Город Атлантов (СИ) - Аллард Евгений Алексеевич "e-allard" - Страница 105

— Значит, это ты стучишь на всех, сволочь! — процедил он сквозь зубы. — Поэтому тебе разрешают ни хрена не делать!

— Ты спятил, чувак? Они меня пытали там, — попытался объяснить Фрэнк растерянно. — Электротоком.

— Пытали, говоришь?! Ну, мы сейчас тебе добавим.

Парень схватил Фрэнка за шкирку и шмякнул о стену с такой силой, что Фрэнк еле успел выставить руки, чтобы не треснуться лбом. Его противник оказался рядом и быстрым, точными ударами стал избивать, целясь в живот и пах. От боли перехватило дыхание, Фрэнк сполз вниз, сжавшись в комок, пытался увернуться от безжалостных ударов ногами, ощущал, как хрустят ломаемые ребра, рот наполнился вкусом крови и выбитыми зубами. Последнее, что он запомнил, это страшный удар в голову. В глазах засверкали искры, затем обрушилась тьма.

Он очнулся в полной пустоте, куда не проникало ни звука, ни шороха, ни малейшего луча света. Он ничего не чувствовал, не только боли, но даже любых тактильных ощущений. Он потерял счёт времени и совершенно не помнил не только, какое сегодня число, но даже год. Мысли путались, перед глазами лишь вспыхивали образы из прошлой жизни, будто время дало обратный ход и он начал проживать свою жизнь с конца. От той точки отсчёта, которую ещё помнил. События неразличимым вихрем пронеслись в голове и почему-то зацепились за тот день, когда он должен был ехать встречать Эллис.

Он посмотрел на часы и грязно выругался, через час самолёт уже должен приземлиться, а он все сидит за компьютером. Через пару минут он уже оказался за рулём, и отстукиваю пальцами весёлую песенку, завёл мотор. Промчавшись по улицам, свернул на улицу Цезаря Чавеса. Остановился у светофора напротив витрины небольшого магазинчика, торгующего бытовой электроникой. И краем уха зацепил слова диктора о рейсе UA 4236 из Дублина. Фрэнк бросил машину прямо на перекрёстке, подошёл ближе к телевизору, выставленному в витрине, и услышал ту фразу, которую хотел услышать меньше всего на свете. Авиалайнер, на котором Эллис возвращалась от своих родителей, из Дублина, потерпел крушение в середине Атлантики.

Несмотря на яркий, июньский день ему показалось, что наступила ночь, перед глазами все померкло, пронзил холодный, будто осенний ветер. Он доплёлся до машины и направился к автобану 101, вдоль западного берега залива до аэропорта. Надеясь, это ошибка, или он услышал неправильно номер рейса, или диктор ошибся. Но приехав в аэропорт, он увидел лица таких же несчастных, как и он, которые замерев, ждали вестей, надеясь до последнего, что тот, кого они ждали, опоздал на этот рейс. Вернувшись из аэропорта поздно вечером, он привёз с собой ящик виски, и ударился в дикий запой.

В голове что-то переклинило, и Фрэнк увидел Эллис живой, он сам стоял рядом и неуклюже держал в руках белоснежный свёрток, не понимая до конца, что это такое. И только по счастливому лицу Эллис осознал, что их любовь воплотилась в маленькое, беспомощное существо, которое спало теперь у него на руках.

— Ты рад, дорогой? — спросила Эллис.

— А, да, рад, — ответил он, поглядывая на свёрток, как идиот.

— Как мы его назовём?

— Давай в честь твоего отца, Брайаном?

— А почему не твоего? — удивилась Эллис. — Ты же так хотел.

— Ну, так назовём следующего, — ответил Фрэнк, вглядевшись с умилением в нежные, розовые щёчки, курносый носик спящего малыша, решив, что они не будут останавливаться на достигнутом.

Дни, недели вновь начали скакать, как норовистые лошади, унося его назад, в прошлое, и Фрэнк вдруг увидел перед глазами себя в белом смокинге, который он рассматривал в зеркале. Эллис в белом, свадебном платье подошла к нему и, отразившись рядом, сказала, с искрящимися от счастья глазами:

— Тебе идёт этот костюм. Хорошо сидит.

— А, по-моему, ужасно, — сказал Фрэнк смущённо, одёргивая жилет. — Выгляжу, как клоун. Омерзительно.

Он увидел разъярённые глаза отца, когда тот узнал, что сын курит марихуану. Притащив в гараж за шкирку, отец выпорол его, и мать неделю утешала своего мальчика. Мать, ирландка Кэроллайн Фолкленд, от которой Фрэнк унаследовал невероятно синие, как морские волны, яркие глаза, и фамилию. Потому что отец не хотел, чтобы сын мучился с его русским клеймом. Фрэнк помнил, что на лице матери всегда отражалось одно чувство — забота. Она заботилась о муже, сыне и обо всех остальных людях в мире, жалела, страдала от того, что не может помочь всем, кому хочет.

Взрослея, Фрэнк отдалялся от матери, он считал, что она смешна в своём желании видеть в нем все время маленького ребёнка, о котором надо заботиться, отдавать ему лучший кусочек, следить, чтобы он не простудился и вовремя поел. Только спустя время, Фрэнк понял, что свой характер он во многом унаследовал от матери. Бросаясь без раздумий на помощь кому-то, он понимал, что сделал это, потому что так бы сделала мама. «Сильный человек умеет помочь и себе, и другим. В любых обстоятельствах. Вот в чем его сила», — говорила она.

Встречаясь лицом к лицу с, казалось бы, неразрешимой проблемой, он спрашивал себя, а как бы поступила мама. И всегда побеждал. Мама навсегда осталась для него ангелом-хранителем, помогая Фрэнку выбраться из опасных, безнадёжных ситуаций. Она никогда не сердилась, не ругалась. Лишь огорчалась. И выражение печали от неправильных поступков сына на её лице действовало лучше всяких упрёков и криков. «Я хочу быть великим изобретателем, а не музыкантом», — говорил Фрэнк упрямо, когда мама решила, что сын будет брать уроки для игры на фортепиано. «Конечно, ты обязательно им станешь», — говорила она, улыбаясь мягкой, лучистой улыбкой, освещавшей лицо внутренним светом. «Но, чтобы им стать, надо иметь упорство, силу воли и невероятное терпение — и ты научиться всему этому, если будешь заниматься». И Фрэнк, садился за старенькое пианино и играл по пять часов гаммы. Со временем осознав, что мама, как всегда была права.

Перед глазами вспыхнул последний факт из его жизни, который он помнил — отец подарил ему на день рожденья не футбольный мяч, как он хотел, а конструктор, который Фрэнк сразу хотел зашвырнуть в угол, но вместо этого заинтересовался и спустя неделю, его уже нельзя было оторвать от создания невероятных, фантастичных технических сооружений.

Кажется, минула целая вечность, прежде, чем Фрэнк услышал первый звук. Чей-то голос бубнил странные, бессмысленные фразы, от которых возникало раздражение и злость. Усилием воли он заставил себя отключиться и вновь обратился к своим воспоминаниям. Лицо матери, нежный овал, окружённый рыжеватыми кудряшками, небольшой носик, и мягкая линия рта, вдруг превратилось в лицо Дайаны Кеплер. И Фрэнк вновь увидел ее чистые, наивные глаза, услышал нежный, серебристый голосок. Он уехал от Кеплера в три часа ночи, совершенно охрипший, но почему-то безумно довольный, будто в доме своего главного врага нашёл родственную душу, что удивило его. «Значит, от Кеплера я смог уехать?» — подумал Фрэнк. Он вспомнил, как распрощавшись с очаровательной рыжей девушкой с изумрудными глазами, вышел в прихожую, где его нагнал Кеплер и протянул незаполненный чек со своей подписью.

— Скажите, Форден, — спросил он с некоторым смущением, что очень странно смотрелось на его обычно надменном, самодовольном лице. — Как вы считаете, у моей дочери есть какие-то способности? На ваш взгляд. Будьте объективны.

— Я не специалист, мистер Кеплер. По-моему, у Дайаны несильный голос, для оперы не годится. А для джаза вполне. У неё талант к импровизациям, артистизм. У вас чудесная дочь, Кеплер.

— Вас удивляет, что у мерзавца вырос такой нежный цветок? — усмехнувшись, спросил с горечью Кеплер.

— Я этого не говорил, — сухо возразил Фрэнк.

— Но подумали, Форден. Я же вижу по вашим глазам. Не хочу впутывать Дайану в наши дела. Скоро у неё день рождения. Хочу пригласить вас. Заплачу за выступление, столько, сколько вы попросите. Это будет для неё большая радость. Но с условием — вы не будете дарить ей свой автомобиль.

— Подарю большого плюшевого медведя, — сказал с улыбкой Фрэнк. — Она слишком юная для спортивных автомобилей.