Три седьмицы до костра (СИ) - Летова Ефимия - Страница 23

Да и то, что лас Гренор пытается от своих непосредственных обязанностей увильнуть, очень скоро стало очевидно всем. Деревенский староста Стэмер Чига в свое время даже ездил в город в надежде попросить замену, но в своём благом устремлении не преуспел. 

Что бы мы делали, если бы не Тама? 

Старуха Тама жила на отшибе, на юге - половинка ее ветхого домика находилась уже в лесу, а половина еще в деревне. Таких, как она, у нас называли знахарками. Знахарки ничему и нигде не учились, их знания и умения были результатом природных данных и жизненного опыта. Соответственно, патента от Великого инквизитора не было тоже, и это делало положение очень нужных и важных, зачастую жизненно необходимых в деревнях людей шатким и незаконным. Они как бы были, но их как бы и не было.

К Таме мы и пошли с Асанией. Честно говоря, страх перед ней моей отважной и обычно бесшабашной сестры был мне непонятен. Сама я знахарку никогда не боялась - в отличие от остальных она всегда относилась ко мне хорошо, хотя и виделись мы нечасто. С последнего моего визита прошло уже года три - я приводила сильно разрезавшего руку Севера. Сама я не болела ни разу, никогда и ничем, разве что в раннем детстве... еще до того, как заключила договор с тьмой. Может быть, договор с тварью предполагал здоровье жертвы, или сам Шей так меня берег... не знаю.

Домик у лассы Тамы (все звали ее по имени, несмотря на преклонный возраст, давным-давно за ненадобностью позабыв род) - старый, покосившийся, но опрятный. Настоящее жилище лесной ведуньи - кругом охапки сушёных трав и разная лесная мелочь - мох, береста, кора, орехи, грибы и ягоды. На деревянных досках, обмазанных глиной, сушатся неприглядного вида темные корни и сдувшиеся клубни. Небольшой огородик во дворе, не с овощами - с травами. Самодельная теплица в углу. Посреди грядок бегают куры и индюшки - Тама всегда держала домашнюю птицу, несмотря на то, что и ей от деревенских перепадало, как продуктами и вещами, так и монетами.

В такую рань кругом стояла тишина, но вот птицы уже сновали деловито туда-сюда. Грустно темнели голые чёрные грядки, сиротливо ожидавшие тепленя. На крыльце лежало не меньше четырёх кошек, туго свернувшихся в мягкие упругие клубки. Из косой деревянной будки выглянул хозяйский пес - и снова спрятался обратно. Пес был без цепи, старый, умный, с ухоженной лоснящейся шерстью. Зря воздух не сотрясал, понимал, что мы по делу.

Саня жалобно посмотрела на меня, и я нерешительно постучала в рассохшуюся дверь - не из-за страха. От неудобства перед ранним вторжением.

Знахарка открыла почти сразу же - словно стояла за дверью. Ее стройная, как у девушки, фигурка, ничуть не расплылась за последние три года, белоснежные волосы были заплетены в две длинные толстые косы. Темное простое платье в пол, фартук, пуховая шаль на плечах. Лицо почти без морщин. По своему даже красивая женщина. 

...как и служитель - одинокая.

Тама оглядела нас, не выказывая ни дружелюбия, ни злости, ни раздражения. Сделала приглашающий жест рукой, посторонилась, пропуская вперед. Я прошла первой, Саня, чуть помедлив, двинулась за мной, и тут женщина вдруг заговорила:

- Отдай дочку сестре. Подождешь во дворе.

- Но... - Саня замерла на пороге. - Как же...

- Нормально, - усмехнулась Тама. - Будешь нужна - позовем. Сестра у тебя смелая, настрой у нее правильный, в моем деле это важно. А ты волнуешься, тревожишься, по-житейски это понятно, но тревога твоя, как волны, все с нужных мест на другие переставит, беспорядок наводит. Лишнее это. Подыши иди, воздух свежий.

- А Нита...

- Пока рано что-то говорить, посмотреть надо, - добродушно сказала старуха. - Я ж не всевидящая.

Асания поколебалась недолго, неуверенно взглянула на меня, на знахарку, и кивнула. Я осторожно взяла племянницу, даже сквозь плотную ткань ощутив жар ее тельца, присела на крепкую деревянную скамью. В избе было чисто и тепло, те же травы свисали пучками с потолка, на пол-избы - большая жаркая печь. Зря Тама сказала, что я смелая. Сейчас мне было страшно. Даже когда я читала - а порой, и сочиняла - братьям разные сказки про чудищ и монстров, мне  казалось, что нет в битвах с ними особой доблести, чудища огромные, заметные, рано или поздно сдохнут - просто мечом махать надо сильнее и резче, или армию привести побольше. А вот болезни невидимы глазу, тут не помашешь. 

***

Тем временем Тама развила активную деятельность - ополоснула руки из ковша над большой деревянной кадкой, раздела ребенка до легкой рубашки, осмотрела кожу, горло, глаза, помассировала точки за ушами, пальчики, пересечение ключиц... Малышка проснулась и таращила на нас голубые глаза, очевидно, решая нелегкую детскую проблему - заорать во все горло или обождать с этим делом еще немного.

Пока я, как могла, отвлекала и забалтывала маленькую Ниту, женщина грела на печке травяные отвары, добавляя в них мед или что-то еще - я не следила, по правде сказать. Мягкий ненавязчивый запах трав щекотал ноздри, под ногами крутились кошки, и я вдруг расслабилась так, как давно уже не позволяла себе. Здесь было хорошо. Спокойно.

- Я ведь не просто так сестрицу твою отправила, - вдруг сказала знахарка. - Посмотреть на тебя один на один хотела.

Я удивленно взглянула на нее - зачем это еще? 

- Все эти годы ждала, когда дозреешь, когда подрастешь, когда... Солнце голову не печет, а, Вестаюшка? Луна не давит?

Холод. Ледяной холод. Ужас. Мигом ощутившая перемену Танита хнычет, ворочается, пытаясь вывернуться из моих похолодевших неловких рук, и знахарка кладет ей ладонь на лоб. Мигом замолчавшая девочка несколько мгновений смотрит на нее, а потом засыпает, тихо, глубоко вздохнув. Не просто закрывает глаза - мышцы расслабляются, и я ощущаю, как она тяжелеет у меня в руках.

- Пусть поспит немного, как раз и отвар поспеет. Зачем принесла ко мне ее, тЕмница? Сама бы справилась, разве не знаешь?

- Я... не понимаю, о чем вы.

- Понимаешь, ты умная девочка. Но и я не дура. И все вижу. 

Я невольно бросаю взгляд на свои ладони - чистые, самые обыкновенные. Откуда она может знать?

- Как вы меня назвали?

- Темница. Та, что тьму приветила. Старое слово, теперь так не говорит уже почти никто. И за связь с тьмой сурово сейчас карают, слышала. Но ты не бойся, девочка. Я не расскажу, не выдам. 

- Почему? - глупо спрашиваю я и спохватываюсь. - То есть, я хотела сказать...

- Потому что, - знахарка вытирает руки о застиранный выцветший фартук и поворачивается ко мне. - Тьма не равна злу. Или, если уж их приравнять... Тьма живет в каждом из нас, в ком-то от забредших в наш мир жителей Серебряного царства, кто-то с нею родился, кто-то получил в результате страданий и невзгод. Но один обуздал, другой поборол, а третий раскормил и растравил. Понимаешь, о чем я?

- Мне страшно, - говорю, словно признаюсь, я. - Я этого... не хотела.

- Верю, - просто отвечает женщина. - Верю и вижу. Но теперь уже поздно, девочка. Либо ты приручишь свою тьму, либо она тебя. Другого выбора у тебя нет. 

- А... вы? - робко спросила я. - Вы... тоже?

- Каждый, каждый делает свой выбор в жизни, и не единожды, - Тама вытащила из печки тяжелый  дымящийся ковш и поднесла его к лицу, прикрыла глаза, зашептала что-то. Я терпеливо ждала, покачивая спящую Ниту на руках. Наконец, беседа с отваром закончилась, и Тама сдула с повлажневшего лица прилипшую белую прядь. - И я его делала, Вестая, только ни тени, ни демоны ко мне не являлись. Молодая была, глупая, горячая. Искра у меня с детства горела, яркая, сильная, учиться хотела в городе, в целители пойти. Из дома сбежала - родители не отпускали. А в городе хватила лиха сполна - неопытная, красивая, бедная. Так меня там жизнь прихватила, не поверишь. Ни солнца, ни луны я не боялась, а тьма из глаз хлестала. Только не вышло ничего, ни учебы, ни патента, пришлось вернуться, с сыном под сердцем и с ненавистью ко всему миру. Долго я с этой тьмой боролась, Вестаюшка, долго. За нее на площади не сжигают, зато изнутри горишь, никто не видит, а боль страшная.