Предел прочности. Книга четвертая (СИ) - Углов Артем - Страница 50

- Подожди.

- Пошел прочь.

- Не пойду.

- Я приказываю.

- А я не на работе.

- Ах так, - девушка вдруг останавливается, и уперев руки в боки, грозно сверкает очами. – Тогда я, тогда я… Мангуст, этот парень ко мне пристает.

Улочка по-прежнему выглядит пустынной: никаких резких движений, картинка статичная. Вижу Дугласа у стены напротив, в отражении мелькнула фигура Лесничего, а Мангуста и след простыл. Интересно, где он притаился.

- Ребята, уведите его, немедленно! Мангуст, Дуглас! – девушка в нетерпении топает ножкой.

Ага, а вот и бесплотная тень собственной персоной. Мангуст показался из-за ствола дерева и снова скрылся, даже не думая вмешиваться в наши разборки.

- Я кому говорю?! Я приказываю!

- Пошли за мороженым, - перебиваю девушку и чутка улыбаюсь. Тут главное с широтой не переусердствовать, чтобы не выглядело издевкой.

На Кормухину подобные фразы действовали самым убийственным образом. Стоило в разгар очередной «ругачки» предложить что-нибудь неожиданное: протянуть оливковую ветвь мира, и ссора угасала сама собой. Светка, конечно, еще продолжала ворчать, но скорее по инерции, на остатках эмоций. Поправляла прическу, одевала любимую красную юбку, и мы шли есть мороженное, или пиццу, или просто гулять в парк – не важно. Главное - это спасенный вечер, и примирительный секс в награду, приперченный остатками дневной ссоры, и потому особенно пикантный.

Не знаю, почему так поступил. Юлия ни Светка ни разу, и даже не моя девушка, но реагирует на ситуацию схожим образом. Вижу, как слетает гневная маска с лица, как она пытается выдать очередную злую тираду, смешно надувает щеки и… не получается.

- Заведение выбираю я! – наконец произносит девушка и отворачивается в сторону.

Кто бы спорил.

До «заведения выбираю я» добрались минут за десять неспешного хода. Признаться, ожидал увидеть крутое кафе класса «люкс», и сильно удивился, когда не обнаружил внутри золотых столиков с предупредительным персоналом. Да и фасад здания воображение не поражал: слегка потертый кирпич с выцветшей вывеской над дверью.

Юлия была здесь не впервые: точно знала, что хотела и куда идти. Оказавшись у стойки, улыбнулась пожилому продавцу и заказала клубничного мороженого с шоколадной крошкой. Был еще на подносе молочный коктейль и ванильные палочки с тривиальным названием «Хруст».

- Две порции по каждой позиции, - озвучила она в конце и протянула карточку для оплаты. Вернее, попыталась это сделать, потому как я перехватил ее руку. Повел себя недопустимо, нарушив личное пространство и коснувшись запястья Хозяйки.

- Я в состоянии за себя заплатить.

- Отпусти, - тихо шипит Юлия. Глядит на меня разозленной кошкой, и я послушно отпускаю руку. – Наглому мальчишке пробейте отдельно.

Казалось бы, на этом инцидент можно считать исчерпанным, но нет - уже сидя за столиком спутница строго произнесла:

- Не смей прикасаться ко мне без разрешения.

- А с разрешением?

- Я предупредила.

Когда дрожала под пледом, то ли от страха, то ли от холода, и прижималась боком, об касаниях почему-то не говорилось. Зато сейчас - что ты, целую трагедию развела: пальчиком посмел дотронуться до ее величества. Зачерпываю ложечкой розовую субстанцию, и не думая засовываю в рот. Холод бьет по мозгам – я морщусь от боли, начинаю усиленно тереть виски, в попытках согреть подмерзшую голову.

- Так тебе и надо, - доносится язвительное до ушей.

Не выдерживаю, демонстрирую язык вредной девчонке. Знаю, что глупо выгляжу со стороны, но ничего с собой поделать не могу. Именно так поступал с Кормухиной, когда та особенно доставала. Светки уже давно нет, а вот шаблоны с прошлых отношений остались. Отношений… что за ерунда в голову лезет.

Резкий холод обжигает кончик носа, и я невольно дергаюсь назад. Провожу пальцами, стирая остатки пломбира с лица, удивленно смотрю на спутницу, а та продолжает увлеченно поедать вкусности, делая вид, что ничего не случилось. Словно некто другой несколько секунд назад мазнул меня ложкой мороженного. Даже подбородок ладошкой подперла и мечтательно уставилась вдаль. Вот ведь вредная…

Не раздумывая, макаю ванильную палочку в подтаявшее клубничное и оставляю розовый росчерк на щеке соседки. Как тебе такое, Юлия Кортес Виласко! Глаза у девушки сначала округляются от удивления, а после сужаются, до узких бойниц бруствера. Атаковать в ответ поздно – я уже откинулся на спинку дивана, теперь не достанешь.

- Дурак!

Подумаешь, какое страшное слово: ни ума, ни фантазии. С видом победителя начинаю хрустеть вафельной палочкой, тем более что название десерта обязывает.

- Ведешь себя, словно глупый мальчишка.

- Эль-Като и есть, - соглашаюсь с ней.

- Ты не Эль-Като, ты Дурь-Като – с девушками совершенно обращаться не умеешь.

- Так ты и не девушка.

- Да? – удивилась Юлия. – И кто же тогда?

- Контрагент.

- Кто-кто?

- Сторона номер один согласно подписанного контракта.

- А-а, вот оно как, - задумчиво протянула юная Виласко, – значит работодателю язык показывать можно? И где тебя такого умного, обучали?

- В академиях.

Юлия фыркает, но от продолжения диалога воздерживается. И правильно делает, меня чтобы переболтать, постараться нужно. Я в свое время школу имени Валицкой прошел, до того Кормухина тренировала, да Катюха-вредина. Сеструха хоть и сколопендра мелкая, но язвить горазда куда больше взрослых, той же Юкивай форы даст - сто очков вперед.

Доедаем десерт в тишине: я похрустываю палочками, а соседка аккуратно орудует маленькой ложкой, снимая со стенок вазочки подтаявшее мороженной. Делает это сосредоточенно и даже увлеченно, в какой-то момент высунув кончик язычка.

На ум приходят воспоминания о младшей сестренке: склонившей голову и подсунувшей под себя ногу. Юкивай вид имела схожий, разве что беззаботности было куда меньше. Катюха могла полностью отдаться любимому занятию, забыть обо всем на свете и самозабвенно рисовать, а Юлию напряжение не отпускало. Даже сейчас, сидя в кафешке, и занимаясь совсем уж пустяковым делом, вроде поглощения замороженного десерта, девушка не могла расслабиться полностью. В каждом движении чувствовался нерв: в позе, в наклоне головы, в манере держать ложку.

Смотрю на темные волосы, периодически мешающие, и все норовящие угодить в вазочку с подтаявшим клубничным. Изучаю черты лица, которые до того видел тысячу раз, но в которые никогда не вглядывался. И почему решил, что внешность у нее обыкновенная? Вытянутый овал лица, тонкие линии носа, взгляд чуть светлых, внимательных глаз. За всей этой мишурой, вечно царящей вокруг образа Юкивай не разглядел самой девушки, в которой нет и намека на капризность или жеманность.

«Давай, еще влюбись в неё, брат», - подзуживает внутренний Михаил. Я его не слышу, совершенно очарованный новым открытием. Это как десять лет ходить мимо одного дерева, а потом остановиться в удивлении, узрев по весне распускающиеся бутоны белых цветков.

«А ведь она со мной даже не ругалась», - приходит запоздалая мысль в голову. С чего решил, что у нее с фантазией скудно, и больше, чем на слово «дурак», не хватит? Творческую личность, сочиняющую слова для собственных песен. И обезьянка дикая, и мартышка безмозглая, и выблядыш недочеловеческий, как только не называли за годы учебы. Я уже молчу про книги и фильмы, где у нашего брата не было ни одной положительной роли: сплошь маньяки или убийцы. Юлия наверняка все это слышала и знала, но сдержалась.

«Из-за твоих сверхспособностей терпит», - продолжает нудить брат.

Вранье, ложь это. Невозможно скрыть отвращение к человеку, тут как не играй, проколешься без вариантов: в мимике, в моторике, в случайно вылетевших фразах. Такие вещи даже не обязательно видеть, их ощущаешь самым краешком сознания. Так было с той же Ловинс, которая пыталась общаться нормально, искренне пыталась, но словно ядовитый шип торчал между нами, который не видишь и который не вытащить… никогда.