Проклятые (СИ) - Сербинова Марина - Страница 79

У него не осталось ничего, даже самого себя. Он не тот, кем себя считал, в нем живет кто-то другой, тот, кому не место на этой земле. Мэтт его ненавидел и боялся. Он ненавидел и боялся себя самого. Он — чудовище. Он — зло. Он повинен в смерти матери, потому что ее убило то, что она узнала о нем. Кэрол возненавидит его, если тоже обо всем узнает. Для него это было самым невыносимым. Он понимал, что его жизнь разрушена, на этот раз полностью и окончательно. Да и имеет ли он право на жизнь после того, что сделал?

Ему одна остается дорога — в ад. Вот там ему самое место.

Но ему не хотелось умирать, он хотел жить, так хотел, как никогда!

И заставить себя отказаться от Кэрол он не мог, несмотря ни на что.

Он не верил, что опасен для нее, что может причинить ей боль, ведь дороже нее у него никого больше не было. Она, ее любовь — это все, что еще у него оставалось. Как отказаться от этого, когда вся душа, все сердце в безумном отчаянии цеплялись за нее в последней и единственной попытке спастись от себя самого и того ада, в который превратилась его жизнь?

Всю свою жизнь он склонял голову перед людьми и судьбой, не пытаясь противиться и идти наперекор.

Может, именно в этом заключались все его несчастья? Из-за того, что не давал отпор, не стоял на своем, не боролся за себя? Прогибался, прогибался под этот жестокий мир, пока не сломался.

У него есть два выхода. Снова смириться, позволив себя погубить, или воспротивиться и, наконец-то, побороться, с самим собой, с судьбой, с Джеком Рэндэлом, в конце концов. Рэндэл презирает его, считает ничтожеством, которым он может распоряжаться, подчинив себе, указывать, что и как делать, сломать ему жизнь, все отобрать, выкинуть подальше отсюда, как собачонку, путавшуюся под ногами, и которая при этом даже не вякнет, трусливо поджав хвост. Возможно, так бы и было, Мэтт бы уехал, не желая рисковать безопасностью Кэрол, пожертвовав собой, позволил бы уложить себя в клинику для душевнобольных, питая надежду, что там из него снова сделают нормального человека, и он сможет вернуться к Кэрол. Да, так бы и было, если бы он не понял, что как только он уедет, Рэндэл приберет Кэрол к рукам. Эта акула нацелилась на молоденькую девушку, и уничтожает все на своем пути. Кэрол доверяет Джеку, она им восхищается, бесконечно благодарна, и этот коварный мерзавец сумеет этим воспользоваться. Он все рассчитал, все продумал, затеяв свою игру, где люди — всего лишь пешки, которыми он распоряжается по своему усмотрению. Решил сразу убить двух зайцев — и карьеру себе сделать на деле Мэтта, и девушку получить. Конечно, ведь в ее глазах он стал героем. Мэтт тоже так считал, пока не раскусил его, поняв, что он просто аферист, холодный и опасный, который осознанно выпустил на волю убийцу — психопата, не заботясь о том, какие это повлечет за собой последствия, а на его место запихнул ни в чем не повинного человека. Страшно было подумать, каким образом он заставил этого несчастного взять на себя эти ужасные преступления. А Мэтту всего лишь ненавязчиво предложил отправиться в психушку, мол, хочешь — лечись, не хочешь — убивай дальше, мне все равно. Освободил, чтобы немедленно избавиться от него. Конечно, оставайся Мэтт за решеткой, Кэрол никогда бы не забыла его, даже если бы Джек открыл ей правду о том, что собой представляет ее возлюбленный, продолжала бы его жалеть, как жертву страшной психологической болезни. И наверняка стала бы добиваться, чтобы его из тюрьмы поместили в лечебницу, где он и должен был бы находиться и где ему, может быть, помогли бы преодолеть болезнь. Конечно, лучше представить все так, что Мэтт всего лишь воспользовался девушкой, чтобы выйти на свободу, и сразу же бросил ее, сбежав, обманув. Он, Мэтт, подонок, неблагодарная скотина, разбивший наивное девичье сердечко, а Джек Рэндэл — благородный герой, весь такой хороший и порядочный, который непременно бы попытался утешить ее.

Задрав край простыни, Мэтт стал медленно, но яростно рвать ее на мелкие кусочки. При одной мысли, что он сейчас с ней, наедине, в этой квартире, Мэтт испытывал желание разорвать этого мерзавца на куски.

Нет, ничего у этого парня не получится, он не отдаст ему Кэрол, не отдаст! Джек заблуждается, если думает, что он испугается его угроз, ошибается, считая его жалким и ничтожным. Наоборот, это адвокат играет с огнем, рискуя разбудить в нем зверя, которого сам Мэтт боялся. Адвокат, конечно, не прост, но теперь Мэтт знал, что сам он намного опаснее. Может, это было странным, но Мэтт вдруг почувствовал себя увереннее и смелее, как никогда раньше. Что-то в нем изменилось после того, как он увидел себя на кассете.

Этот человек был ужасен, но это был он, и это нужно признать.

Мэтт не боялся больше адвоката. Ох, не поздоровится этому самонадеянному Джеку Рэндэлу, если не оставит его в покое! Останутся от этой акулы одни плавники, если столкнется с тем чудовищем, что жило в нем, Мэтте.

За всю ночь Мэтт глаз не сомкнул. Все думал, думал.

Появилась мысль, что Джек мог обмануть его, что на самом деле он, Мэтт, вполне здоров и не совершал этих убийств. А все эти кассеты — всего лишь мастерски смонтированная подделка. От этого Рэндэла можно ожидать чего угодно. По одним его глазам видно, что он способен на все. Ну, не мог Мэтт поверить в то, что он психопат, убийца. Если бы это было так, неужели за восемь лет, проведенных в тюрьме, этого никто не заметил, и даже для него самого это стало шокирующей новостью?

А если это, все же, правда, он мог бы рассказать обо всем Кэрол и спокойно отправиться на лечение с надеждой на выздоровление и ее терпеливое ожидание. Только это было безумием, надеяться, что Кэрол не изменит своего решения быть с ним после того, как узнает, что он есть на самом деле.

Как, как можно сказать любимой женщине, этой доброй чистой девочке, что ты изнасиловал и убил трех ни в чем не повинных детей? Нет, никогда он ей не скажет. И сделает все, чтобы она не узнала. Лучше сразу умереть, чем увидеть в ее глазах страх и отвращение, которые он сам сейчас к себе питал.

Боль в голове становилась невыносимой, а вместе с ней в нем росла злоба. Что там сейчас происходит, в этой маленькой квартирке? Он, Мэтт, здесь, а Джек там, с его женщиной. Мэтт верил Кэрол. Но что, если этот паршивец ее домогается, пристает, воспользовавшись ситуацией?

Но Мэтт переживал напрасно, мучаясь от дикой ревности.

Оказавшись в квартире, Джек отправился в душ. Пока он купался, Кэрол приготовила ему постель на кушетке в зале, думая о том, что одна ни за что бы не осталась здесь — умерла бы от страха.

Обнаружив на кухне коньяк, оставшийся после вчерашнего праздничного ужина, Кэрол плеснула его в стакан и залпом выпила. Зажмурилась, прижав тыльную сторону ладони к губам и переводя дыхание от опалившей все внутри огненной жидкости.

— Можно закусить чем-нибудь, если так противно, — прозвучал за ее спиной голос Джека.

Кэрол бросила на него смущенный взгляд и поставила стакан на стол.

— Есть будешь? — спросила она.

— Нет, не хочу. А вот выпить с тобой за компанию могу. Или ты предпочитаешь пить в одиночку?

— Я, вообще-то, никак не предпочитаю. Просто захотелось вдруг, — пробормотала девушка.

— Что ж, не удивительно, — Джек по-хозяйски открыл шкафчик и достал еще один стакан. Потом, заглянув в холодильник, отыскал там лимон и, аккуратно нарезав прозрачными кружочками, разложил на тарелочке.

Кэрол наблюдала за ним, устало сидя на стуле за столом.

Разлив коньяк, он протянул один стакан девушке.

— Выпей, иногда это полезно. И спать будешь лучше.

Кэрол не возражала и одним большим глоткой осушила стакан.

Улыбнувшись ее скривившемуся личику, Джек протянул ей лимон.

Положив кружок в рот, девушка подняла на него печальный взгляд.

— Поверить не могу, что Моники больше нет! Как могло такое случиться, почему она умерла?

— Мэтт говорил, что у нее сердце больное было.

— Да. Наверное, слишком много волнений сразу… И еще этот странный приступ у Мэтта, — Кэрол опустила голову и как-то вся сжалась. — Знаешь, Джек, она мне приснилась сегодня. Я, как домой приехала, заснула, и такой сон странный видела. Страшный.