Во власти монстра (СИ) - Сербинова Марина - Страница 9

Утром Кейси вернулась. Она разбудила девочку, вскарабкавшись ей на лицо. Схватив ее, Кэрол посадила мышку в клетку, и, бросив взгляд на часы, разбудила Мэтта. Тот улыбнулся ей и, тяжело вздохнув, поднялся. Пока он умывался, Кэрол оделась и выглянула из комнаты, чтобы убедиться, что еще все спят.

Осторожно она проводила Мэтта до двери. Он присел перед ней и посмотрел в лицо.

— Спасибо, котенок. Благодаря тебе я прекрасно отдохнул.

— Не за что, — улыбнулась девочка. — Ты еще приедешь?

— Не знаю, — честно ответил он. — Но если буду поблизости, обязательно заеду к тебе. Но я не обещаю.

Кэрол приуныла, но принуждено улыбнулась, чтобы он не догадался, что творится в ее сердце, которое разрывалось от любви и страдания. Она ужасно боялась, что он, узнав, как она его любит, не захочет больше приехать к ней. Ведь ее любовь была ему не нужна.

— Я принесу тебе завтрак, — сказала она и убежала на кухню, чтобы скрыть свои слезы.

Никогда и никому она еще не готовила завтрак с таким усердием и старанием. Ей так хотелось ему угодить, так хотелось понравиться, чтобы он не забыл о ней и, может быть, когда-нибудь вернулся. С трудом донесла она тяжелый поднос до его машины. Увидев ее, Мэтт подбежал к ней и забрал поднос. Они вместе поели в кабине. Мэтт поблагодарил девочку, с удовольствием приняв пакет с пирожками и сандвичами, которые она приготовила ему в дорогу.

Вернувшись на кухню, Кэрол поспешно вымыла посуду, и хотела снова пойти к Мэтту, но появившаяся Барбара помешала ей. Из страха перед матерью, которой могла нажаловаться Барбара, Кэрол с неохотой принялась за работу.

После завтрака, поданного клиентам, ей удалось улизнуть.

Мэтт со своими друзьями уже собирались в дорогу.

Кэрол стояла у двери, наблюдая, как они рассаживаются по машинам.

Заметив ее, Мэтт подошел к ней. Девочка посмотрела на него со слезами на глазах, не в силах больше сдерживать свои чувства.

— Не уезжай, — тихо сказала она, и в голосе ее было столько отчаяния, что Мэтт почувствовал себя виноватым за то, что так понравился ей, и теперь своим отъездом причинял боль этому ребенку.

— Я не могу, малышка, — мягко улыбнулся он, тронутый ее слезами. — Ты очень хорошая девочка и, честное слово, мне не хочется уезжать.

— Ты тоже очень хороший, — проговорила она.

Он вновь улыбнулся и протянул ей красивую фарфоровую статуэтку женщины.

— Возьми, это тебе от меня… на память, — Мэтт подмигнул ей, пытаясь взбодрить.

— Какая красивая, — в восхищении прошептала девочка.

— Когда вырастешь, ты будешь выглядеть такой же красивой и счастливой, как она, — подняв малышку над землей, он поцеловал ее в лоб, отвернулся и запрыгнул в машину, стараясь больше не смотреть в наполненные страданием детские глаза.

Кэрол проводила взглядом его машину, машинально вытирая слезы с лица.

Она беззвучно плакала весь день, и Элен, заметив ее слезы, не стала наказывать девочку, удовлетворившись видом ее разбитого вчера лица и посчитав, что этого достаточно.

Мэтт не обещал вернуться, но Кэрол все равно ждала, ждала долгие годы, мечтая, что дверь откроется и войдет он. За столь короткое время она полюбила этого человека. Полюбила и его подарок. Фарфоровая девушка представляла собой воплощение идеала женской красоты.

Вспоминая слова Мэтта, девочка с грустью сознавала, что такой красивой она не будет даже когда вырастет. Но она надеялась на второе — счастье, что когда-нибудь у нее будет, пусть не такое красивое, но такое же счастливое лицо.

Фигурку она хранила с глубокой, трепетной любовью. Образ этой полубогини счастья вселял в нее надежды на что-то сказочное и невероятное, что должно произойти в ее жизни.

Мэтт не мог ее обмануть.

Глава 2

Элен долго раздумывала над тем, отдавать ли дочь в школу, потом пришла к выводу, что читать и писать девчонка все равно должна научиться, поэтому решилась оторвать ее на время от кухни. В школу Кэрол пошла без особой охоты, а с первого же дня учебы у нее вообще пропало всякое желание там появляться. Из-за известности Элен, ее дочь не осталась не замеченной, а репутация матери стала бичом для девочки. Ее отвергли в первый же день, все, и учителя, и дети. Первые относились с холодным презрением, вторые открыто выказывали неприязнь, называя в глаза дочерью шлюхи. Младшие повторяли за старшими, волна злословия прошлась по всей школе и обрушилась на Кэрол со всей человеческой ненавистью и отвращением, навсегда отбросив от общества, которое отказалось ее принять. Родители не разрешали детям общаться с ней, считая, что ребенок, живущий в притоне со шлюхами, среди разврата и грязи, может научить только плохому других детей, отрицательно на них повлиять. А никто не желал рисковать нравственным воспитанием своего чада. К тому же, водить дружбу с дочерью опустившейся женщины, потаскухи, было унизительно, не достойно — Кэрол поняла это сразу, жестоко раненная таким отношением. Она не пыталась преодолеть пропасть, которую воздвигли между нею и собой люди, не пыталась приблизиться к ним, оставаясь там, куда они ее отбросили. Она никогда и не с кем не заговаривала первая, на обиды и оскорбления детей отмалчивалась, скрывая свою боль и слезы, держалась всегда в стороне, в одиночестве. Она понимала, почему так происходит, но не могла понять, в чем ее вина перед этими людьми, чем она лично заслужила их неприязнь и жестокость. Она превратилась в изгоя, в объект для издевательств и насмешек, презрения и отвращения только потому, что была дочерью Элен и жила с ней. Но разве она могла выбирать? Почему люди не хотели понять, что она всего лишь ребенок, несчастный ребенок, которому нужна была помощь? Неужели они не понимали, что своим отношением ломали ее, уничтожали в самом начале жизни, топча, как едва зародившийся побег крохотного стебелька?

Девочка не говорила об этом с матерью, зная, что той все равно. Когда Кэрол заикнулась о том, что не хочет посещать школу, и попыталась объяснить причину, Элен даже слушать ее не стала, пригрозив тем, что отдаст ее клиентам, если она будет отлынивать от занятий. Пегги украдкой пожалела девочку, посоветовав игнорировать всех, кто ее обижает, учиться, получить образование и уехать, чтобы начать другую жизнь.

— Учись, малышка, — сказала ей Пегги. — Это твой единственный шанс вырваться отсюда, если ты не хочешь жить так, как твоя мать и мы…

И Кэрол поняла, что она права. Поняла, что никто не поможет ей устроиться в этом мире. Девочка не хотела быть такой, как мать, жить, как она. Догадывалась, какую участь уготовила для нее Элен, участь, от которой хотела спасти ее Мадлен и не успела. Мать сделает из нее проститутку. Кэрол приняла решение окончить школу, чего бы ей это не стоило, и сбежать из этого города, устроиться на работу, чтобы выжить. И, скрепя сердце и глубоко страдая, она продолжала посещать школу, проявляя такое усердие в учебе, которое в детях ее возраста обычно отсутствует. Серьезным взрослым взглядом наблюдала она за веселой беспечностью, наивностью и непосредственностью одноклассников, находя их игры и шалости нелепыми и глупыми. Стоически сносила их жестокие нападки и издевательства, упрямо терпела, и лишь наедине с собой горько плакала, с каждой новой обидой ненавидя всех все сильнее. С ее ненавистью и обидами росли злость и негодование, которые с каждым днем становилось все труднее сдерживать. Настал момент, когда они взяли над ней верх, вырвавшись из ее израненного сердца.