Тайны Реннвинда. Проклятие дня - Сокол Лена - Страница 11

Я обхожу трейлер по кругу, потом исследую развалины, двигаюсь в сторону города и почти дохожу до оживленной улицы. «Нет, она могла уйти, куда угодно».

Вот только зачем?

Почему Сара ушла?

Что-то выманило ее из дома? Она тоже услышала зов?

Я возвращаюсь к трейлеру и сажусь на ступени. Уже смеркается. Достаю телефон и набираю тетю.

– Да? – Ее голос звучит тревожно. – Ты где, Нея? Тебя целый день не было дома!

Я вздыхаю.

– Ингрид, пропала Сара. Мы у нее дома, пытаемся разобраться, что случилось, так что я задержусь, хорошо?

– Может, тебе лучше вернуться домой? В том районе небезопасно!

– Все хорошо, со мной друзья. Я позвоню, обещаю.

И не дожидаясь нового потока нотаций, обрываю соединение. В следующее мгновение из леса показывается Анна.

– Я должна была это предвидеть! – Сетует цыганка. Она выглядит растерянной и напуганной. – Нельзя было отпускать ее от себя ни на секунду!

Я вскакиваю.

– Наверное, она услышала тот же зов. Наверное, Сара не соображала, что делает.

– Тогда сейчас она на пути к своей смерти. – Женщина входит в трейлер, я – за ней. Она бросает взгляд на часы. – Скоро ночь, и, значит, они вот-вот встретятся.

– Так давайте, скорее проведем ритуал!

– Да. Да… – Анна оглядывает стол, затем обращает взор на мешок, лежащий на полу и придавленный у горловины швейной машинкой. Внутри все еще мечется, хотя и уже не так активно, пойманная птица. – А где дхампири?

– Вы убежали все вместе.

– Тогда нужно ждать его возвращения. Только ему призрак может указать дорогу.

– Ждем.

Не знаю, сколько проходит времени прежде, чем из леса, препираясь и обвиняя друг друга, выходят парни. Я бегу им навстречу.

– Не нашли?

Они виновато крутят головами. Ульрик темнее тучи и выглядит запыхавшимся.

– Уже смеркается, нужно быстрее провести ритуал! – Кричу я.

И они подрываются, точно по сигналу.

– Закройте дверь. – Просит Анна, когда мы вбегаем в трейлер.

Цыганка взвинчена до предела, но ей приходится взять себя в руки, чтобы подготовиться к главному действу.

– Что теперь будет? Как нам ее спасти? – Голос Улле дрожит.

– Бери птицу. – Тихо говорит женщина.

Парень бросается к мешку, позабыв о том, что еще недавно боялся даже прикасаться к его содержимому. Он выдергивает горловину из-под машинки и запускает внутрь мешка руку.

– Ах, ты… – Изловчившись, парень вынимает бедную птицу.

Ульрик держит ее двумя руками: крепко-крепко. Поворачивается к цыганке. В руках у той короткий топорик с острым лезвием. Она берет птицу за горло и, не обращая внимания на ее попытки кричать и сопротивляться, придавливает ее к столу, и… хрясь!

Мы замираем.

Голова желны откатывается в сторону и падает со стола.

А тело еще продолжает дергаться.

Мы стоим, словно истуканы, и, не дыша, наблюдаем за тем, как кровь медленно и толчками заливает стол. Едва тельце пернатой жертвы перестает шевелиться, цыганка ловко наполняет ее кровью глиняный сосуд, стоящий на столе, и отбрасывает тушку в сторону, словно ненужную тряпку.

– Господи спаси… – Шепчет Ульрик.

Я вижу птичью башку на полу. Мощный длинный серо-белый клюв, красная «шапочка» на макушке и выпученные белые глазенки. Ужас…

– Всем молчать, – приказывает Анна. – Господь тут ни при чем.

Она зажигает свечи, ссыпает в сосуд землю с могилы Эллы, тщательно перемешивает деревянной палочкой, добавляет из какого-то стеклянного сосуда голубоватую жидкость, снова перемешивает, а затем… давясь, пьет.

Фу-у-у…

Глядя, как цыганка борется с тошнотой, я делаю шаг назад. Меня пошатывает от ужаса, ноги становятся ватными. Я вижу, как сереет лицо Улле, как тени от свечей носятся под потолком, как сгущается тьма, а затем… рука Бьорна ложится на мое плечо, и он не дает мне упасть.

«Я тут, я с тобой», – говорят его глаза.

И мне становится легче дышать.

Но в комнате теперь не только мы. Анна садится на стул и, закрыв глаза, начинает медленно расчесывать свои волосы расческой Эллы и что-то тихо шепчет, шепчет, шепчет.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Глава 11

– Анна, вам плохо? – Улле наклоняется к женщине.

– Стой, дурень! – Бьорн прихватывает его за ткань рубашки на спине и резко дергает.

Парня отбрасывает назад, словно тряпичную куклу.

– Эй, полегче! – С возмущением восклицает Улле.

Хельвин бесцеремонно затыкает ему рот своей ладонью:

– Заткнись. – Шепчет он. – Если ты помешаешь ритуалу, дух Эллы может найти прибежище в теле Анны. Лучше прикуси свой язык и не встревай.

Цыганка икает и с трудом подавляет рвотный рефлекс. Черная жижа из земли и крови сползает с ее губы по подбородку, глаза темнеют. Теперь она, молча, раскачивается, прижав расческу к груди.

– М-м-м…. м-м-м…

– И что дальше? – Не выдерживает Ульрик.

И тут тело Анны начинает сотрясаться в конвульсиях: она дергается так, будто ее вот-вот вырвет, отбрасывает расческу на пол и с силой вцепляется в ручки кресла. С ее губ срывается тихое рычание, затем тарабарщина на цыганском, а потом женщина резко замирает и низким голосом выкрикивает:

– Приказываю тебе! – Вбирает в грудь воздуха. – Приказываю – явись!

– Пойду-ка я отсюда, – бормочет Улле, пятясь назад, когда ее глаза вдруг начинают закатываться за веки.

Пламя свечей вспыхивает ярче и поднимается выше, а затем – гаснет. В трейлере воцаряется такая леденящая тишина, что я хватаю Бьорна за руку. И вдруг понимаю – Ульрик схватил тоже, только правую руку. Хельвин, вздохнув, отцепляет его от себя. Мою же руку он не скидывает.

Вокруг темно и жутко от того, что не знаешь, с какой стороны придет неведомое. Может, оно уже окружило нас со всех сторон, а, может, только что проникло в тело Анны и готовится нанести удар.

– И что? – Шепчет Улле.

Кажется, его зубы стучат от страха.

Я медленно оглядываю комнату. Пахнет кровью, дымом и благовониями. Глаза еще не привыкли к мраку, поэтому перед взором пляшут рыжие всполохи. Ах, нет – это глаза Бьорна. Осознание этого заставляет сердце сжаться. Парень прекрасно видит в темноте: это его особенность. Но он не человек в полном смысле этого слова – и это то, что роднит нас и одновременно разводит по разные стороны баррикад.

– Ты покажешь мне, Элла? – Раздается его голос.

Я пытаюсь проследить за его взглядом. Парень смотрит в пустоту на противоположной стороне стола от Анны, замершей в странной позе – будто не дыша.

– Покажи!

Меня сотрясает от его требования, как от раската грома. Голос Хельвина словно режет меня пополам.

Улле съеживается:

– Она тут?

– То, что от нее осталось. – Отвечает Бьорн холодно. – Сейчас она выглядит ровно так, как выглядела тогда, когда испустила свой последний вздох.

Я тупо пялюсь в темноту. Мне хочется ощутить то же, что и он, увидеть девушку, почувствовать энергию, но пустота остается пустотой. Неужели, Бьорн сейчас видит истерзанное тело Эллы? Неужели, смотрит ей в глаза? У нее вообще остались глаза?

– Нет. – Говорит Хельвин. Но это не ответ на мой вопрос, он обращается к Элле. – Это приказ оракула. У нее вещь, принадлежащая тебе.

И в эту же секунду, покачнувшись, с грохотом опрокидывается стул. Кто-то взвизгивает от неожиданности. В первое мгновение я решаю, что это Улле, но потом смотрю на него и понимаю – это мой собственный голос. Просто от страха я перестала себя контролировать.

– Тебе придется, – склонив голову набок, твердо произносит Бьорн.

Фраза звучит, как угроза. И в следующее мгновение возле нас проносится ветер. Я понимаю, что это дух девушки: пролетает мимо и скрывается прочь.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– Что это было? – шепчет ошарашенный Ульрик.

Но его вопрос остается без ответа: Бьорн срывается с места, толкает дверь и выбегает на улицу. В трейлер врываются ветер и запах сосен.

– За ним! – Кричит Улле.

Но в этот момент Анна, издав низкий гортанный звук, падает со стула на колени и упирает ладони в пол.