Сердце Зверя - Хант Диана - Страница 8

— Расскажи мне сейчас, — тихо, но твердо сказала я. — Мне нужно знать, чего ждать.

— Хорошо, — сказал Зверь.

Двери в обеденный зал с грохотом распахнулись. Мимо меня пронесся вихрь, который, остановившись рядом со Зверем, обрел очертания волка в человеческой ипостаси.

Склонившись к Зверю, волк что-то тихо проговорил.

Казалось, он все еще договаривает, но Зверь рывком вскочил из-за стола, не обратив внимания на опрокинутое за его спиной кресло. Я моргнуть не успела, а Зверь уже был возле окна. Раздался звук трескающейся ткани — и на широкий подоконник вскочил уже не человек, а гигантский черный волк. Я зажала рот ладонью, чтобы не взвизгнуть, и в следующий миг волк спрыгнул вниз. Вслед за ним отправился гонец, тоже не удосужившись скинуть одежду перед оборотом, впрочем, это меня как раз таки не огорчило.

Не понимая, что делаю, я тоже вскочила и на негнущихся ногах приблизилась к окну. Склонилась, вглядываясь в сумрак, — бесполезно. Волков и след простыл.

Словно в унисон с моими мыслями в окно что-то влетело. Вжикнув возле уха, грохнуло об пол. Я обернулась: камень? И тут же захлопала глазами: камень, обернутый в бумагу. Спешно преодолев расстояние в несколько шагов, нагнулась и, развернув бумагу, увидела ровные строчки. Письмо! В том, что письмо адресовано мне, почему-то сомнений не возникало. Быстрым движением я сунула бумагу за корсаж платья (жест, подсмотренный у Виталины, которая отработала его в совершенстве), а камень выбросила в окно.

Гулкий стук о землю и звук открываемой двери прозвучали одновременно.

— Я провожу вас в ваши покои, госпожа, — сказала волчица, прожигая меня взглядом.

С трудом удержавшись, чтобы не присесть в книксене, я последовала за тюремщицей.

Правда, стоило ей попытаться избавить меня от платья, решительно отвергла ее помощь.

— Оставь, Адела, — голосом, не терпящим возражений (и опять же перенятым у Виталины), сказала я. — Как ты уже, наверно, заметила, я вполне способна сама о себе позаботиться. — Прежде чем волчица успела что-то возразить, я продолжила: — Боишься, что сбегу, — запри. Тебе же не привыкать.

Адела слушала с бесстрастным лицом. Только щеки чуть заалели.

— Ваша безопасность превыше всего, госпожа, — наконец сказала она. — Таков приказ господина.

— Ну вот и хорошо, — пожала я плечами. — Просто отстань. И просто уйди. Если, конечно, в этих покоях мне ничего не грозит. Или у тебя приказ — лечь рядом?

Я посмотрела на волчицу с вызовом, в душе стыдясь собственной наглости. Но жизнь в Заповедных землях показала: хочешь, чтобы о тебя вытирали ноги, — веди себя, как леди. Делай книксены, расшаркивайся, благодари по поводу и без. И в лицо, и за твоей спиной будут смеяться, а с твоими желаниями не посчитаются. Хочешь, чтобы тебя уважали, — смотри в глаза, отвоевывай право на личные границы, говори прямо, честно и по существу. Волки уважают силу.

Сработало.

Видно было, что волчица с трудом сдерживается, чтобы не ответить, но, видимо, такого приказа у нее не было. Или, наоборот, был приказ ни в чем не перечить? Неважно. Главное, подействовало.

Неуклюже присев в книксене и пожелав госпоже спокойной ночи, Адела покинула мои покои. Я даже проверять за ней не стала: и так, понятно, что запрет дверь. А через окно не убежишь даже при всем желании — четвертый этаж.

Должно быть, сказалось нервное напряжение за день, но почему-то казалось, что за мной все равно продолжают следить. Поэтому я не стала сразу приступать к чтению послания, хотя только одной Богине ведомо, чего мне это стоило. Подобрав в гардеробной одну из срамных сорочек, я, избавившись от платья и спрятав смятую бумагу между двумя сложенными стопкой полотенцами, проследовала в омывальную.

Во время вечернего омовения то и дело выскальзывало из пальцев мыло, дважды уронила бутыльки с кремами — к счастью, благодаря мягкому ворсистому коврику ни один не разбился.

Кожа то и дело покрывалась мурашками, стоило представить, что вскоре некий неизвестный доброжелатель приоткроет завесу моего будущего. В том, что это доброжелатель, я почему-то не сомневалась.

Наконец я в короткой кружевной сорочке, поверх которой замоталась еще в банную простыню, вернулась в опочивальню и хлопками погасила мотыльков. Тот, которого предварительно подманила поближе, замер в изголовье, опустившись на спинку кровати.

Я задернула балдахин, отгородив себя от остального помещения, и извлекла из-под банной простыни смятый четырехугольник, исписанный ровным, аккуратным почерком.

Зря вы сбежали днем, герцогиня, — начиналось письмо, и обращение сразу заставило меня вздрогнуть. Выходит, послание и в самом деле было адресовано мне. Надо сказать, за минуты вечернего омовения я успела надумать много всего, включая то, что похитила бумагу, адресованную Зверю. Правда, меня бы это не остановило. Раз кто-то не спешит открыть мне правду, придется выяснять ее всеми доступными способами. — За вами следят. — Хм, ну это-то как раз понятно. — Чтобы сбить волков со следа, действуйте согласно инструкциям. — С замиранием сердца я бросила взгляд на следующую строчку, торопясь узнать, что будет дальше. — Завтра утром выйдите в сад, идите в лабиринт живой изгороди. Отошлите оборотней. Идите спокойно, и когда услышите мой голос, не оборачивайтесь.

Я с трудом перевела дыхание. Не оборачивайтесь. А что, если… Если я просто не смогу выйти утром в сад? Если просто хозяин замка меня не выпустит?! Легко посылать другим надежду на свободу, но если… если ничего не выйдет, а я буду знать, что могло получиться, я ведь… я ведь с ума сойду!

Словно прочитав мои мысли, следующая строчка уверяла:

Я перевела дыхание и снова опустила взгляд в письмо.

Не зная, что делать с письмом, я спрятала его под подушку и поняла, что не в силах сомкнуть глаз. Сердце колотилось как бешеное. Последние слова послания, что завтра мой последний шанс сбежать, стояли перед глазами.

И в то же время нехорошо кольнуло сердце: откуда мне знать, что тот, кто написал это письмо, кто пытается выманить меня из замка, доброжелатель? Сдается мне, Зверь не лгал, когда говорил, что волки, что следят за мной, на самом деле не следят, а охраняют… И Велес говорил, что похитили меня из человеческих земель, чтобы защитить. Чувствуя, что окончательно запутываюсь, я завозилась под одеялом.

Хуже всего, что я никому не могла верить. Казалось, любой мой шаг, даже сегодняшняя попытка сбежать — ошибка. Как и ошибка вернуться в замок, даром что меня не спрашивали, и даже прочитать это письмо.

У кого попросить совета?

У Зверя? Вроде бы он не торопился «пользоваться своим правом» и даже галантно вел себя за столом. Правда, это его пугающее заверение, что у нас вся жизнь впереди… От одного воспоминания об этом меня зазнобило. Закутавшись в одеяло по глаза, я продолжила рассуждать. Да, даже если бы я решилась открыться перед Зверем (отчего-то при мысли об этом бросило в жар), его нет сейчас в замке.

А у кого еще?

У Аделы, которая станет снисходительно поджимать губы и фыркать? Или у молоденьких волчиц-хохотушек? Что-то в них я тоже сомневаюсь.

Если бы здесь была Вилла или Фосса… А лучше — Лил! Но что-то подсказывает, что они свято чтут законы свободного народа. И если Зверь одолел противников в брачном поединке, ему слова не скажут, не то что потворствовать, пусть и косвенно, моему побегу.

Вдобавок, набегавшись сегодня по лесу, я поняла, что убежать от волков, несмотря на все ухищрения по запутыванию следов, невозможно. А кроме того, куда я пойду? Только оказавшись в лесу совершенно одна, обессиленная, потерявшаяся, я поняла сегодня, что шанс встретить там людей слишком ничтожен…

Я вдруг почувствовала себя такой одинокой, что в глазах защипало, а горло сдавило ледяной лапой.