Забудь обо мне (СИ) - Субботина Айя - Страница 103

Он еще сильнее сжимает стакан в пальцах, и на этот раз даже моим уже немного рассеянным зрением замечаю, что костяшки все-таки светлеют.

Разворачивается всем корпусом.

Делает жест рукой — как будто клянется в пол.

— Жги, Зай, — с улыбкой, но злыми, как у дьявола глазами. И на секунду, уже к бармену: — Все, что она разобьет, включите в счет за номер.

— Я сама в состоянии…

— Да я в курсе, что ты крутой и дерзкий оголодалый Заяц. Никаких покушений на твою финансовую независимость, это просто чтобы ты не отвлекалась на просчёт медяков.

— Я тебя ненавижу! — все-таки выводит. Как-то резко и сразу, всю целиком и полностью вышибает из равновесия. — За это твое вечное: я старше, я знаю, я все могу и все умею, сиди тут возле моей ноги и не высовывайся, потому что я решил, что ты хорошо смотришься на этом коврике и с газеткой в руках. Я так решил, я же Марк Миллер — до хуя крутой мужик с вооооот такими Фаберже, с кучей бабла, сраный ёбарь-террорист!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Делаю жадный глоток воздуха, вдруг чувствуя себя так, словно с плеч свалилась огромная тяжеленная глыба.

Мне становится немного легче.

Еще и потому, что Бармаглоту, судя по его виду, это вступление в выяснение отношений ой как не понравилось.

— Уверена, что хотела сказать именно это? — прищуривается он.

— Уверена, что все это надо было сказать в тот же день, когда ты попытался всучить мне твой спитч про отношения за бабло. Правда думали, Марк Игоревич, что я поведусь на эту невообразимую щедрость и понесусь вприпрыжку занимать пригретое местечко? Прекращайте спать с дурами, Бармаглотище — вы от этого тупеете.

— Снова на «вы»? — не удерживается от замечания.

— Как обычно. Со всем уважением к вашим священным сединам.

— Польщен. Это уже все? Или продолжение следует?

— Это был пролог, Марк Игоревич, не обольщайтесь.

— А может я тогда попкорн возьму?

Я собираюсь вылить на него поток очень неженственных матов, но потом замечаю, что все это — просто бравада. Игра. Точно так же, как я тут напивалась, чтобы казаться смелее, чем есть на самом деле, так и Бармаглотище напялил маску «Мистер Мне все по хуй», но глаза выдают его с головой. Совсем немного и только потому, что я всматривалась в эти глаза так долго и часто, что научилась считывать его настроение по ширине зрачков.

И как-то сразу отпускает, словно резкое понижение температуры тела после термоядерной пилюли.

Я же правда всматривалась в эти глаза.

Могла часами водить пальцем по контурам татуировок.

Придумала прозвища всем его чернильным черепам и воронью.

Не могла уснуть, пока он не укладывался рядом.

Ночью стягивала на себя одеяло, чтобы прижимался сильнее.

Нарочно укладывалась так, чтобы закидывал на меня руку и ногу.

Помнила наизусть все его рубашки и галстуки, но больше всего любила, когда он в простых домашних штанах и футболке с растянутым горлом.

Сходила с ума от его запаха.

Зарывалась носом в волосы, когда садились смотреть какой-то фильм, и мне обязательно было нужно взобраться Бармаглоту за спину, чтобы обнять руками и ногами.

Я берегла свое сокровище ревностно и эгоистично.

Я же…

Всегда…

— Я любила тебя, — говорю уже спокойно и возвращаю стакан с коктейлем обратно на стойку. Мне больше не нужен допинг, чтобы выплеснуть всю эту чертову боль. — Я всегда-всегда тебя любила. Еще когда впервые увидела. Помнишь? Ты пришел на мой День рождения: в костюме, модных туфлях, с букетом цветов и подарком в бархатной коробочке?

Кивает.

Перестает улыбаться.

И, словно перехватив эстафетную палочку, пьет.

— Ты был такой… Ну как солнце, только мужик. Я смотрела на тебя во все глаза и не могла поверить, что такие, как ты, вообще существуют за пределами голливудских блокбастеров и инстаграма. Я еще тогда в тебя влюбилась.

Может быть, кто-то бы покрутил пальцем у виска.

Как можно любить человека и не знать, что любишь?

Можно.

Если вслед за ним приходит его разодетая красивая жена. И жмется к нему, крепко держа под локоть двумя руками, помечая свою законную территорию шлейфом винтажного парфюма.

Можно, если ты — хорошая карамельная девочка, надежда семьи и все смотрят на тебя как на человека, который скорее умрет, чем свяжется с женатым мужиком. Как можно вообще, ты же лапочка-умница, у тебя вообще мозги инопланетянки, на генном уровне записано, что женатые папины друзья — табу.

И Сумасшедшая Алиса не побежала за Белым кроликом.

Она решила, что не будет огорчением ни для мамы с папой, ни для красивой жены Бармаглота, и как полюбила — так и разлюбит.

Потому что карамельной девочке с крепкой моралью ничего не стоит покомандовать собственному сердцу, кого ему можно любить, а кого — нельзя.

Вот так у Сумасшедшей Алисы и появился список.

Топ.

С идиотскими требованиями.

За которыми торчали уши… нет, не Белого кролика.

А злой оскал Бармаглота.

Мужчина постарше — обязательно. Младше тридцати — даже не вариант.

Спортивный, с крутыми плечами.

С татуировками.

С щетиной — и не обсуждается.

Устроенный и самодостаточный.

Алиса не побежала в Волшебную страну. Алиса повернула на перекрестке с указателем «Самообман» и пробыла там долгих семь лет, пытаясь найти хотя бы кого-то отдаленно похожего. Но свободного. Только ее.

— Андрей был просто очень плохой подделкой тебя, — грустно улыбаюсь, смахивая слезы с глаз. Нет, не потому что стыжусь — просто глаза очень щиплет. — Он даже был таким же любителем иметь все, что движется. Я, Бармаглотище, даже все твои пороки скопировала, представляешь? Пора патентовать свое подсознание как уникальный копировальный аппарат будущего.



Миллер снова пьет, и когда его стакан пустеет, бармен тут же меняет его на полный.

— Я так боялась признаться себе, что могу влюбиться в женатого, в слишком взрослого, в проклятого бабника, что «придумала» любовь к Андрею. Потому что, когда он исчезал с горизонта моей жизни — это хотя бы не было так больно, как было бы с тобой. Тренировалась, проходила курс молодого бойца под названиваем: «Когда тебе уже сделали больно, потом уже все равно». Да, конечно, глупо. Но откуда у дерзкого зайца мозги?

— Алиса…

— Нет! Не смей, слышишь, Миллер? Не смей меня перебивать! Ты дважды не дал мне сказать, решил за нас по-взрослому. Но, знаешь, я уже не маленькая папина дочка и могу сама решить, где у меня болит!

Горло жжет от слишком горьких слов.

Но на этот раз я не отступлю и не спрячу голову в песок.

— Знаешь, почему я вытребовала развод и замуж? Потому что стала превращаться в Милу. Я тоже начала слишком сильно в тебя вляпываться, Миллер. Я тоже начала становиться зависимой от твоего взгляда, запаха, твоей улыбки, сообщений и звонков. Бежала от этого так сильно и быстро, что не заметила беготню по кругу и в конце концов со всего размаху расшибла лоб об свой самый страшный страх — зависимость от тебя. И когда Андрей… подвернулся, это был слишком сильный соблазн отмотать назад, чтобы я им не воспользовалась.

В тот день, когда Март рассказывал мне, как любит и не может без меня жить…

Если бы Бармаглот не рубанул и не решил за нас обоих…

Я бы…

— Я тебя до сих пор люблю, Бармаглот. Это слишком глубоко во мне. Так глубоко, что отложилось в хромосомах. Но я… Понимаешь, Сумасшедшая Алиса наломала дров. Со всех сторон — куда ни посмотри. И щепок тоже. И даже разрушила красивый Барби-домик, который ты для нее построил. Но, знаешь… Сумасшедшей Алисе хотелось, чтобы ты хотя бы раз… Хоть бы один чертов раз в своей жизни свернул со своих накатанных рельс и не бежал утешаться к другой так быстро, будто от этого зависела судьба человечества. Я, может, и не заслужила прощения. Я его уже и не прошу. Но я заслужила хотя бы каплю твоей душевной боли по мне. Чтобы знать, что «мы» были по-настоящему пусть даже всего на одну минуту.