Мир до начала времен - Михайловский Александр - Страница 10

– Слушаюсь, Андрей Викторович, – сказал тот, ушел и почти сразу же вернулся с невысоким, даже ниже меня, коренастым офицером типично итальянской наружности.

– Значит, так, – сказал наш военный вождь, – переводи. Мы тут посоветовались и решили передать вас для перевоспитания искупления в состав сводной когорты бывших римских легионеров под руководством старшего центуриона Гая Юния. Вот он стоит перед вами собственной персоной. Это очень хороший, но достаточно строгий командир, и вам следует приготовиться к тому, что всякие признаки неразумия из ваших матросов будут выбивать палками и кулаками. Но поскольку римляне сами еще не до конца завершили процесс искупления, их подразделение курирует присутствующая тут леди Сагари – она наблюдает за тем, чтобы римляне соблюдали установленные нами порядки и правила, а также следит за их материальным благополучием. По духовной части над вами будет находиться отец Бонифаций, христианский священник из начала седьмого века. И лишь в вопросах жизни и смерти над вами буду властен я один, и больше никто…

– Я ничего не понимаю, синьор Орлофф, – сказал итальянец, выслушав перевод. – А римской легион, черт возьми, как тут оказался? И что у вас делает священник из седьмого века, а также в каком статусе будем находиться мы, итальянские офицеры, ведь синьор Гай Юний наверняка захочет назначить к нам своих командиров?

– Римский отряд мы победили за некоторое время до вас, – ответил тот, – и те легионеры, которые уцелели в том бою, уже достаточно далеко продвинулись в деле превращения в полезных членов нашего общества. Отец Бонифаций происходит из другого времени и места, вместе с группой корнуолльских кельтов он бежал от саксонского набега, в результате чего они все прибежали прямо в наши объятия. Падре у нас просто идеальный священник: искренне верующий, умный, и в то же время не фанатик. Здесь, в мире до начала времен, когда не родился еще Сын, и из состава Троицы на небесах присутствуют только Отец и Святой Дух, он поставил себе цель создать Писание Шестого Дня Творения. Что касается командира для этого сводного манипула, то мы, посоветовавшись, решили назначить им именно вас, а остальных офицеров временно дисквалифицировать в рядовые, а там будет видно. Если кому-то не понравится это решение, то наши методы решения подобных проблем вы уже знаете – башку с плеч, тушку в реку, дело в архив…

– Вы это серьезно, синьор Орлофф? – переспросил Гвидо Белло, недоуменно моргая. – Меня, самого нижестоящего из офицеров, делать командиром над всей уцелевшей командой, в то время как капитано ди корвета Карло Альберто Тепати остался в живых… и именно он должен командовать над всеми нашими людьми! Меня же никто просто не признает…

– Признают, – уверенно сказал Андрей, – ибо при первых признаках неповиновения мы начнем репрессии, и самое мягкое наказание за такое – списание в монахи к отцу Бонифацию. Если вы не забыли, один кандидат в монахи у нас уже есть, и если к нему добавится еще двое или трое, то от этого ничего не изменится.

– Это именно так, – вставил свои пять копеек отец Бонифаций, – я готов принять к себе любого грешника, чтобы смирить его гонор и примирить дух со Всевышним. Присылайте сколько надо, чем больше у меня будет монахов, тем лучше.

– Вот именно, – сказал Андрей, – монаху у нас живется значительно тяжелее: падре изнуряет его тело тяжелыми работами, а дух – молитвой. Что касается вас, то вы единственный вступились за своего человека, когда ему грозила смерть, в то время как ваш бывший командир не сказал в его защиту ни одного слова. Поэтому не спорьте и прикажите своим людям одеться и выстроиться, чтобы мы могли объяснить им правила новой жизни.

Тогда же и там же.

Княгиня Сагари (27 лет), темпоральная вдова и глава клана васатов-аквитанов.

Я иду вдоль выстроившихся в ряд людей из далеких будущих времен – и вижу в их глазах страх и отчаянье, без всяких проблесков надежды. Им тут, в мире Эцая и Отци, тоже несладко, они хотят обратно к себе, в свой мир, но уже знают, что волшебная дверь открывается только в одну сторону. Чуть поодаль над водами реки выступает длинный и узкий железный корабль, который привез их сюда. Мне сложно представить, что тяжелое железо может плавать по воде, но раз так говорит Эцай, то так и есть. Мрачный плод ненужных знаний, предназначенный для разбоя и убийства, этот корабль доставил свою команду в этот пустынный мир только для того, чтобы часть ее была истреблена Отци как неспособная ни к чему созидающему, а другая послужила бы составной частью для создания нового народа. Но не стоит сравнивать этих людей с римлянами – те прямые и жесткие как копья, а люди, что сейчас стоят передо мной, больше похожи на кривые извивающиеся корни.

Поэтому уделом римлян было ужасающее величие, бросившее свою тень через века, а на этих людей, которых Отци и Эцай называют «итальянцами», без усмешки и не взглянешь. Я вижу, что самостоятельно их страна не может добиться не только величия, но даже более-менее пристойного существования, а потому вынуждена вступать в союзы с сильнейшими. Но эти союзы не приносят ей благополучия. Или союзники окажутся нечестными и откажутся делиться добычей, или врагом себе они выберут кого-то вроде Отци, из-за чего у них выйдет полный разгром. Хотя должна признать, как основание для общественного устройства, называемого государством, на роли тех, кто исполняет приказы и не принимает никаких решений, эти люди вполне пригодны.

Но стой, Сагари, не иди дальше! Прямо напротив меня – человек, и я вижу, как в его глазах промелькнула тень черных мыслей. На нем куртка из кожи, а на околыше плоского головного убора нашиты два полоски желтой ткани – снизу широкая, а сверху узкая. Этот человек испуган, и вместе с тем обуян алчностью. С помощью обмана и коварства он рассчитывает добиться успеха там, где потерпела крах сила оружия. А еще он уверен, что его соплеменники его поддержат. Сейчас он себя сдерживает и старается казаться дружелюбным, но потом, когда его планы воплотятся, править он будет как ужасающе злобный тиран, проклинающий всех вокруг и даже верховное божество – за то, что оно забросило его в этот мир и не собирается вернуть обратно.

Этот человек догадался, что я поняла его истинную сущность, и в его глазах вместе с ужасом блеснула багрово-красная ненависть. И тут я почувствовала, как за моей спиной разом встали Отци и Гай Юний, придавая мне храбрости и вселяя отчаяние в моего врага. Да, это мой враг. Он хочет уничтожить мое будущее, будущее моих дочерей и будущее всех тех людей, которые сделали нам добро. Я это понимаю так же очевидно, как чувствую ту страсть и нежность, которую испытывает ко мне самый лучший из римлян, и так же как ощущаю, что сердце мое отвечает взаимностью на эти движения его души. И за будущее среди народа, в котором не будет ни римлянина, ни аквитана, княгиня Сагари готова биться не жалея никого.

– Этот человек задумать плохое и не собираться выполнять договор, – сказала я на священном языке богов. – Он как Секст Лукреций Карр. Я видеть, что, потерпев поражение в бою, он решить добиться свой цель, делая обман и коварство… Ваш цель, новый народ – для него ничто, он жаждать полный власть. Для этого он готов делать убийство и предательство, а еще он думать, что соплеменник поддержать его такой желание.

– Я тоже это видеть, – поддержал меня тот, кого мы, аквитаны, зовем земным воплощением Йайна Гойкоа. – Все люди, кто тут стоять, сильно грешный, но этот человек весь сделан из греха. Я очень сожалеть, да, я сильно сожалеть, но его нельзя делать монах. Бесполезно и опасно. Он бояться вас, но все равно жаждать господство.

Тогда же и там же.

Андрей Викторович Орлов – главный охотник и военный вождь племени Огня.

После того как княгиня Сагари, а потом и отец Бонифаций фактически вынесли главарю итальянских подводников смертный приговор, возникла пренеприятнейшая ситуация. Вроде бы после такого предупреждения, если уж отец Бонифаций отказался брать этого типа к себе в монахи, однозначно требовалось выносить высшую меру социальной защиты, но мы же с Петровичем далеко не итальянские фашисты, и не можем нарушить свои же условия капитуляции. Если этот человек сдался нам без сопротивления, то без каких-либо дополнительных причин (вроде припрятанного оружия) его не нельзя лишить жизни, несмотря на то, что в голове его бродят самые черные мысли. И Петрович со мной в этом согласен.