Упал. Очнулся. Папа! (СИ) - Логвин Янина - Страница 6

Обхватил меня длинными пальцами под затылком так, что и не двинуться. Не то что документы собрать.

Какая неслыханная наглость! Произвол, бесцеремонность и деспотизм!

Да какой он хам? Он хуже! Разве был на такое способен Матвей Иванович?!

От изумления и возмущения я не только все слова растеряла, но даже голоса лишилась.

И все же наверняка смогла бы что-то пропищать и попыталась освободиться, если бы вдруг и сама не оцепенела, услышав вслед за приблизившимися шагами женщины ее лелейный шепоток. Лишенный и намека на официальный или рабочий тон:

— Ну, здравствуй, Андрей. Наконец-то мы одни!

Глава 7

Андрей

Стерва передо мной была хитрая, расчетливая и красивая. Немолодая, но мужчин охмурять умела, это факт. У мужиков в корпорации едва слюна не капала при виде высокой брюнетки с выдающимися формами, которые она и не думала скрывать под одеждой, несмотря на деловую этику компании. Впрочем, так же, как с первого дня не собиралась скрывать и свой ко мне интерес, стоило поймать на себе ее взгляд.

Помощница Куприянова, супер-специалист по аналитике рынка. Если верить словам двоюродного брата, то совершенно незаменимый сотрудник.

Не скажу, что я сильно удивился, когда не обнаружил в архиве работников компании ее личного дела. Никаких сведений и рекомендаций, никакой профессиональной истории. А позже смог убедиться сам, что у Нелли Пригожевой не оказалось и никаких навыков аналитика. Не говоря уже о сути понимания своего пребывания здесь с точки зрения занимаемой ею должности.

Она появилась в «Сезаме» практически в одно время со мной, и всё, на что оказалась способна — это сделать так, чтобы я ее заметил.

Я заметил, вот только красоткой не впечатлился, как на то надеялся Валерка. Не люблю продажных баб, независимо от того, сколько они стоят и для чего их используют. И грубого расчета тоже — кто-кто, а мой брат, будь он поумнее, мог бы и догадаться, что я уже давно не сопливый мальчишка, падкий на дармовые прелести. И не игрок, в отличие от него, чтобы клюнуть на такую явную наживку.

«Он боится, и ему есть, что скрывать», — вот первая мысль, которая пришла в голову, едва Куприянов представил мне Пригожеву, а брюнетка затруднилась ответить на прямой вопрос, что же привело ее в «Сезам» и какова цель ее работы в компании. Что-то здесь было нечисто — в настороженном взгляде брата и его показном дружелюбии, с которым он меня встретил. В тех скорбных слезах, которыми оплакивал случившееся с дедом, прижавшись к моей груди.

Да, успело пройти семь лет с того времени, когда мы виделись в последний раз, но даже по прошествии стольких лет я не спешил тешить себя надеждой, что Валерка изменился. И не ошибся. Если он и был сделан из того же теста, что и я, то замесы наши определенно отличались.

Стоило заглянуть брату в глаза, и стало ясно, что в свои тридцать шесть Куприянов остался прежним — такой же эгоистичной сволочью, по-прежнему живущей исключительно собственными интересами. Способный перешагнуть через любого, кто встанет на его пути.

И нет, он не мог так просто проглотить тот факт, что «Сезам» со смертью деда достанется мне. Я не был дураком и понимал, что перешел брату дорогу, но вот решению деда удивился.

Мне не нужна была его компания, у меня хватало и собственных амбиций, чтобы состояться в этой жизни без чьей-либо помощи. И до сих пор у меня всё получалось. Это Валерка был любимым внуком, не я. Первенцем, которого дед охотно баловал и прощал ему многое. Сначала украденные из дому деньги, затем разбитую тачку и ложь, без которой брат не умел жить.

Не знаю, как в последние годы складывались их отношения, но что касается нас с дедом, то за последнее время мы точно не стали ближе.

Уже в шестнадцать я не собирался плясать под его дудку и знал, чего хочу. Не того, чтобы стать чьим-то марионеточным отпрыском, на которого возлагают большие надежды. Я тоже был эгоистом, но иного свойства, чем брат, и во всех делах привык полагаться лишь на себя.

Так что с первого дня, как только вернулся в город и возглавил «Сезам», я неустанно задавался вопросом: что же Куприянов задумал? И что с дедом Матвеем случилось на самом деле?

Известно было немного.

Деду стало плохо вскоре после разговора с Валеркой. Оба находились в загородном доме Воронова-старшего, одни, когда у последнего внезапно случился приступ. И Куприянов клянется, что в этот момент он спал, и только через час обнаружил деда на полу в его кабинете. Клянется, зная, что оспорить его слова практически невозможно.

Я не сразу попал в дом, но к тому моменту, когда это случилось, у меня уже были подозрения, что в компании не все гладко. Однако я не нашел у деда никаких важных бумаг, подтверждающих мои сомнения. Ничего, что помогло бы пролить свет на его последний разговор с внуком и дать хоть какую-нибудь зацепку.

Что-то в «Сезаме» шло не так. И чтобы понять, что же именно, я стал все глубже изучать документы и знакомиться с миром корпорации, полагаясь на свою интуицию. И в конце концов она не подвела.

Размер махинаций поражал. А еще участие в незаконных сделках ведущих лиц компании.

Я понимал, что вряд ли Куприянов смог бы сам организовать подобные схемы кражи капитала, но то, что он предал дело деда — больше не вызывало сомнений.

Я был ко многому готов. Мне предстояло разворошить осиный улей и глупо было надеяться, что осы не станут жалить в ответ. Но только не к тому, что Валерка решится на мое убийство… Нет, этого я не ожидал.

Так что, когда ко мне в кабинет прибежала Петушок с распахнутыми в ужасе глазами и стала щебетать о замышляемом моим братом и его сообщницей преступлении, об опасности, которая мне угрожает — я оторопел. Не так от самой новости и факта договоренности между любовниками, как от сожаления, что всё происходит слишком быстро.

Рано они засуетились, мне нужно время. Я уже нанял людей и начал расследование. Мне удалось во многом самому разобрался… но не во всём. Не во всём, и тут Петушок.

Ее испуг мог к чертовой матери смешать все планы. У этой Рыжей ведьмы хватит ума разболтать кому-нибудь о том, что она слышала и видела. И пусть мне не хотелось в это верить поначалу, но оказалось сложно найти человека бесхитростнее и преданнее компании, чем мой секретарь.

Или я плохо разбирался в людях.

Когда я впервые вошел в приемную генерального директора «Сезама», злой и сбитый с толку случившимся с дедом и его решением, то зацепился взглядом за стройную фигуру девушки у окна. Совсем не собирался, но обратил внимание на красивую линию плеч, белокожую шею и… свернутые на затылке в тяжелый, волнистый жгут волосы незнакомки — темно-рыжие, цвета низкого пламени, пляшущего на палевых углях темной ночью.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Прошла всего секунда с того момента, как я переступил порог и еще не успел толком ее рассмотреть, а в голову уже толкнулась неожиданная мысль: «Такому пламени только дай свободу, и оно разгорится в костер так, что и не потушишь».

Чушь!

Я вошел стремительно, девушка не успела повернуться, но догадаться, кто передо мной, не составило труда. Слухи о ней и моем деде, сошедшем на старости лет с ума и взявшего на работу какую-то девчонку с улицы, дошли до меня раньше, чем я вошел в здание корпорации. И, конечно же, не могли не отозваться в душе недовольством.

Глава 8

Она повернулась, услышав звук моих шагов, и на миг не смогла скрыть удивление в глазах. Не знаю, что ее удивило больше — то, что я так бесцеремонно вошел в приемную и собирался без предисловий занять кабинет генерального. Или то, что между мной и ее шефом не оказалось видимого сходства?

Не важно, но в любом случае она быстро взяла себя в руки и напряглась. Я тоже.

И если бы секретарь деда оказалась красоткой, мне было бы легче понять, как она попала с улицы в сердце «Сезама» и здесь осталась. Я почти ожидал увидеть перед собой роковую хищницу. Но девушка, встретившая меня в приемной, оказалась обычной. Да, с хорошей фигурой и тонкими чертами лица, но скорее уж милой. И точно без того вызова в глазах, с которым яркие женщины предпочитают себя нести и всего добиваться.