его оставить всё как есть? Неужели она считает, что одним вот этим взглядом сможет перевернуть его душу и превратить его в тряпку? Его, кого с детства унижали, били и топтали ногами? Кто всю жизнь отчаянно боролся за право сохранять своё достоинство? Его, потерявшего всё по собственной вине и вынужденного служить двум могущественным волшебникам, выполняя самые грязные и кровавые их задания? Неужели она думает, что он не сотрёт ей память, поставив под угрозу не только свою жизнь, но и жизни многих десятков, а то и сотен людей, рискуя провалить дело, которому отдал всё без остатка? Она действительно так думает? Лавгуд, вы и впрямь сумасшедшая…

Молчание становилось невыносимым. Снейп, не отрываясь, смотрел на Луну, но, кажется, не видел её. Космический холод и пустота его мертвенного взгляда заставили девочку всё сильнее сжиматься и втягивать голову в плечи. Хоть бы он сказал что-нибудь! Пусть кричит, ругается, пусть изливает на неё свой гнев или презрение — только не молчит. Если молчание продлится ещё минуту, Луна просто не выдержит… А что она сделает? Ей хотелось зажмуриться, закрыть уши руками и закричать громко-громко, чтобы разорвать в клочья эту невыносимую гнетущую тишину. Но она продолжала смотреть на Снейпа, не в силах вырваться из поля притяжения его пустых безжизненных глаз.

Наконец Снейп нашёл в себе силы разлепить плотно сомкнутые губы. Казалось, что слова, которые он выдавливал из себя, стоили ему неимоверных усилий.

— Как. Вы. Посмели. Подглядывать. За мной?

Снейп чуть подался вперёд в своём кресле и продолжал неотрывно смотреть на Луну.

— Раньше, на младших курсах, я, как и все, считала вас злым, — Луна вздохнула с облегчением. Тишина, камнем давившая на неё, отступила. — А потом я однажды увидела в ваших глазах боль. И стала думать о вас уже по-другому. Я всё время думала о вас, господин профессор… Мне хотелось понять, что у вас на душе. И однажды я поняла… Это случилось, когда вы впервые выпили Охранное зелье и отправились к Тому-Кого-Нельзя-Называть. Я знаю, что поступила неправильно. Мне нужно было сразу сказать вам об этом. Но мне так хотелось знать о вас побольше…

Ноздри Снейпа раздулись и побелели, руки сжались в кулаки. Заметив это, Луна энергично покачала головой:

— Нет-нет, господин профессор. Не из любопытства. Когда я узнала, какой вы человек, я… я испытала гордость за вас и восхищение вами — вашим мужеством, силой воли, бесстрашием. И мне было так тяжело расстаться с этим знанием. Я хотела всегда гордиться и восхищаться вами. И потом… Если бы я вам всё рассказала, вы бы перестали пользоваться своим зельем. А я не хотела, чтобы вы испытывали боль от его Круциатусов.