Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Эскорт для чудовища (СИ) - Шварц Анна - Страница 37


37
Изменить размер шрифта:

Лена замолкает. Какое-то время мы молча пьем кофе, глядя, как Катя за окном докуривает остатки сигареты. Мне сложно что-то произнести, потому что на душе как-то гадко.

— Владимир многое сделал, чтобы вырастить Кирилла хорошим человеком, — прерывает молчание Лена, — мальчик тоже любит его, и больше всего на свете боится разочаровать. Какое-то время он рос фактически на моих глазах, и на меня Кирилл произвел впечатление хорошего парня, хотя, сложное детство сказалось на его характере. Мне казалось, он ценит близких людей и никогда не сделает то, что ранило бы его самого — не предаст и не доставит неприятностей. Неужели я ошиблась?

Я опускаю взгляд вниз, не в силах посмотреть Лене в глаза.

— Нет, — произношу я, — вы не ошиблись. Все сложнее, чем вы подумали, но Смоленский не изменял своей невесте.

— Это радует. Поверю тебе.

— Тук-тук, — Катя внезапно появляется возле нашего столика, радостно улыбаясь, и мы обе вздрагиваем, — ой, я не отвлекла вас? Если вы секретничаете — я могу еще раз сходить и покурить.

— Нет, — отмахивается Лена, давая понять, что разговор закончен, — завязывай-ка ты вообще с этой вредной привычкой. Она портит внешность. Я знаю, о чем говорю.

— Ой, пффф, — фыркает Катя, плюхаясь на стул, — тебе-то об испорченной внешности рассуждать. Чтоб все в шестьдесят так выглядели, как ты!

Я чувствую, как мои глаза округляются от удивления.

— Шестьдесят?

Катя хихикает.

— А ты сколько думала ей?

— Сорок пять максимум…

Лена скромно улыбается в ответ.

— Не преувеличивай. В моих морщинах можно картошку сажать. Девочки, я оставлю вас ненадолго — мне муж уже телефон оборвал, — женщина встает, достав из кармана брюк дорогой телефон и отходит в сторону санузлов.

Катя поворачивается ко мне с широченной, довольной улыбкой. Я бы оценила ее помощь, но сейчас я слишком в шоке.

— Ну и как, успели перемыть кости некоторым личностям? — радостно интересуется она.

* * *

Попытавшись обьяснить Кате, что подобный поступок едва не поставил меня в неудобное положение, я получила от нее напоследок порцию наставлений в духе «не будь такой правильной говняшкой» и демонстративный фырк. В этом вся Катя. Поклонница передачи «Дом-2», любительница коллекционировать чужие грязные секреты и с замиранием сердца следить за развитием событий.

В конце концов я ее поблагодарила, и пообещала привезти на выходных самый большой набор роллов из «Моремании». За то, что о Смоленском я узнала даже больше, чем хотела.

Да уж…

Пока я дышу свежим воздухом, подпирая дверь своей машины, взгляд выхватывает черный «Мерс», припаркованный в конце улицы. По-моему, где-то я его уже видела. Точнее, водителя в солнечных очках, делающего вид, что он пялится в телефон. Он был у адвокатской конторы, куда я заезжала с утра.

За мной что, следят?

Боже, я параноик. Кому я сдалась? Это просто совпадение. Тут центр города и куча кофеен. Он вполне мог приехать перекусить после посещения адвоката.

Мысли снова меняют направление. В голове все еще не получается сложить воедино образ несчастного, забитого ребенка и уже взрослого Смоленского, на которого я насмотрелась за эти дни. Разве может человек, переживший такое детство, казаться таким уверенным, знающим себе цену и твердым? Меня мама всего лишь не очень баловала в детстве, и относилась холоднее, чем к сестре, и то — я выросла с хвостом нерешенных проблем за спиной и самооценкой, которую вечно приходится уговаривать подняться повыше, а не болтаться на дне.

Хотя… в Смоленском все же есть странности. И есть действительно есть что-то хорошее, что он усиленно пытается спрятать в общении с другими людьми.

Как бы то ни было, мне не стоит расслабляться, и думать, что он душка. Он по-прежнему остается наследником одной из богатейших семей, человеком, которого сильно обидела моя сестра, и тем, от кого полностью зависит наше с Майей будущее.

Я со вздохом сажусь в машину и отъезжаю от пиццерии Лены по направлению к больнице. Черный Мерс появляется спустя несколько минут, тихонько преследуя меня. А потом, не успеваю я даже занервничать, он неожиданно пропадает в потоке машин, оставляя странное ощущение, что я действительно параноидальная идиотка.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

На парковке больницы я оставляю машину на первом свободном месте, отстегиваюсь и выхожу наружу.

И тут же пораженно замираю. Потому что через пару машин от меня я замечаю самого Смоленского. Он смотрит прямо на меня. Ветер треплет пряди его черных волос, бросая их на совершенно беспристрастное, каменное лицо.

«Прошло пара дней» — мелькает мысль, пока я беру себя в руки и направляюсь к нему, — «наверняка результаты ДНК-теста пришли, вот он и приехал сюда. Смоленский выглядит так, потому что Майя его дочь и это еще раз непомнило ему о том, что Аля и я обманывали его? Или потому что Майя не его дочь и он теперь бесится, что я его заставила понервничать?».

Я останавливаюсь в шаге от него. Смоленский медленно обводит меня взглядом сверху вниз. Сегодня я одета прилично, слава Богу: нашлись силы вытащить вещи из чемодана и погладить.

Сам Кирилл одет в черную водолазку, слишком жаркую для летнего дня, и темные штаны. Рукава водолазки он закатал, не стесняясь демонстрировать практически зажившие следы от ран на запястьях.

— Привет, — произношу я пересохшими вмиг губами. Мне волнительно. Блин, чего он так пялится? Пристально и прямо, будто пытается прожечь во мне дырки, — а ты тут что делаешь? Пришли результаты теста?

Он пару мгновений молчит, перед тем, как ответить. Лишь в темных зрачках, в которых отражаюсь я, замечаю тень насмешки.

— Угу, — хмыкает он, — пришли.

«Тудум». Это мое сердце валится в пятки.

— И? — сглатываю я. Смоленский отводит взгляд и смотрит куда-то в сторону, словно раздумывая. Мне кажется, что мои нервы вскипают, и миллиарды этих маленьких пузырьков щекочут меня изнутри, заставляя переминаться на месте от нетерпения, — Смоленский!

— Если, предположим, Майя не от меня, как думаешь, с кем твоя сестра умудрилась ее заделать? — внезапно ровно произносит Смоленский, а мне хочется обреченно вскинуть голову и закричать.

— Она не твоя дочь? — мой голос вздрагивает. Руки начинают трястись. Похоже, сбылись мои самые худшие опасения, — я не знаю. Вообще не предполагаю! Аля мне ничего не говорила. Я всегда считала, что ты ее отец, и даже подумать не могла, что сестра способна настолько круто лгать.

— Я еще не сказал, что она не моя, — хмыкает он, сверля взглядом стену больницы, и сложив расслабленно руки на груди. Такое чувство, будто он надо мной издевается. Пытает. — Но если она не моя, что собираешься делать?

— Не знаю. Пойду в суд, постараюсь доказать, что я достойна ее воспитывать. Если не выйдет — не знаю даже. В голову лезут только преступные мысли. Может, украду ее и уеду из страны. Или убью этого придурка, — я стискиваю пальцы так, что они хрустят. Смоленский смотрит на них, — господи, ты можешь перестать меня мучать и просто сказать прямо?!

Он медленно моргает. Мне же вообще кажется, что это занимает вечность, прежде чем мужчина открывает рот.

— Могу. Майя — мой ребенок.

Ноги подкашиваются. Я опускаюсь на корточки, обхватив голову руками и длинно, протяжно выдыхаю.

* * *

— Зачем надо было издеваться надо мной и задавать идиотские вопросы? — со стоном интересуюсь я, — Смоленский, блин…

— Я не издевался, — спокойно поясняет он, — просто удовлетворил любопытство.

Нет, все-таки, сложное детство оставило на нем отпечаток. Слышала, что у детей, которые пережили какое-либо насилие, бывают проблемы с психикой и заодно с эмпатией. Сейчас Смоленский повел себя очень плохо.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Ты ужасен. Но я ужасно рада новости, поэтому не стану больше ничего говорить. Можно посмотреть на тест?

— Не-а. Я его выбросил. Может, встанешь, Саша?

Я убираю руки от лица и пораженно смотрю вверх, на этого идиота.