Эскорт для чудовища (СИ) - Шварц Анна - Страница 56

А еще поцелуи, прикосновения, объятия… все это станет уже не случайностью, повергающей меня в шок. А вполне законными действиями. И вряд ли я буду разочарована. Но… только одна мысль об этом заставляет мое сердце странно нервно биться.

— Хорошо, — поколебавшись немного, принимаю решение я, — я согласна.

Глава 19

— Так, — произношу я спустя полчаса, когда страсти уже улеглись, я пришла в себя, выпив водички и умывшись, а Смоленский вызвал клининговую службу, чтобы в гостиной собрали осколки. — На правах твоей девушки я освобожу немного твой холодильник.

Я достаю чертову запеканку Дарины и отправляю ее в мусорку. Лимонад отправляется в раковину, соленая рыба тоже улетает в мусор — хотя сердце екает при этом. Я безумно люблю рыбу. К тому же, она дорогая. Но я не смогу на нее смотреть, зная, кто ее приготовил.

После я избавляюсь от воняющего луком салата, который вчера все отказались есть. Видимо, таким образом Дарина решила предотвратить наши возможные поцелуи со Смоленским, потому что от нас обоих воняло бы. Но у нее ничего не вышло. Я сразу споласкиваю тарелку, чтобы меня не раздражал запах.

— Помочь? — сзади раздается веселый смешок, и Смоленский опирается на столешницу по бокам от меня.

— Да. Вышвырнуть все вещи Дарины, если такие тут остались.

— Нет, не остались. Я бы не потерпел жить с ней вместе ради ее алиби, так что ее вещей тут нет.

Слава богу. Почему-то от одной мысли, что эта хитрая баба ночевала здесь, мечтая, как однажды она переберется в кровать к Смоленскому, у меня скрипят зубы.

— Отлично, — произношу я, домыв тарелку и отряхиваю руки от влаги. Так как Смоленский все еще держит меня в плену, я разворачиваюсь к нему лицом и произношу, подняв мокрые ладони.

— Дашь полотенце?

Он смотрит задумчиво на мои руки. А я на тень от его темных ресниц. Обвожу взглядом скулы, нос, его красивую линию губ и думаю, что его родители очень, конечно, постарались. И Майя очень на него похожа. Очень.

— Можешь об меня вытереть, — произносит Кирилл, и, наклонившись, прикасается поцелуем к моим губам. Это не становится для меня неожиданностью: можно сказать, я ждала этого после согласия быть его девушкой. Поэтому я раскрываю в ответ губы, готовая его впустить, но Смоленский, лишь мазнув по ним прикосновением, перемещается с поцелуем на скулу, а потом ниже, на шею, там, где кожа очень нежная и чувствительная к прикосновениям. Кажется, что меня прошивает электрическим разрядом, и все тело от этого вспыхивает.

Я вытираю об него руки. Да.

Смяв его футболку, и потом запустив ладони под нее. Все еще влажные и прохладные — от этого мышцы под моими руками напрягаются, когда я растираю влагу и холод, скользя ладонями выше, за спину, и заставляя Кирилла прижаться ко мне еще теснее.

— Я хотел этого очень долго. — это признание, сделанное немного охрипшим голосом, вызывает у меня табун мурашек там, где тепло его губ оставляет отметины коже. — Честно говоря, еще в Лондоне у меня были мысли дать тебе все, что ты попросишь, лишь бы ты принадлежала мне.

— Дать все?…

— Сделать предложение, выходящее за рамки нашего контракта. Попросить тебя назвать цену за близость с тобой, за постоянный доступ к твоему телу. Заплатить сколько угодно. — его руки тоже проскальзывают быстро и внезапно под мой топ, поглаживая живот и местечко под бюстгалтером, отчего у меня пальцы на ногах поджимаются.

— Вот ты богатый извращенец, — фыркаю я, — это навсегда поставило бы точку между нами. Ты стал мне симпатичен, потому что уважал меня.

— Поэтому я не стал даже пытаться. Сделал ставку на нормальные отношения, которые могли бы зародиться между нами. — хмыкает Смоленский и находит мои губы, впиваясь в них поцелуем. Я прижимаюсь к нему, отвечая, чувствуя, как воздух между нашими телами плавится от напряжения. Становится душно, жарко. Трудно держаться на ногах. Хочется утонуть в этих ощущениях и обнажиться, для того, чтобы чувствовать острее. Одежда кажется сейчас слишком лишней. Вниз живота словно стекает раскаленный металл.

Наш поцелуй становится сильнее. Прикосновения — откровеннее. Я вся вспыхиваю в его руках. Подобной силы желание я никогда не испытывала с другими мужчинами. Конечно, страсть была. Когда мы срывали одежду и быстро брали друг у друга то, чего требовало тело. Но сейчас мне не хотелось спешить, хотя тело готово было взорваться. Хотелось продлить удовольствие, наслаждаясь и балансируя на грани.

— Куда? — шепчу я, когда Смоленский подхватывает меня на руки и несет.

— Не делать же это на кухне. Я хочу тебя.

Дорога до спальни оказывается короткой. Прохлада постели лишь на секунду отрезвляет меня, но потом надо мной нависает Кирилл, скользнув по мне горящим взглядом, а я выставляю вперед колено, останавливая его.

— Не так быстро, — произношу я, — я хочу растянуть удовольствие. И еще подумаю, стоит ли прямо сейчас консумировать наши отношения.

— У тебя не получится сейчас думать, Саша. — он проводит ладонью по внутренней стороне бедра, и моя нога вздрагивает, словно пытаясь против моей воли убраться в сторону, прекращая упираться в твердые кубики пресса. Его ладонь скользит, не пропуская ни миллиметра, а в глубине его глаз я замечаю горящее желание и восхищение.

Хотя, казалось бы, человек, не обделенный деньгами и вниманием, должен быть пресыщен видами красивых тел. У меня оно уже далеко не модельное. Я не изнуряю себя диетами. Всего лишь стараюсь вести здоровый образ жизни, насколько это возможно.

Но он смотрит на меня так, словно я первая в его жизни.

В принципе, и у меня чувство, что все, что было до — всего лишь суррогат близости. Как дешевый магазинный торт. Слишком приторный, скрипящий на зубах сахаром и суховатый.

Сейчас я мечтаю ощущать еще и еще на губах вкус поцелуев. Дразнящих, чувственных, распаляющих. Больше прикосновений. Везде. Даже самые невинные оставляют клеймо жара на коже. Те, которые я раньше бы и не заметила. Сейчас каждое важно.

И жду с нетерпением самый сладкий, волнующий аккорд, когда все преграды падут и останется только желание слиться воедино. Теперь это желание не вызывает неловкости или стыда. Я могу прямо признаться, чего хочу. И я чувствую, что это будет правильным для нас.

Наши тела соприкасаются кожей к коже, а я обнимаю Кирилла за шею, прижимаясь к нему.

— Разденься. — прошу тихо я.

Хочу, наконец, видеть его целиком. Без одежды. Наслаждаться этим без смущения. Я знаю, что его тело с четким рельефом мышц, которые я уже успела изучить, царапая ноготками, прекрасно. Когда Кирилл выпрямляется, я бесстыже любуюсь алыми отметинами на его коже.

Я оставляла их везде, не сдерживаясь. Пусть легкая боль ему еще несколько дней напоминает о нашем первом разе. Ну и вообще их вид вызывал во мне странное понимание того, что этот человек принадлежит мне.

Пока я ем его глазами, меня быстро и бескомпромиссно избавляют от остатков одежды.

— Ну что, остановимся на этом? — с усмешкой спрашивает Смоленский, возвращаясь ко мне и чувственно прикусывая мне кожу на шее, там, где бьется пульс.

Остановиться?! Ненормальный. Пусть только попробует уйти и я не дам ему спокойной жизни. Он будет желать двадцать четыре часа в сутки. Я сделаю все, чтобы он пожалел об этом и долго извинялся.

Но сказать все это не могу, потому что стискиваю зубы от нахлынувших ощущений, пока он целует меня возле ключицы.

— Я тебя убью тогда, Смоленский, — только выдыхаю.

— Думаешь, у меня получится остановиться?

И я издаю глубокий стон, когда это, наконец, случается. Когда мое тело получает то, чего желало. Хотя с непривычки я чувствую легкую боль — у меня давно не было отношений, все равно я начинаю плавиться, когда мы сливаемся воедино.

— Нет, хватит, — произношу я, когда спустя несколько часов Кирилл возвращается из душа, склоняется надо мной, проводя губами по обнаженной коже плеча, — я обессилена. Уже за полночь, нам завтра вставать…