Обманщики - Драгунский Денис Викторович - Страница 3

– Какая у вас тут необыкновенная жизнь.

– Отчего же? – весело возразила Лика. – Объясняй!

– Ну сама гляди! – Он повел рукой вокруг. – Какой дом. Какая еда. Какое кругом удобство. Какой простор. Какие у тебя платья, какие духи, – уткнулся носом в ее шею за ухом.

– Чего же тут необыкновенного? – спросила она даже с некоторым азартом.

– Ты что, – почти разозлился Стасик, – за забор не выходишь? Не знаешь, как люди живут? На самом деле? В Москве, и вообще в СССР?

– Что ты! – Она улыбнулась, и в полутьме ее белозубая улыбка показалась Стасику даже опасной. – Я знаю, как живут люди. Не с луны свалилась. Но я знаю и другое. Это они, все остальные, живут ненормально. Необычно тяжело и плохо. Вот тебе маленький секрет. После войны товарищ Сталин сказал – уж не помню кому, то ли Курчатову, то ли Берии: «Найдите хороших ученых, а мы обеспечим условия. Стране тяжело, но для пяти тысяч человек мы можем обеспечить нормальную жизнь. Не хуже, чем в Америке». Понял? У нас здесь нормальная обычная жизнь. Вот так и должны жить люди.

– А как же все остальные? – Он ее обнял и прижался к ней от страха и удивления.

Калерия Павловна чуть отстранилась от него и сказала:

– Эккерманчик мой хороший. Лев Толстой однажды написал: «Я богат и знатен. Я понимаю, что это великое счастье. Но из-за того, что это счастье принадлежит не всем, я не вижу причин отрекаться от него и не пользоваться им». Понял? И поцелуй меня. Ты ведь не откажешься от меня потому, что ни у кого нет такой женщины? Красивой, умной, стройной, модно одетой, которая чудесно все умеет, да еще жена великого ученого? Иди ко мне, ну же…

На другой день после обеда Стасик гулял по дачному участку – на задах, там, где кусты старой смородины, где сыро и забор уже начал подгнивать, и зеленая краска слезала с него влажной чешуей.

Услышал, что с той стороны забора кто-то копошится и тихонько ругается.

Стал выдирать самую хлипкую доску. Гвозди были совсем гнилые. Сделалась широкая щель. Он высунул голову, огляделся: мальчик лет восьми пас козу. Тащил ее за веревку, чтобы привязать к колышку.

– Эй! – позвал Стасик.

– Чего? – шарахнулся мальчик.

– Не бойся. – Стасик вытащил из нагрудного кармана конфету «Мишка»: – Держи.

Мальчик развернул конфету, понюхал ее, откусил уголок и завернул снова.

– Ты что? Ешь, не стесняйся!

– Мамке снесу, – сказал мальчик.

– Ты вот что, – сказал Стасик. – Ты меня здесь обожди.

Сбегал в дом, схватил жменю конфет из вазочки. Хотел было подняться на второй этаж за блокнотом, но вспомнил, что интервью он уже продиктовал, а книжка – да черт с ней, с книжкой.

Прибежал к забору. Вылез наружу. Мальчик показал ему, как выйти на дорогу. Он дошел до станции и зайцем доехал на электричке до Ленинградского вокзала. А тут уже пешком недалеко.

Калерию Павловну он иногда вспоминал по ночам. Иногда думал, что она или сам академик будут его искать. Но нет. Не искали.

А Дмитрий Леонидович Алданов в конце февраля 1961 года выходил из машины с левой стороны, и его сбил грузовик. Больше месяца он пробыл без сознания, кремлевские врачи боролись за его жизнь, но увы – он скончался 11 апреля 1961 года, не дожив до полета Гагарина буквально одного дня. Некрологов в центральных газетах не было, и похороны были скромные – чтобы не портить народу праздник.

A Bit of Warmth

Двадцать часов лёту

– Сашенька приехал, – сказала Анна Алексеевна, входя в кухню.

– Ага, – сказал Николай Сергеевич, глядя в сторону.

– Только что звонил. – Анна Алексеевна показала мужу мобильник, на котором еще не погас экран.

– Ага, – повторил тот.

– Он зайдет, – сказала Анна Алексеевна. – Вот прямо через полчасика, сказал, зайдет.

– Странное какое слово. «Зайдет». Заходят в гости! Нюша, вот ты представляешь себе, я звоню, например, с работы… – (Николай Сергеевич, несмотря на свои шестьдесят пять, на пенсию не собирался.) – Звоню я, значит, с работы и говорю: «Нюша, я через полчасика зайду». А?

– Что ты цепляешься?

– Заходят в гости! – разозлился Николай Сергеевич. – А это его дом!

– Ну что ты в самом деле! – На глазах у Анны Алексеевны показались слезы. – И так тошно, а ты еще цепляешься. Он же у нас полтора года не был. Вот, заехать хочет, а ты не рад?

– А вообще-то мы с тобой как раз через полчаса собирались выйти погулять, так ведь?

– Не хочешь, чтоб он приходил, так и скажи! Я ему сейчас перезвоню и скажу: «Не приходи!» Так хочешь?

– Да делайте что хотите.

– Только ты не цепляйся, ладно? – сказала Анна Алексеевна. – Чтоб мы просто спокойно посидели, поговорили…

– О чем?! – Николай Сергеевич выпрямился, даже привстал со стула, но потом вдруг ссутулился, сел и стал допивать чай.

– Обещаешь не цепляться? Давай вообще об этом не говорить. Обещаешь?

– Ладно, ладно. Обещаю.

Пришел Сашенька, красивый, тридцатипятилетний, высокий. Обнялись.

– Привет, как дела? – спросил он, целуя маму и папу.

– Спасибо, хорошо, – сказали оба, сначала папа, потом мама.

– Есть будешь?

– А что у вас есть? – Сашенька залез в холодильник, долго шарил по полкам. – Слушайте, а что-нибудь овощное у вас есть?

– Фасоль мороженая, – сказала Анна Алексеевна. – Брокколи тоже мороженые. Огурцы доели. А хочешь, я спущусь куплю чего хочешь, магазин же в доме! Ты же знаешь! Что купить?

– Не-не-не, я сам сбегаю, что ты, мам! – и с какой-то даже радостью бросился в прихожую.

Через полчаса вернулся с небольшим пакетом. Ловко нарубил салат из помидоров, огурцов, редиса и обильной зелени: укроп, кинза, петрушка, зеленый лук. Получилась целая миска. Поставил на круглый стол в кухне, сказал:

– Будете?

– Нет, нет, кушай, – сказала Анна Алексеевна. – Сметаны дать?

– Спасибо, не надо. А ты, пап? – пододвинул миску к отцу.

– Нет, спасибо, – сказал Николай Сергеевич.

Сашенька молча медленно жевал, глядя в окно, и вспоминал вчерашний разговор с психологом, который и посоветовал ему непременно навестить маму с папой.

Эти визиты были тяжелы и ему, и родителям. Родители не могли понять, зачем он уехал так далеко и практически навсегда. Всякий раз, когда он вдруг оказывался в Москве, они укоряли его – вернее, задавали обидные вопросы. Обидные потому, что он сам на них не мог ответить.

Поэтому он и пошел к психологу: надо быть современным человеком, надо по трудным поводам обращаться к специалистам. Он так и родителям говорил, в ответ на их нытье «мы старые, а ты нас бросил». Во-первых, не бросил, а просто уехал в другую страну. Сейчас не тогда! А во-вторых, если вдруг возникает какая-то необходимость или трудность, то в наше время уже не надо сына звать на помощь, как полвека назад. Есть специалисты от и до: покупка, доставка, уборка, врачи и все такое прочее. Он может все это для папы с мамой заказать и оплатить по интернету. Но он сам чувствовал, что здесь есть что-то не до конца ясное.

– А в самом деле? – спросил психолог. – Конечно, вы имеете право, глобализация и все такое, но почему именно в Австралию?

– А почему нет?

– А почему да? – настаивал тот. – У вас там какие-то особо хорошие условия? В смысле заработка?

– Нет. Как везде.

– А почему тогда не Берлин, к примеру? Не Рим, не Лондон?

– Вот и они так говорят! – вздохнул Саша. – «Из Берлина до нас три часа! Мы бы знали, что ты рядом!»

– А ведь и в самом деле, – сказал психолог. – Сколько прекрасных европейских стран! Зачем в такую даль? Может быть, они правы?

– Знаете анекдот? – возмутился Саша. – «Ты за меня или за медведя?»

– Знаю, – кивнул психолог. – Конечно, я за вас. Но если бы я вам говорил «ай-ай-ай, мой бедный Александр, ах, как вас достали эти ужасные родители!», то ко мне не стоило бы приходить. Так вот. Они, разумеется, правы. Со своей, разумеется, стороны. А в чем правы вы? Зачем Австралия? Вы от них хотите скрыться? Убежать? Заслониться двадцатичасовым перелетом? И разницей во времени в двенадцать часов, когда у вас день, у них ночь, ах, как удобно, чтобы не звонить? Так?