Моя лучшая роль (СИ) - Ли Стеффи - Страница 20

— Хелен.

— Не благодари. Трахнуть ее вне дома я тебе запрещаю. После статьи Томпсон, которая отчего-то столько тянет, это не закончится хорошо. Но в доме тоже опасно, — на мой вопросительный взгляд, дополняет. — Там же есть золотые ножнички. Не забывай, Райан. — широко улыбается женщина.

20

Хлоя

Моя пытка, в которой я периодически страдаю, но при этом умудряюсь обожать все происходящее вокруг, длится уже неделю. Кажется, самую прекрасную неделю в моей жизни.

Он улетел вчера и должен вернуться завтра, но бабочки в моем животе сходят с ума и уверяют, что это слишком долго. Слишком.

Лизи щиплет меня за руку, пока мы лежим на соседних шезлонгах около бассейна:

— Ты хоть сделай вид, что не так страдаешь! Этот тиран уехал, и мы можем свободно вздохнуть.

— Он не тиран…

— Неужели? — хитрым взглядом смотрит подруга. — А кто ныл мне в пятницу?

— Нууу…

На самом деле Райан подошёл к просьбе сестры по созданию из меня соблазнительницы Джорджа неожиданно серьезно. Кажется, даже наследница Тру Голд не ожидала от него такой прыти.

И отчего мне стыдно перед капитаном «Волков» непонятно, но теперь, видя Джорджа на репетициях, я краснею, будто за его спиной ежедневно варю зелья для его приворожения.

Наши специфические занятия с Райаном длятся с двенадцати до шести. Если у нас с Лизи в этот день есть репетиция в нашем драмкружке, то время сдвигается.

Он в тот же вечер огласил нам свои условия «мастер-класса». На начальные возмущения моей подруги о «полном нон-стоп погружении» был дан категорически отказ.

— После шести — недовольно шептала мне Лизи, — этот кобель снимет с себя роль холодного наставника, так что не смей от меня отходить.

— Да он даже не смотрит на меня…

— Ты и пикнуть не успеешь, как будешь лежать без белья с раздвинутыми ногами. — не знаю, что она читала на моем лице, но ехидно добавляла. — Ты ещё успеешь их раздвинуть, но пока держи колени вместе, а ночью надевай железные трусы и завязывай ноги тугим ремнём.

До завтрака Райан уходил на пробежку, а я спускалась готовить ему завтрак. Моя белокурая опекунша ужасно возмущалась, но ещё больше бесилась оттого, что мне самой это нравилось.

— Ты такая глупенькая, — качала головой Лизи и демонстративно закатывала глаза. Красивые небесные, точь-в-точь, как у ее брата.

Клод первое мое появление на кухне воспринял, как личное оскорбление. Но на попытки объяснится только помахал руками и отвернулся к своей готовке. А дальше расхаживал всячески меня не замечая, при этом кисло поглядывая на мою яичницу. Уверяя меня одним взглядом — более жалких яиц на сковороде он давно не видел.

Когда в очередной раз страдальчески изучил содержимое тарелки, приготовленное мной для Райана и сказал себе под нос на французском о странностях американцев, меня это позабавило и я без задней мысли задала ему встречный вопрос. Тоже на французском. На самом деле мне давно, с тех самых пор, как я узнала, что повар Лизи француз, хотелось с ним поговорить, но было бы странным заваливаться на кухню с радостной улыбкой и предложением попрактиковать франсэ՜.

Моя мама приехала в США на практику в студенческие годы из небольшого городка во Франции — Монпелье, Встретила папу и со слов ба «у них закрутилась жаркая Амур-тужур, после чего о возвращении к Средиземному морю можно было забыть. Они поженились и через год родилась я.

Со мной с самого рождения говорили на двух языках. Папа на английском, а мама — на французском. Сколько бы Эдвард Райт не убеждал жену перестать мучить ребенка своими «bonjour baguette», она оставалась непреклонна.

— Язык любви, — улыбалась вечерами мама, когда ложилась рядом со мной. — Самый красивый и мелодичный. Я мечтаю, как ты вырастешь, и мы все вместе поедем во Францию. Не знаю, как насчет Монпелье, но ты точно влюбишься в Париж.

Папа в это время, появляющийся в дверях, изображал рвотные рефлексы, от которых нельзя было не смеяться. А его жена Агнес Моро, так и не сменившая фамилию, гневно смотрела на мужа, при этом еле сдерживая уголки губ. Но папа так просто не сдавался, он удалялся, чтобы в следующую секунду появится в мамином красном берете и смешно расхаживать, посылая нам томные поцелуи.

Этим он мстил маме за ее частые упоминания об уровне и шике французских мужчин.

«Твой папа шикарно кривлялся, — грустно вспоминала ба. — И одно время мечтал о кино, как и ты сейчас.»

После той аварии родителей не стало.

Мы с ба переехали, а мои французские разговоры оборвались. Да, я читала книги и смотрела фильмы, но это не заменяло живого общения. А здесь, благодаря Райану, Клод открыл меня с новой стороны и теперь мы каждое утро проводили с ним в оживленной беседе. Ещё в тайных разговорах о Райане, чьим фанатом был повар, и смешил меня своими “Uhlala”. Благодаря ему я не только практиковала язык, но и улучшала свой уровень в части готовки завтраков. Лизи в это время предпочитала спать или загорать на шезлонге возле бассейна.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

После завтрака Райан уходил к себе, а затем тренировался в тренажерном зале, оборудованном в доме Стилов. В эти часы его можно было встретить в доме в одних шортах и футболке. Или без неё. И тогда действительно вокруг играла пленительная “Uhlala”, срывающая с моих глаз скромность и сдержанность.

Загорелое и красивое тело, широкие мощные плечи, плоский живот и выраженные косые мышцы пресса. В голове крутилась фраза из фильма «ты что, отфотошоплен?».

Он расплывался в улыбке, гладя на нас, и уходил, откровенно смеясь, когда ладонь Лизи ложилась на мои горевшие глаза, а улыбка «мир прекрасен» расплывалась на лице.

— Ты мне глаза зачем закрывала?

— Боялась, они у тебя оплавятся. А по легенде они должны так себя вести при виде Джорджа! Повторяй про себя как мантру — Джордж навсегда!

Мне и раньше нравилась игра Райан, но именно живя с ним под одной крышей, я прочувствовала, насколько он на самом деле хорош. И от этого моя голова кружилась с каждым днем сильнее, потому что бабочки из живота вылетали в мозг и мой IQ, кажется, с грохотом летел вниз. Или тест, показавший мне 130 баллов, врал.

До двенадцати часов звезда моих фантазий был собой, много шутил и веселил нас с Лизи. Но стоило стрелке часов оказаться на двенадцати, как «его забирает злая тыква» — говорила моя подруга.

Он переодевался в темные джинсы, белую рубашку и надевал очки.

— За очки не благодари. — шепнула мне в первый день Лизи. — Только умоляю, не пялься так на него.

— Н-не пялюсь. — и стоило подумать, как мои потаенные даже от себя самой эротические фантазии сбываются, меня немедленно спустили на землю.

У Райана имелось вполне определенное представление о соблазнительной женщине. Оно складывалось из различных черт мировых актрис. Поэтому в расписание наших «занятий» входили ежедневные киносеансы. В основном черно-белые картины с дивами мирового кино.

«— Опять старомоднятина пошла… — вздыхала страдавшая Лизи.»

А мне нравилось. Я обожала фильмы 30х-50х, а больше всего мне нравилось наблюдать с какой страстью и сосредоточенностью Райан детально разбирал жесты, мимику, походку, взгляды, улыбки. Все это следовало впитывать, как губка, иначе божественный преподаватель хмурился и смотрел так строго, что хотелось заказать билет на Марс. В один конец, пожалуйста.

— Походка очень важна. — говорит он. — Особое умение пройти так…

— Чтобы все шеи себе посворачивали, — радостно добавляет Лизи, и он действительно строг, так как одного взгляда хватает, чтобы она, моя Лизи(!), добавила. — Извини, не буду перебивать.