Коронный дознатчик. Сыскарь - Абевега Михей - Страница 8

– А то! Не хухры-мухры, – кивнул я, неспешно потягивая сладковато-терпкий напиток.

– Так вот, трансгрейдер усиливает разность зарядов соприкасающихся ветвей и пробивает их кору-защиту.

– Типа как при электросварке, – понимающе согласился я. – А почему я тогда вывалился не в том же месте, где в портал угодил?

– Искривление пространства, – прихлопнул ладонью по столу комиссар. – Вы же знаете, что пространство не линейно?

– Что-то слышал об этом, – с умным видом нахмурив брови, покивал я.

– Это только на гладком листе бумаги ближайшее расстояние между точками – прямая. А с помощью трансгрейдера можно пространство-лист смять и даже самые удалённые точки приблизить и совместить. Причём сдвиг может осуществляться не только по пространственным координатам, но и по временным. Трансгрейдер как бы слегка преобразует поля и материю, пробивая путь между мирами. И потому его ещё для простоты называют преобразователем.

– Круто, – согласился я и с удивлением уставился на пустой стакан. Когда я всё выпить-то успел?

– Фимка! – заорал мой учёный собутыльник во всю глотку. – Принеси ещё настойки!

Орчанка появилась с подносом, плотно заставленным какими-то блюдами. Поставила его на стол, забрала опустевший графин и развернулась, чтобы уйти. Длинная коса, мотыльнувшись, пришлёпнула её по низу спины, а я подумал, что в принципе девушка вполне даже привлекательно смотрится в этом платье, отлично подчёркивающем выдающиеся, во всех смыслах, достоинства.

Глава 4

Утро встретило не только яркими солнечными лучами, настойчиво пытающимися выжечь мне глаза прямо сквозь сомкнутые веки, но и жуткой головной болью, нещадно раскалывающей бедную мою черепушку.

Надо же, новый день в новом мире, начинающийся с мерзкого похмелья. Сколько раз я об этом в книжках читал. Только в отличие от набивших оскомину однотипных литературных изысков, начало этой истории я помнил превосходно. Не то, чтобы меня это сильно радовало, но уж лучше так.

А вот окончание вечерней попойки выпало из памяти совершенно. Я вроде и старался пить в меру, памятуя о коварстве агентов спецуры (а мой новый знакомец однозначно таковым и являлся) и их умении развязывать собеседникам языки по пьяни. Но, похоже, не учёл коварство самой настойки. Помню, что наш разговор по душам после третьего стакана перешёл в лёгкую форму допроса. Помню, что старался не сильно откровенничать. Но о чём под конец шла беседа, вот убей бог, не помню.

Помню ещё, что меня чуть не женили на Фимке, так игриво вертящей округлым задом перед самым моим носом…

Или всё-таки женили?! Иначе чем объяснить тот факт, что Фимка, укутанная в простыню, проскользнув в чуть приоткрывшуюся дверь опочивальни, присела ко мне на край постели и, радостно сияя хищной улыбкой, сунула мне в руку наполненный чем-то горячим стакан.

– На-ка, голубчик, испей, – шепнула она, приблизив к моему лицу пухлые губы, едва я, скрипя мозгами и суставами, еле приподнялся на локтях.

Звонко чмокнув меня в щёку, покрывшуюся за ночь колючей небритостью, орчанка скинула с плеч простыню и, сверкнув аппетитными прелестями, без всякого стеснения скользнула ко мне под одеяло.

Зашибись картошка с мясом! Я аж чуть не захлебнулся, поперхнувшись обжигающе-горячим напитком, к тому же от неожиданности едва не выплеснув из стакана эту огненную лаву себе на грудь. Девица явно чувствовала себя в моей постели как у себя дома.

Взяв себя в руки, я продолжил очень мелкими глотками вливать в себя это явно лечебное снадобье. Или зелье? Это же просто волшебный эликсир! Никакой рассол не в состоянии был тягаться с этим чудесным животворящим напитком.

С каждым глотком боль всё заметнее сдавала позиции, исчезая и уступая место бодрой силе, стремительно наполняющей тело. Ещё пара глотков, и я, позабыв о муках и сомнениях, уже с удовольствием приобнимал знойное упругое тело орчанки, так и льнувшей ко мне под одеялом. Её шаловливые ручки уже вовсю гуляли по моему телу, куда только не забираясь и заставляя вздыбливаться от неодолимого желания всё моё радостно воспрянувшее естество.

– Ну как, голубчик, набрался сил? – проворковала эта зубастая зараза, поворачиваясь ко мне спиной, томно выгибая красивую спину и прижимаясь к моему бедру роскошным упругим соблазнительным задом. И слава богу, что задом. Эта её улыбка пираньи всё же приводила меня в некоторое смущение и замешательство.

Уж не знаю, как я справлялся с этой бестией ночью, но поутру она ухайдакала меня так, словно я лет десять совсем не занимался спортом, а потом меня вдруг заставили сдавать нормы ГТО. Причём все сразу и без малейшего перерыва.

Когда Фимка ускользнула прочь со словами: «Прости, мне нужно идти» – я вздохнул с немалым облегчением. Потому как ещё немного, и моя постельная харизма окончательно сдулась бы, вынуждая выкидывать белый флаг. Позорно сдаваться и расписываться в полном своём бессилии.

В кровати я тупо провалялся ещё, наверное, с полчаса, прежде чем девица, громко постучав в дверь, заглянула в комнату вновь. Правда уже при полном параде. Принесла здоровенный кувшин с тёплой водой и полотенце. Предложила помочь умыться и сообщила, что завтрак скоро подадут.

И ведь словно не выматывала меня только что секс-марафоном. Вся из себя приличная и деловито-сосредоточенная. Хотя глаза у чертовки, я таки заметил, сверкали всё же хитрым и довольным блеском.

Ну и ладно. Раз делает вид, что ничего такого не произошло, так тому и быть. Нашим легче.

Голова болеть перестала. Одежду, вчера разбросанную где попало, я с грехом пополам отыскал и напялил на себя, примечая, что чувствую себя вполне бодрячком и, каким бы невероятным не казалось всё со мной произошедшее, я готов встретить будущее с широко расправленными плечами и гордо поднятой головой.

Наверное, это не выветрившийся до конца вчерашний алкоголь или же утреннее снадобье придавали моим мыслям излишний пафос. Какие к лешему плечи и голова?! Какое будущее?! Главной задачей любого попаданца прежде всего является выживание. Не завоевание мира и не улучшение его путём сраного прогрессорства, а тупое выживание и уже потом всё остальное по обстоятельствам.

В общем, будем жить, будем и с девками дружить.

Со второго этажа, где, как выяснилось, размещались практически все спальные комнаты, я неторопливо спустился в гостиный зал. К уже поджидающему меня там Валяю Броневу.

– Приветствую вас, милостивый сударь, – привстал комиссар из-за стола и куртуазно повёл ручкой, – присаживайтесь. Присоединяйтесь к трапезе. Вот горячий взвар. Вот выпечка. Отведайте. Выпечка тут отменная. Понравится, прикажу Фимке с собой вам собрать. В городе-то нигде такой не сыщете.

Я налил себе в кружку взвару. Попробовал. Вроде ничего. Смесь чая с компотом. Сейчас бы, конечно, лучше крепкого кофейку, но да ладно, и так пойдёт. Плюшки-ватрушки тоже съедобные вполне. И даже вкусные.

Пока я приобщался к местной кулинарии, комиссар, отставив свою кружку в сторону, водрузил локти на стол, поднятые ладони сцепил пальцами в замок и пристроил на них подбородок. Лицо при этом сделал умильно-добродушное:

– Вы уж не обессудьте, я так посижу. Вас-то не дождался, раньше завтракать начал. Пусть, думаю, отдохнёт хороший человек, силы восстановит после всех перипетий да ночных игрищ.

Я второй раз за утро чуть не захлебнулся и настороженно уставился на толстяка.

– Да вы не переживайте, – поспешил он меня заверить, – урону вашей репутации никакого не будет. Кроме меня да вас с Фимкой в доме никого и не было. А я о ваших шалостях никому не расскажу. Да и Фимка – девка с мозгами. Чего ей попусту трепаться?

Фимка-то, может, и не расскажет никому. А вот по поводу господина комиссара сомнения имелись. Если и не от излишней болтливости, то по служебной надобности вполне может и припомнить косяк.

– За Фимку тоже не беспокойтесь, – расцепив пальцы, успокаивающе махнул руками толстяк, – она девка свободная, незамужняя. Работает у меня давно и справно. В станице на хорошем счету, потому как себя блюдёт и с головой дружит. Это вот с вами оказия вышла. Узнала девка, что вы братца её младшего от погибели спасли, вот и прониклась к вам. А тут и вы давай знаки внимания ей всяческие выказывать. Да вы жуйте, жуйте. Что же вы застыли с полным ртом. Ну подумаешь, провели ночку весело. Кто ж в молодости не безумствовал? Пусть это между нами останется. Согласны?