Вольная (СИ) - Ахметова Елена - Страница 19

Рашед заметно нахмурился. Предприимчивый янычар дернулся было вперед, схватившись за плеть, но тайфа остановил его жестом, не оборачиваясь, — словно у него были глаза на затылке.

— Оставьте нас, — коротко приказал он.

Янычары на мгновение растерянно замерли, но, впечатленные судьбой своих соратников, все же повиновались — и исчезли в лабиринтах тенистых галерей. Малих проводил их взглядом, но выпрямиться не рискнул: жилистый и невысокий, тайфа и без стражей как-то умудрялся внушать определенное уважение, если не страх, даже когда ничего не делал.

— Значит, ты так уверен в своей правоте, что смеешь указывать мне, — протянул Рашед — скорее задумчиво, чем рассерженно. — И все из-за того, что Нисаль растерялся и не успел разорвать поисковый свиток первым?

— Не только, — признался Малих и едва заметно расслабил плечи. — Еще тот свиток с частью «черного забвения», что он велел мне скопировать, чтобы было с чем сравнивать гильдейские записи, рисовала не Аиза.

Рашед оглянулся, и я неуверенно развела руками:

— Нисаль-ага велел мне использовать заклинание на Шади, — припомнила я. — А зарисовать его хотел сам, уже посмотрев на него в действии. Мне показалось, что в этом не было ничего особенного.

— Не было, — с неестественным спокойствием подтвердил тайфа, — за исключением того, что я приказывал сначала создать свиток, а уж потом заниматься мальчишкой. Нисаль-ага уже не молод и мог упустить что-то при черчении — в конце концов, он видел заклинание всего один раз, и то не полностью… но существенно это ни на что не влияет: сейчас мы все равно можем только сличать плетения на глаз и надеяться на лучшее. И уж точно все это не является поводом обвинять хранителя моих покоев и придворного чародея невесть в чем! — Рашед раздраженно постучал носком сапога по мраморной плитке пола и тут же жестом прервал Малиха, явно собравшегося высказаться: — Нет уж, помолчи, не то я позову стражу обратно. Я услышал, о чем ты хотел мне сказать, и еще немного того, что ты собирался хранить в секрете, и этого довольно. Надеюсь, тебе хватило ума не показывать свои подозрения Нисалю?

Малих отчего-то залился краской, исподлобья покосился на меня и сознался:

— Я старался сделать вид, что все в порядке, насколько хватило моих скромных талантов.

Я невольно усмехнулась: в актерском мастерстве Малих преуспел еще в детстве, а уж в игре в невиновного дурачка равных ему не было. Сколько раз за его проказы влетало мне — не упомнить!

— Прекрасно. — Рашед зачем-то тоже покосился на меня и снова повернулся к Малиху. — Тогда возвращайся с улыбкой и говори, что я пообещал тебе золотое перо за твое проворство. Проследи, чтобы все свитки, которые сличает с «черным забвением» сам Нисаль-ага, были отложены от остальных, и принеси их в мои покои после захода луны. Надеюсь, тебе удастся сделать это незаметно, и ты не попадешься мне посреди сада, как в тот раз, когда пытался пробраться в мой гарем, — припечатал он, снисходительно ухмыльнувшись.

Малих оскорбленно насупился, но промолчал.

— Иди в мастерскую, — отмахнулся от него Рашед. — А ты, Аиза, иди за мной. И молчи, ради всего святого!

Увы, вся моя выдержка осталась за закрытыми дверями мастерской, и молчала я только до тех пор, пока не убедилась, что вокруг не было никого, кто мог бы подслушать разговор.

— Малих действительно получит золотое перо в награду за свое проворство? — прагматично полюбопытствовала я.

Тайфа драматически закатил глаза.

— Есть у тебя хоть что-то святое, женщина?!

Я скромно пожала плечами, и он с обреченным вздохом подтолкнул меня к широкой мраморной лестнице на третий этаж, где располагались покои высших чиновников — и самого тайфы.

— Разве тебе не полагается дрожать от ужаса, а не переживать о мошне? — ворчливо поинтересовался он — кажется, больше из принципа, потому как уже успел понять, что я начинаю безудержно болтать, стоит мне хоть немного занервничать.

А уж поводов для нервов у меня хватало.

— Мошна — тоже неплохой повод для переживаний, — отметила я, — особенно в силу того, что я все-таки осталась жива. Мой господин правда думает?.. — я запнулась, не зная, как спросить о возможном предательстве Нисаля-аги, и тайфа не упустил момента:

— Твой господин правда думает, — торжественно подтвердил он и умолк: мы как раз поднялись к широкому коридору, что вел к господским покоям, и все слуги, что сновали от вельмож до кухни и обратно, выстроились вдоль стены, не столько давая дорогу тайфе, сколько грея уши.

Двери перед Рашедом распахнули нарочито неспешно, словно надеясь, что он потеряет бдительность и продолжит разговор, невольно объяснив заинтересованным слушателям, как наложница (будь она хоть тысячу раз фаворитка!) оказалась на мужской половине средь бела дня, да еще без сопровождения. Но тайфа держался молодцом — и не только молчал до победного, но еще и сразу бессердечно утащил меня на террасу, лишая возможности подслушивать даже удачно расставленных янычаров.

Глава 10.1. Важные вопросы и великие проблемы

Мы промолчали, когда он вошел, так он и осла привел.

— арабская поговорка

В покоях тайфы царил непривычный, какой-то лощеный порядок. Только когда за нами закрылись тяжелые деревянные двери, я сообразила, что впервые попала сюда сразу после уборки, когда Рашед еще не успел придать комнатам хоть сколько-нибудь обжитой вид.

Значит, вот что он видит каждый раз, возвращаясь в свои покои?

Занавеси на арке, ведущей на террасу, были расправлены с такой пугающей педантичностью, что даже слабый ветерок не решался потревожить художественные драпировки; на низком столике в углу грозди полупрозрачного винограда венчали старательно выложенную башенку из красных апельсинов и спелых яблок. Фруктовое изобилие отражалось в изогнутом серебряном боку кувшина, аккуратно обложенного льдом.

В этом храме чистоты и порядка даже дышать тянуло с особой осторожностью, чтобы не нарушить царящую вокруг безупречность неосторожным движением, но тайфа только неопределенно хмыкнул и указал мне на кровать:

— Ложись.

Я недоверчиво посмотрела в указанном направлении и лишний раз убедилась, что слуги здесь, должно быть, годами соревновались в мастерстве и совершенствовались усерднее, чем хозяева. Тяжелое расшитое покрывало на кровати было натянуто так, что на первый взгляд казалось, что шелковую постель прикрыли узорчатой золотой решеткой. Одна мысль о том, чтобы валяться на этой безупречной глади, казалась кощунственной.

— Все приходится делать самому, — с надрывом заключил Рашед и, растянувшись на покрывале, выразительно похлопал рукой рядом с собой: — Давай-давай, не заставляй господина и хозяина думать, что от тебя толку не добьешься. Должен же я держать лицо, раз уж притащил наложницу к себе в спальню средь бела дня!

Я неуверенно фыркнула и все-таки покусилась на священное господское ложе. Оказалось жестковато, но господин и хозяин любезно подсунул мне сразу три думки — оставив, впрочем, себе еще шесть и так вальяжно закинув руки за голову, что я все-таки не выдержала и отвоевала у него еще одну подушку. Тайфа в ответ на этот демарш только снисходительно хмыкнул и перевел взгляд на балдахин.

— Руки и… остальное я могу излечить на тех же условиях, что и горло, — глухо сообщил он золоченым кисточкам на балдахине. — К утру все будет в порядке.

Я поднесла ладони к лицу и рассеянно пожала плечами. Промытые ранки выглядели уже не так страшно — обычные царапины, я иной раз на кухне сильнее порезаться могла, а уж результаты регулярного сотрудничества с чорваджи-баши и вовсе бывали до того непредсказуемы, что на их фоне состояние моих рук казалось полной ерундой.

А коленка — я задрала подол и убедилась воочию — вообще была цела: небольшой синяк да раздраженная кожа.

— А можно я все-таки позадаю вопросы, а все это заживет само? — жалобно поинтересовалась я и одернула платье.