Прощание славянки (СИ) - Староверова Евгения - Страница 7

Лида, с любопытством озираясь, перешла улицу, преодолела пару кварталов и оказалась перед затейливо выложенной кирпичной оградой. Терпеливое тщание, с которым мастера построили то, что у других было бы банальным забором, свидетельствовало о принадлежности сооружения не к нашему торопливому веку, а к векам минувшим. За оградой, видимые почти из любой точки города, устремлялись вверх купола православных храмов. Набравшись храбрости, Лида зашла в распахнутые ворота.

На территории Спасо-Преображенского мужского монастыря материальное, напротив, было в полном порядке. Зодчие XVIII века сумели совместить несовместимое: центральный храм монастыря был мощным, массивным и в то же время стройным, устремленным к небу своими бирюзовыми куполами и золочеными крестами. Он был благородно прост по композиции, но обильно украшен объемным декором, буйство которого, в свою очередь, усмирялось чистым белым цветом. Храм был ошеломляюще красив. Лида огляделась и обошла храм со всех сторон, и не было ни одного ракурса, с которого он не радовал бы взгляд. Под ногами была настоящая брусчатка из природного камня, плотные изумрудные лужайки перемежались… Лида не могла подобрать названия — не клумбами, а целыми полянами цветущих растений.

Лидочка происходила из атеистической семьи, поэтому ей пришлось переступить через свою робость, чтобы войти внутрь. И она была вознаграждена: покой и красота властвовали там безраздельно. Лида прошлась под тяжелыми белыми сводами Спасского собора, на фоне которых резко выделялись темные оклады икон, ощутила на вкус сладковатый церковный воздух. Она очень боялась сделать что-нибудь недозволенное и вскоре поспешила к выходу.

На территории монастыря было малолюдно, но те из братии, которых Лида успела рассмотреть, были удивительно похожи друг на друга. Действительно, как братья: благодушные, щекастые, с упитанными пузиками и аккуратными бородками. Застенчиво попрощавшись, девочка направилась в обратный путь.

Обратно ей пришлось бежать — слишком надолго задержалась она в монастыре, а на «Иване Тургеневе» ее наверняка ожидала взбучка. Ее манил силуэт округлой и крутобокой, как куколка, Успенской церкви, но, как говорится, не в этот раз. К счастью, в Енисейске все близко, и минут через десять-двенадцать Лида уже была у дебаркадера. Сходни еще не убирали. Пожилой матрос укоризненно покачал головой, но говорить ничего не стал.

— Ну, Метла, ты даешь! Грюневене и так не в духе, а тут ты куда-то пропадаешь! Пока ты гуляла сама по себе, нам показали лесопилку. Огромная, жуть! — встретил ее в коридоре Серёжа Гвоздиков.

Лида только сдержанно улыбнулась. Можно подумать, лесопилок она в своей жизни не видела.

— С тебя причитается, — продолжал Серега, — я отметил твою гостевую карточку у стюарда, будто ты пришла вместе со всеми.

— Откуда…

— На завтраке ты оставила ее на столе. Как приедем, с тебя пачка сигарет, и чтобы не фуфло какое-нибудь!

Лида согласно кивнула — она была в курсе Большой Проблемы Сергея Гвоздикова. В полные тринадцать лет родители запрещали ему курить дома. Собственно говоря, ему запрещалось курить везде, и парнишка то прятался на заброшенном складе комбината, то просто уходил за окраину. Он был готов услужить любому взрослому: помыть машину или перебрать привозную картошку, а цены на его услуги неизменно выражались в пачках сигарет.

Убедившись, что спасена, Лидочка побежала на верхнюю палубу. Вместе с другими зеваками она наблюдала за увлекательными маневрами теплохода, который аккуратно отчалил от пристани, развернулся на сто восемьдесят градусов и взял курс на север. В мягком вечернем свете уплывал вдаль зеленый прибрежный бульвар, и как маяк дальнего доброго берега еще долго светился в закатных лучах купол Богоявленского собора.

Спохватившись, Лида вытащила телефон и набрала номер отца. В трубке один за другим зазвучали длинные гудки. Она замерла в нетерпении — вот сейчас… Но гудки стали прерываться и в трубке воцарилась тишина. Лида опять опоздала, «Иван Тургенев» вышел из зоны покрытия сотовой связи.

*****

Путешествие подходило к концу. Для Лиды и ее земляков оставался лишь один из пунктов маршрута — село Туруханск, а затем сразу домой. С этого момента начнется обратный отсчет: после Города «Иван Тургенев» пойдет в Дудинку, высадит на берег дудинцев и норильчан и отправится к острову Диксон.

Вскоре весь теплоход облетела неутешительная новость — из-за встречного северного ветра «Иван Тургенев» сильно отстает от графика. Настолько сильно, что организаторы круиза вынуждены скорректировать план пребывания ребят в Туруханске.

Все вечерние экскурсии на сегодня отменялись, теплоход доберется до Туруханской пристани лишь поздним вечером. «Иван Тургенев» останется на рейде до утра. Ребята-туруханцы отправятся по домам, а остальные останутся ночевать в своих каютах. Никаких игр и посиделок у костра. Ранним утром им предстоит экскурсия в монастырь — эх, скукотища! — и все, скорее домой.

Теплоход шел вперед, и, наконец, по правому борту разверзлось устье Нижней Тунгуски, а за ним показался и сам Туруханск, укутанный дымкой белой ночи. С воды он не так уж сильно отличался от Города: такой же стандартный дебаркадер, песчано-галечниковая прибрежная полоса, почти такая же лестница, взбирающаяся на крутой яр… А уж что там, наверху, Лидочке предстояло увидеть лишь утром.

Этим вечером она изменила своей привычке и вместо того, чтобы занять свое излюбленное место на нижней палубе, забралась на самый верхний ярус. Время шло к полуночи, и Солнце уже касалось верхушек деревьев на северной оконечности западного берега. Цвет неба менялся как в калейдоскопе: из ярко-голубого оно сначала стало белесым, потом постепенно начало желтеть. Интенсивность желтого свечения неуклонно возрастала, цвет набирал силу, от оттенка нежного топленого молока крепчал до интенсивного яичного желтка, а затем превращался в оранжевый. Лида на минутку отвлеклась, оглянулась на правый берег и ахнула: свет закатного солнца вызолотил лес и траву, словно погрузив все в золотую осень. Облака порозовели, волны заиграли лиловыми бликами.

Постояв в изумлении, Лида снова обратила свой взгляд на запад. Ее глазам открылась фантасмагорическая картина: почти закатившееся за деревья Солнце попало в ловушку из окруживших его облаков, и закатный свет не растекался по всему небу, а отражался от облаков и горел, словно в исполинской топке.

Лида дождалась, пока топка догорит, и пошла в свою каюту. Конечно, можно было подождать каких-нибудь полчаса, от силы час, и Солнце снова выглянет на северо-востоке, но она почему-то была уверена, что столь прекрасная картина не сможет повториться. К тому же, завтра ей предстоял ранний подъем.

Еще с утра Ангела Интрасовна предупредила всех девочек, чтобы надели юбки и платья — предстоял поход в Троицкий монастырь. Многие приуныли, опять ни погалдеть, ни побегать. Но Лида не падала духом, ведь даже самую скучную экскурсию можно превратить в маленькое, но увлекательное приключение. Заглянув в каюту к Сереге, она специально оставила на столике свою гостевую карточку — мало ли что. В крайнем случае, будет должна ему две пачки сигарет.

*****

«Когда придется определяться с выбором профессии, в монахини я точно не пойду. Что хорошего?» — размышляла Лида, присев на лавочку в ограде Троицкого Туруханского монастыря. На делянке за оградой с полдюжины монахов окучивали картофель. Согбенные спины, тяпки в руках…

Лида опять отстала, но сегодня она отбилась от группы преднамеренно. В скудно освещенном храме это оказалось проще простого, она нашла утопающий в тенях уголок и на некоторое время застыла неподвижно. Подождав, пока утихнет топот множества ног, она выбралась на воздух.

Еще сойдя на берег, Лида приметила то, что бросается в глаза практически всем приехавшим в Туруханск в середине лета: редко где можно увидеть столько зеленого цвета сразу. Бледное, но сочное разнотравье покрывало здесь каждый свободный метр земной поверхности, устилало высившийся над каменистым речным пляжем яр, стелилось лентами по обочинам дорог. За заборами зеленели огороды, а из-под заборов повсеместно выбивался травянистый ковер, так и норовя выползти на дорогу. Густым, темным смарагдовым цветом щеголяли кровли Троицкого монастыря, и даже некоторые дома и заборы были покрашены зеленой краской.