Выбрать волю (СИ) - Берестова Мария - Страница 57

Слегка ошеломлённая этим явлением Эсна обнаружилась у будуара, где она готовилась ко сну. В её вечерние планы не выходили никакие врывающиеся Грэхарды, и она, признаться, как с нею часто бывало в таких ситуациях, попросту замерла, пытаясь понять, что, собственно, вообще происходит.

Грэхард с некоторым изумлением изучал взглядом её простую и удобную ночную рубашку — отсутствие привычных ему кружав, вырезов и прочих привлекательных улучшений недвусмысленно подсказывало, что его сегодня тут не ждали.

Пока он глазел, Эсна наскребла ошмётки смелости по сусекам своей души и максимально спокойно спросила:

— А стучаться в двери вас не учили, мой повелитель?

В недоумении моргнув, Грэхард перевёл тяжёлый взгляд с рубашки на её лицо.

Возможно, в другой время он и признал бы справедливость подобного упрёка, но сейчас ему было слишком досадно, что дело движется не по его сценарию, поэтому он сурово начал трясти регалиями:

— Вот именно, Эсна. Я повелитель. Вхожу тогда, когда пожелаю, и никто не смеет меня остановить.

Хмыкнув, она сделала несколько шагов в сторону, взяла с полки книгу и принялась её листать. Потратив несколько секунд на это дело, она пробормотала вроде бы себе под нос, но вполне слышно для него:

— Странно... Почему-то они забыли указать, что слово «повелитель» означает ещё и «невоспитанный мужлан».

Книга, которую она держала в руках, конечно, не являлась словарём; но он этого, естественно, не знал. Рыкнув от досады и гнева, он шагнул к ней, отобрал томик и грозно навис над ней.

Сердце у неё сжалось от испуга, но она твёрдо напомнила себе, что больше не позволит себя запугивать, и больше не потерпит никакого неуважения. Манера врываться к ней вот так, без предупреждения, явно относилась к оному.

— Испытываешь моё терпение, солнечная? — пророкотал, меж тем, Грэхард.

— А оно у вас вообще есть? — вяло удивилась Эсна и аккуратно выпуталась из пространства между ним и книжным шкафом, чтобы отойти на расстояние, которое позволит ей чувствовать себя безопасно.

Он оказался несколько обескуражен этим манёвром, потому что планировал следующим шагом от слов перейти к делу.

Эсне, конечно, хотелось помириться, но, совершенно точно, она не готова была мириться таким образом — чтобы её чувства и мысли отмели, как мусор, и поставили перед фактом: «Я просто снова прихожу к тебе по вечерам, потому что я так хочу».

Грэхард, конечно, желал примирения, но, совершенно точно, он не был готов что-то обсуждать и искать какие-то компромиссы. «Только по-моему, и никак иначе!» — был его девиз.

Поэтому он шагнул вслед за ней, снова сокращая расстояние между ними и снова нависая над ней.

Она смерила его недовольным взглядом и снова отошла.

Он зло прищурился и снова шагнул вслед, пытаясь зажать её к стене.

Чувствуя себя в крайней степени раздражённой этими навязчивыми вторжениями в её личное пространство, Эсна попыталась выскользнуть мимо него на свободу, но он с рыком преградил ей путь рукой.

— Пустите меня! — попыталась оттолкнуть она эту руку, но не преуспела: где тонкие женские пальцы — и где мышцы привычного к фехтовальным упражнениям мечника!

— Пустить?! — почувствовал себя уязвлённым он и поспешил утвердиться за счёт мысли, которая ему особенно понравилась: — Ты ничего не путаешь, солнечная?! Сперва сама заявляешься ко мне, предлагая себя...

Но он был прерван самым беспардонным и вульгарным образом. Она залепила ему пощёчину и зло перебила:

— Если ты ещё раз назовёшь меня шлюхой — я пойду и предложу себя... твоим стражникам!..

Лицо её пылало от обиды, гнева, унижения, возмущения и ярости.

От страха у неё подгибались коленки, дрожали руки, истошно заходилось бешеным стуком сердце — но он, он видел только её горящие глаза, из которых молниями били яростные взгляды.

Он был ошеломлён и опрокинут, и даже сложно было сказать наверняка, что именно потрясало его больше.

То, что ему вообще дали отпор. То, что она залепила ему пощёчину — знаете ли, никто раньше не позволял себе таких фокусов с грозным владыкой Ньона! То, что она впервые за всё время обратилась к нему на ты. То, что она использовала такое грязное словечко, которое благовоспитанным ньонским барышням знать-то не полагается. То, что во фразе, которая приносила ему такое удовольствие, она усмотрела оскорбление. То, в чём состояла суть её угрозы. То, что она вообще ему угрожает. То, что она выглядела как человек, готовый эту угрозу незамедлительно исполнить.

Ему оставалось только растеряно моргать и тереть пострадавшую щёку.

У неё в голове билась только одна мысль: какое там «просто вернут отцу» — казнят незамедлительно!

Впрочем, почему-то именно это соображение её и успокоило.

Дело-то сделано, и поздно дрожать от страха.

Она вздёрнула подбородок, гордо выпрямляясь.

На его лице проступало всё больше обиды и недоумения; он выглядел как незаслуженно наказанный ребёнок, у которого отобрали любимую игрушку.

Он пару раз открыл рот, собираясь что-то сказать, но всё, что приходило в его голову, звучало либо слишком жалко, либо слишком нелепо. По совести говоря, он просто не знал, как вести себя в такой ситуации с противником, которому ты по каким-то причинам не можешь снести голову с плеч своим мечом.

Больше всего на язык рвалось детское: «Это нечестно!» — но он однозначно чувствовал, что подобной фразой распишется в своём проигрыше.

Не имея сил и возможностей подобрать правильные слова, чтобы выиграть у неё, он решил пойти простым путём и победить на другом поле — любовном.

Все моральные силы Эсны уже ушли на то, чтобы дать ему отпор; она с трудом держалась на одном упрямстве. Возможно, если бы он набросился на неё с присущим ему напором, она на этом самом упрямстве оказала бы ему сопротивление. Но Грэхард прекрасно помнил, что напор такого рода ей не по душе; к тому же, он шёл сюда сегодня побеждать, а не насиловать. Поэтому поцелуй, которым он коснулся её губ, был очень мягким, почти невесомым, отнюдь не нахальным и грубым, а дразнящим и нежным.

Эсна в недоумении широко распахнула глаза; сердце её затрепетало мучительно. Она слишком соскучилась по его губам и рукам, и поэтому покорно капитулировала под его неспешными настойчивыми ласками, забыв всякие соображения о гордости и обиде.

Глава пятая

Когда на другое утро Дерек не застал владыку в его покоях, это здорово его озадачило. Не то чтобы у Грэхарда была привычка шататься где-то по ночам. Утром он всегда привычно находился на своём месте, и где его искать в случае отсутствия, было совершенно неясно.

Впрочем, короткое расследование быстро привело Дерека в Нижний дворец к покоям Эсны. По сведениям стражи, владыка как заявился сюда вечером, так и не выходил с тех пор.

Это, очевидно, знаменовало собой полное примирение супругов, но вместо логичной для такого случая радости Дерек поймал себя на тревоге и горечи. Неприятное сосущее чувство сквербилось где-то на дне сердца, сидело там жгучей занозой и неприятно кололо.

Дерек был не из тех, кто бегает сам от себя, закрывая глаза на то, что ему неприятно. Впервые поймав себя на этом чувстве, он тут же и осознал, чем оно вызвано.

— Дошутился, — буркнул он сам себе, пытаясь сообразить, как теперь справиться с этой досадной неприятностью.

Впрочем, выбора действий у него особо не было: как уже отмечалось, не то чтобы он мог считаться свободным человеком. Вот сейчас, например, вне зависимости от его желаний и нежеланий, ему нужно было выковыривать Грэхарда на совет.

Здесь возникла заминочка. Самоубийц, желающих вломиться в супружескую спальню и напомнить владыке об утреннем графике мероприятий, не нашлось. Дерек оказался перед сложным выбором. С одной стороны, попытка нарушить уединение подобного рода точно не закончится ничем хорошим. С другой, если владыка пропустит совет из-за того, что кое-кто не додумался его разбудить вовремя, — ничего хорошего из этого не выйдет тоже.