Култи (ЛП) - Запата Мариана - Страница 25

— С нами?

— Со всеми. С командой. Что происходит?

— Джи, я понятия не имею, о чем ты говоришь.

— Сал. — Он моргнул, будто понимал, что я прикидываюсь тупицей. Так оно и было, но он не знал этого наверняка. — Все ведут себя странно. Никто не разговаривает между собой. Я не вижу, чтобы хоть кто-нибудь вел себя, как обычно. Кажется, будто вы впервые встретились. Я хочу понять, что происходит, вот и все.

Как только я действительно задумалась об этом, то поняла, что не должна удивляться тому, что он заметил разницу в нашем поведении. Конечно же, заметил. И все из-за того, что ему не все равно. Мне не нравилось, что Гарднер был слишком внимателен и заботился о нас, и мне не нравилось, что Култи вообще не обращал на нас внимания. Здесь не будет победителя, не так ли? Мне нужно было принять тот факт, что Гарднер был с нами и переживал за нас.

Хотя тренировки обычно были довольно серьезными, в наших разминках до игры и в процессе остывания после всегда присутствовало игривое настроение. По большей части мы неплохо ладили друг с другом, и, думаю, именно поэтому мы так хорошо играли. Ни одна из нас не считала себя суперзвездой и не имела эго размером с воздушный шар. Мы играли как единое целое.

Конечно, это не означало, что некоторые члены команды не мечтали о том, чтобы время от времени другие игроки подворачивали лодыжку, но это обычное спортивное поведение.

И да, тренировки проходили в довольно подавленной атмосфере и становились все более и более тихими с каждым днем. Не нужно быть гением, чтобы понять, что это не вина новых игроков. Они были великолепны.

Это была вина Немца. Если даже Харлоу боялась открыть рот, чтобы пожаловаться на его бездеятельность, очевидно, он был проблемой. Не думаю, что Хар когда-либо задумывалась дважды о последствиях своих высказываний. Она была именно таким хорошим и честным человеком. И все же я видела, как она тряхнула головой и прошла мимо, пока Франкфуртская Сосиска, о которой идет речь, расхаживал по окраине поля во время тренировок и молчал.

К тому же, существовала моя ссора с ним.

Я наклонилась вперед, уперлась локтями в колени и лениво пожала плечами.

— Скажи мне, что делать, — тренер говорил очень серьезно. — Я доверяю твоему мнению, и мне необходимо знать, с чего начать.

Слово на «Д». Черт возьми. Доверие было моим криптонитом.

Я вдруг почувствовала, как моя решимость рухнула, и опустила голову, сдаваясь.

— Хорошо. — Я почесала щеку и пристально посмотрела на него. — Что именно я могу сказать, чтобы не попасть в неприятности?

— Что?

— Это принесет мне проблемы? Я не хочу говорить что-то, из-за чего меня посадят на скамью запасных, — осторожно сказала я, будто не называла Немца сарделькой несколько дней назад.

Он недоверчиво посмотрел на меня. Гарднер посмотрел на меня так, словно я плюнула ему в лицо.

— Это связано с Култи?

Учитывая тот факт, что у меня еще не было информации о том, попаду ли я в беду, сказав хоть что-то, я ограничилась кивком. Я всегда могла сказать, что ничего не произносила вслух, там ведь прозвучало его имя, верно?

— Ты издеваешься надо мной.

Я пожала плечами.

— Объясни мне. Ты же знаешь, как сильно я уважаю тебя. Я не собираюсь стучать на тебя или создавать тебе проблемы за то, что ты была честна со мной, не утрируй.

Он действительно выглядел обиженным из-за того, что я не хотела ничего ему объяснять.

И все же…

— Сал, я знаю, что ты понимаешь, что я не слепой и не тупой. Скажи мне правду, я услышал только половину того, что ты ему сказала несколько дней назад. Знаю, что он не был дружелюбен с твоим папой, но думал, что это все. Я хочу помочь и могу сказать, что команда не ведет себя так, как должна. Каждый раз, когда мы выходим на поле, все напряжены, и никто не хочет ничего говорить во время наших встреч. Вы никогда так себя не вели, — сказал Гарднер. — Иногда вы даже можете спорить о том, как надут мяч, ради Бога.

Мне хотелось откинуться на спинку стула и откинуть голову назад, чтобы уставиться в потолок, но я не сделала этого. Вместо этого я мысленно натянула свои Носки Большой Девочки повыше и решила помочь ему.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Я не спорю с тобой, ситуация напряженная, и это отстой, Джи. Но ты знаешь, что у нас есть правило «не ныть», так что никто не будет жаловаться.

— Тогда скажи мне почему. Из-за меня?

— Почему ты всегда так поступаешь со мной? — застонала я.

Он засмеялся.

— Потому что ты не будешь нести чушь. — Мастер-манипулятор, он был мастером-манипулятором. — Я хочу, чтобы все вернулось на круги своя, поэтому скажи мне, что нужно исправить.

Разве он не понял? Никто не поставит под угрозу карьеру, которой были принесены такие жертвы. Каждая из нас отказалась от дней рождений, юбилеев, общественной жизни, отношений, времени с семьей и многого другого ради того, что мы имели сейчас. Я заплатила большую цену, и было бы глупо ставить карьеру под угрозу. Все остальные девушки в команде в какой-то степени должны были чувствовать то же самое.

— Я знаю, Джи, но ты же понимаешь, что мы все будем осторожны. Чего ты ожидал? Ты нас с самого начала предупреждал, чтобы мы были осторожны с тем, что говорим о Култи, а затем мы приходим на тренировку или идем в продуктовый магазин, и нас буквально бомбардируют вопросами о нем.

Его выдох напомнил мне звук проколотого воздушного шарика. Он все еще не мог в это поверить. В этой жизни есть люди, которые пытаются решать проблемы, и есть люди, которые ждут, что кто-то другой решит проблемы за них. Обычно мне нравилось думать, что я поступаю, так как сама считаю нужным, но это не означает, что я считаю нужным говорить что-то сейчас, особенно в этом случае.

Внезапно мне стало немного совестно, что я сдерживалась и не говорила правду, совсем немного совестно. Пока не вспомнила об очень реальных угрозах, которыми Немец запугивал меня после того, как я помогла ему. И как только я вспомнила об этом, чувства возмущения и гнева захлестнули меня.

— Хорошо, — я сделала глубокий вдох, — я думаю, что все немного не уверены в том, как вести себя с ним, Джи. Думаю, я могу говорить только за себя. Никто ничего не говорит, потому что мы все, наверное, слишком напуганы, боясь ляпнуть какую-нибудь глупость и попасть в беду. И то, что он не самый дружелюбный человек, совсем не помогает.

На лице тренера расплылась улыбка.

— Я серьезно. Понимаешь, все в жизни имели дело с кошмарным тренером, который называет тебя никчемным куском дерьма и орет, что тебе стоило бросить играть в футбол много лет назад. Но оказалось, что еще хуже, когда твоему тренеру наплевать. Он ничего не говорит, он ничего не делает. Он просто присутствует. — На фотосессии произошел инцидент. И он угрожал мне, когда я все лишь пыталась помочь ему, но я держала это при себе. Не из-за того, что он угрожал мне, а просто потому, что я не была таким человеком.

Это факт. Култи ничего не делал. Он ничего не говорил. Он не делился своими знаниями и не проявлял свое недовольство, кроме одного раза… мы даже не знали, как он разговаривает.

— Боже. — Гарднер кивнул и провел рукой по голове. — Я начинаю понимать.

Я сказала слишком много? Может быть.

Надув щеки, как рыбка, я начала говорить ноющим тоном.

— Послушай, он отличный игрок. Я не говорю, что это не так. Но разве он не должен нас тренировать? Ругать? Говорить нам, когда мы делаем что-то хорошее или, хотя бы, делать замечания, когда мы вытворяем что-то невероятно плохое? Что-нибудь? Я полагала, что, может быть, он привыкает к девушкам, но времени прошло более чем достаточно. Не думаешь?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Я понимаю, о чем ты говоришь. Это имеет смысл. — Он провел рукой по голове и посмотрел в потолок. — Не знаю, почему я не подумал об этом раньше. Ха. — Он кивнул сам себе, а затем взглянул на меня. — По крайней мере, теперь я знаю, с чего мне нужно начать.

Я мгновение поерзала в кресле, затем замерла и кивнула ему.