По дороге могущества. Книга пятая: Лик Кальмуара (СИ) - Нукланд Алан - Страница 63

Си… диус…

От промелькнувшего в опустевшем сознании имени мои пальцы невольно разжались и, наконец, отпустили рукоять меча.

Сидиус…

Чувствуя, как в невыразимой тоске сжимается сердце, я иду вперёд, с трудом переставляя ослабевшие ноги.

Выживи, Учитель… Прошу тебя, выживи, как бы тяжело это ни казалось…

Перешагивая через трупы тварей Ночи, я дошел до его недвижимого тела и рухнул на колени, со стекающими по щекам слезами улавливая едва различимое, прерывистое дыхание.

— Мастер…

Я бережно сжимаю в руках его искалеченную ладонь, с болью смотря на изломанное тело и торчащие в постепенно затихающем сердце шипастые ветви.

На нас опускается тень и я поднимаю голову, глядя на вставшего рядом Сиэрда. Краткое мгновение мы смотрим друг другу в глаза, а затем поджавший губы жаброид печально качает головой.

Грудь словно сжимает ледяная ладонь.

На миг зажмурившись, я вновь смотрю на Сидиуса, устремившего прямо на меня взгляд единственного уцелевшего глаза, и заставляю себя улыбнуться.

— Мы сделали это, Мастер. Мы убили Кальмуара.

Краешек его губ дрогнул, и корка запёкшейся крови разорвалась, выпуская с последними вздохами жизни шепот едва различимых слов:

— Защити… нас… Защи… ти…

Сердце закалённого боями старого воина сделало свой заключительный, предсмертный удар, свершивший невозможное — отняв жизнь уже самого Сидиуса, Хранителя Светочи, который, как бы ни был силён мрак Ночи, стоял на защите Древнира до самого финального вздоха.

Сжимая холодеющую, огрубевшую от мозолей ладонь, что оставила рукоять верного меча, я с трудом оторвал взгляд от расползающейся по зрачку тьмы и поднял голову, встретившись глазами с сидящей на разрушенном полу Шейди, нежно придерживающей голову лежащего на её коленях Мыфана. Мягкие губы озарили окровавленное лицо усталой, ободряющей улыбкой. Тяжело дышащий, разорванный надвое гомункулярный казначей с искренним уважением к павшему товарищу опустил веки и тихо возносил молитву Древним, что обязательно встретят достойнейшего из живших силпатов у своих Врат.

Позади лилововолосой воительницы, привалившись спиной к стене неподалёку от разрушенного трона, стояла оперевшаяся на меч лимра Скайдэн, с прожженой магией бронёй и зияющими на теле глубокими порезами.

Обернувшись назад, я посмотрел на Кривглазиана, перекинувшего через шею руку израненного Харуда, едва держащегося на ногах, но так и не выпустившего из ладони клинок, до самой рукояти обагрённый густой двардрэнской кровью. Принц Рэйтерфола не мог отвести наполненного глубокой скорбью взгляда от тела лучшего друга, и по его щекам текли жгучие слёзы разрывающей душу печали.

Обессиленная Беара прижималась к заботливо обнимающему её Вирхему, успокаивающие ладони которого были полны целебного тепла.

Опустив искорёженный ударами когтей щит, Вильяр Тэк стоял, запрокинув лицо к потолку, а стискивающая лук в левой руке Берта замерла рядом с ним, прильнув лбом к его плечу и вцепившись пальцами в пропитанную алым ткань рукава.

Драксан Аблагард преклонил колено и согнул прямую спину, отдавая дань силе и храбрости великого воина.

Гобля Муржит закрыл глаза и скрестил на груди топоры, моля Духов отогнать Тени и отворить Чертог Предков для сияющей честью и могуществом души, что сокрушила врагов и отдала жизнь во имя Древнира.

Даже енот Флодигарт, опустил голову, воздавал должное павшему вражескому герою.

Вновь опустив взгляд на Сидиуса, я, наконец, разжал пальцы и бережно положил обмякшую ладонь ему на грудь.

Прощай, Сидиус.

В уважении склонив голову перед Мастером в последний раз, я поднялся на ноги и, обернувшись к трупу Кальмуары, с тенью поселившегося в глубине души мрака направился к нему. Медленно взойдя по полуразрушенным ступеням, я остановился у края пронзившего её грудь кристалла, сверкающее острие которого торчало из разорванной спины, величественно возвышаясь над нами. И устремив немигающий взгляд в недра переливающихся Истинной Силой граней Светочи, я внезапно со всей ясностью ощутил, что величественная реликвия ордена Хранителей наконец-то насытилась, наполнившись мощью сотен тысяч существ Древнира до самых краёв.

“Защити нас…” — тихо прошелестел с дыханием ветра угасающий шепот последней просьбы.

Я невольно поднял руку и опустил взгляд на испещрённую рунами дриарилловую ладонь.

Лютер… Являются ли правдой сказанные тобой слова, или же это всё коварная ложь, вложенная в твои уста Кальмуарой? Ведь многое до сих пор вызывает вопросы: почему в обрывках воспоминаний Гарганора Пастырь говорил о том, что ему нужна Вайнория, а не Древнир? Почему похожие на Сазэримов гигантские твари уничтожали мой родной мир? Что вообще означает “Пастырь Цикла”? Это прозвище? Титул? Имя? Какой смысл оно несёт? И почему Баглорд, Владыка Гладархона, желал его смерти? Да и сам Баглорд — кто он такой? Часть защитной системы Древних? Или же он сбежавший житель одного из порабощённых Ксантийской Империей миров, переродившийся в Древнире и копящий силу для отмщения? И мои сны… Они столь противоречивы…

Сжав пальцы в кулак, я закрыл глаза.

Так правда это или же ложь? Ведь если всё действительно так, то есть лишь один способ защитить Древнир и спасти всех…

— Не делай этого, Саргон, — внезапно раздался за моей спиной тихий, полный мольбы голос. — Не отправляй нас на Ксантию.

Волна холода окатила моё сердце.

А вот и ответ на мой вопрос…

Медленно открыв глаза, я опустил руку и обернулся к подошедшему ко мне Вильяру Тэку. Несколько долгих мгновений мы смотрели друг другу в глаза, а затем я, наконец, нарушил затянувшееся молчание.

— Почему? — Я прошелся взглядом по замершим в тронном зале друзьям. — Это ведь их мир, Вил. Так почему бы нам всем просто не отправиться обратно домой?

С вырывающимся из груди взволнованным, прерывистым дыханием, Вильяр стиснул дрожащие пальцы.

— Я… Я калека, Саргон… Т-там, на родине, у меня нет ничего: ни рук, н-ни ног, ни семьи, ни друзей. — Из его глаза на щеку упала слеза. — Я лишь жалкий обрубок, одиноко гниющий на кровати. День за днём. День… за днём…

Вильяр опустил голову и уставился на свои содрогающиеся ладони, на которых отпечатались глубокие следы от его ногтей.

— Я готов сражаться за Древнир, — он вновь поднял на меня глаза, в которых застыл страх и отчаяние. — Я готов драться за него до самой последней капли крови. Только, молю тебя, не отнимай у меня всё это…

Я холодно смотрел на его залитое слезами лицо, чувствуя раздирающий его душу ужас и боль. Но кто он в действительности? Всего лишь один из сотен тысяч спящих орудий с промытыми мозгами, который, стоит только его воспоминаниям вернуться, с радостной улыбкой на устах убьёт всех, кого любил, с кем преломлял хлеб и кому клялся в вечной дружбе. Ведь все они — Посланники Священного Восьмирата, преданные псы с дремлющими, заложенными установками на непреложную службу своему единственному и бессменному Хозяину. И нет гарантии, что даже я сам не переметнусь на их сторону, если сбежавшему Лютеру Ричу всё же удастся найти способ пробудить жестокую армаду Экспантов Ксантийской Империи.

Я отвернулся от Вильяра и мой повелительный голос эхом разнёсся по тронному залу Рэйтерфола:

— Уйдите отсюда. Все.

Мои верные друзья и товарищи переглянулись друг с другом, а затем молча исполнили приказ своего короля, покинув его, и предоставив ему право самому решить судьбу всего Древнира.

Придерживая и помогая Харуду, ушёл Харлен Кривглазиан.

Драксан Аблагард вместе с Гоблей без тени сомнений перешагнули порог зала.

Жаброид Сиэрд с бесстрастным лицом слегка склонил голову и тут же удалился.

Вирхем потянул за руку Беару, но та не сдвинулась с места, смотря каким-то странным взглядом, в котором застыла неведомая печаль, на спину возвышающегося Саргона. И лишь спустя несколько долгих ударов сердца она, наконец, с улыбкой отвела заблестевшие от слёз глаза и позволила Вирхему увести себя прочь.