Неразведанная территория (сборник) - Уиллис Конни - Страница 4

— Конечно, не приехали, Линн, — проговорила она.

Снег с моего пальто падал на плиту и с шипением таял.

— Я не это имела в виду, — сказала я. — Они должны были приехать в первую неделю июня. Сразу после того, как Рик закончит школу. Что могло случиться? Передумали или что-нибудь другое?

— Я не знаю, — ответила она, стягивая шапку и отряхивая волосы. Челка ее вся намокла.

— Может быть, они написали, что у них изменились планы, — сказала миссис Талбот, — а письмо потерялось на почте.

— Это не имеет значения, — сказала мама.

— Но, наверное, они все-таки написали, — не унималась я.

— Может быть, на почте письмо положили в другой ящик, — предположила миссис Талбот.

— Это не имеет значения, — повторила мама, развешивая пальто на веревках на кухне. Больше она об этом не говорила. Когда вернулся отец, я спросила про Клири и его, но он был слишком увлечен, рассказывая об их походе, и не ответил мне.

Стич куда-то пропал. Я снова свистнула, потом пришлось идти обратно. Он сидел у подножия холма, уткнувшись во что-то носом.

— Домой, — крикнула я. Он повернулся, и я поняла, в чем дело.

Стич запутался в упавших проводах, умудрившись обмотать их вокруг ног, как он это иногда делает с поводком, и чем сильнее он тянул, тем сильнее запутывался.

Сидел он прямо посреди дороги, а я стояла на обочине, пытаясь сообразить, как его вытащить, не оставив там следов. У вершины холма дорога почти вся замерзла, но здесь, внизу, снег еще таял, и вода сбегала в стороны большими ручьями. Я ступила носком ноги в грязь и сразу утонула на добрых полдюйма. Шагнув назад, я стерла след рукой, вытерла руку о джинсы и стала думать, что делать дальше. У отца такой же пунктик насчет следов, как у мамы насчет моих рук, но еще хуже будет, если я не вернусь засветло. Тогда он даже может запретить мне ходить на почту.

Стич уже дошел до такого состояния, что готов был залаять. Он обмотал провод вокруг шеи и затягивал его все сильнее.

— Ладно, — сказала я. — Сейчас.

Я прыгнула насколько смогла далеко в один из ручьев, добралась до Стича и оглянулась, чтобы удостовериться, что мои следы смыло водой. Вызволив Стича, я отбросила конец оборвавшегося провода на край дороги, к столбу, с которого он свисал. Но Стич все равно, возможно, запутается в нем в следующий раз.

— Глупая собака, — сказала я. — Теперь быстро! — И я бросилась бегом к обочине и вверх по холму в своих мокрых хлюпающих кроссовках. Стич пробежал метров пять и остановился, обнюхивая дерево.

— Быстро! — крикнула я. — Темно становится. Темно, Стич!

Он пулей пронесся мимо меня с холма. Я знаю, что собакам это не свойственно. Но Стич боится темноты. Иногда я говорю ему: «Для собак паранойя — это убийца номер один», но сейчас я хотела только, чтобы он бежал быстрее, пока у меня совсем не замерзли ноги. Сама я тоже побежала, и к подножию холма мы добрались почти одновременно.

У дороги к дому Талботов Стич остановился. Наш дом был всего в сотне футов от этого места на другой стороне холма. Он стоит в низине, окруженный холмами со всех сторон, и так глубоко и хорошо спрятан, что вы никогда бы его не нашли. Из-за холма Талботов не видно даже дыма из нашей трубы. Через их участок, немного срезав, можно пройти лесом к нашему заднему крыльцу, но я никогда там теперь не хожу.

— Темно, Стич! — строго сказала я и снова побежала. Стич держался рядом.

К тому времени, когда я добралась до въезда на наш участок, пик Пайка уже окрасился розовым цветом. Стич, наверно, раз сто успел задрать ногу у ели, пока я не затащила его на место. Это действительно большая ель. Прошлым летом отец и Дэвид срубили ее, а потом сделали все так, как будто она сама упала поперек дороги. Она совершенно закрывала то место, где дорога сворачивает к нашему дому, но ствол ее весь в занозах, и я опять поцарапала руку, причем там же, где и всегда. Замечательно!

Удостоверившись, что ни я, ни Стич не оставили на дороге следов (если не считать тех, что Стич всегда оставляет, — другая собака нашла бы нас в два счета, и, может быть, именно так Стич оказался у нас на крыльце: он учуял Расти), я бросилась под прикрытие холма. Стич не единственный, кто начинает нервничать с приходом темноты. Да и ноги у меня уже заболели от холода. Стич в этот раз вел себя действительно беспокойно. Он не остановился, даже когда мы оказались перед домом.

Дэвид как раз нес с улицы дрова, и я с одного взгляда определила, что он опять напилил слишком длинные поленья.

— Только-только успела, — сказал он. — Семена принесла?

— Нет, — ответила я. — Но я принесла кое-что другое. Для всех.

И я побежала в дом. Отец разматывал на полу гостиной пластиковую пленку, а миссис Талбот держала в руках конец рулона. Мама подняла карточный столик, все еще сложенный, и ждала, когда они закончат и можно будет поставить его перед печкой и накрывать к ужину. На меня никто даже не посмотрел. Скинув рюкзак, я достала журнал для миссис Талбот и конверт.

— На почте было письмо, — сказала я. — От Клири.

Все подняли на меня глаза.

— Где ты его нашла? — спросил отец.

— На полу, в почте третьего класса. Я искала журнал для миссис Талбот.

Мама прислонила столик к дивану и села. Миссис Талбот посмотрела на меня непонимающим взглядом.

— Клири — это наши друзья, — пояснила я для нее. — Из Иллинойса. Они должны были приехать позапрошлым летом. Мы собирались вместе подняться на пик Пайка и все такое.

В дверь с грохотом ввалился Дэвид. Он взглянул на маму, сидящую на диване, на отца с миссис Талбот, стоящих с пленкой в руках, словно две статуи, и спросил:

— Что случилось?

— Линн говорит, что нашла сегодня письмо от Клири, — ответил отец.

Поленья вывалились у Дэвида из рук. Одно из них покатилось по ковру и остановилось у маминых ног, но никто не наклонился, чтобы его подобрать.

— Я вслух прочитаю? — спросила я, глядя на миссис Талбот. Ее журнал все еще был у меня в руках. Я вскрыла конверт, достала письмо и начала читать:

Дэвид, стоявший до того облокотившись о каминную полку, опустил голову на руки.

Мама подняла с пола полено, которое уронил Дэвид, и положила его рядом с собой на диван.

Миссис Талбот выпустила из рук конец пленки. На этот раз она упала не на печь, но довольно близко, и пластик тут же начал морщиться от жара. Однако отец просто стоял и смотрел, даже не пытаясь его убрать.