Бедный Павел. Часть 2 (СИ) - Голубев Владимир Евгеньевич - Страница 60

Глава 16

Через несколько дней Захар принёс мне новую информацию. Прасковья активно строила глазки молодым офицерам моего конвоя, что укрепляло меня в мыслях о её злом умысле. Но это было не всё, на следующий день в обычном пакете переписки с английским посланником, который отправил Безбородко, ушлый Захар обнаружил лишнее.

Пономарёв решил вскрывать всю переписку, проходящую через руки моего секретаря, и нашёл там небольшое письмо, которое оказалось личным посланием моей жены английскому премьер-министру лорду Фредерику Норту. В этой записке Прасковья выражала согласие стать Императрицей России и указывала на свою преданность королю Георгу. Вот так…

Опять заговор. Король Георг не простил нам с мамой отказа и решил сыграть против нас с помощью моей жены. Переписка, судя по всему, уже велась раньше. Только вот как? Безбородко не мог до недавних пор передавать её сообщения, или всё-таки мог? И почему мы не видели даже следов такой переписки в корреспонденции английского посланника, которую мы как бы контролировали?

У нас давно и успешно работал «Чёрный кабинет», с которым сотрудничал Карпов. Кабинет полностью досматривал всю трансграничную почтовую переписку. Шифры, даже самые сложные, быстро нами раскрывались. Как мы пропустили такое?

Надо было найти ответы на эти вопросы, да ещё и выяснить, как именно собираются осуществить переворот наши английские друзья и кто им в этом поможет. Правда, я не собирался на сей раз доводить дело до драматической развязки — слишком уж в прошлом это было чревато последствиями.

Захар начал копать. Вскоре он вычислил, как же моя супруга вступила в контакт с Робертом Ганнингом. Всё оказалось простым до банальности — Прасковья танцевала с ним на балах и приёмах, каждый раз… До эпохи подслушивающих «жучков» было ещё очень далеко, и агенты Тайной экспедиции не обратили внимания на эти контакты — она танцевала много, активно и часто не со мной.

А потом обнаружились и наши «почтальоны». Пристальное выяснение контактов Великой княжны указало на повара, который числился в креатурах приснопамятной Екатерины Романовны Дашковой. Дашкова, не получив ожидаемых ею в результате давнишнего переворота благ, удалилась от двора и находилась длительное время за границей. Вернулась она домой одновременно с прибытием Гессен-Дармштадского семейства и проживала в Санкт-Петербурге. Несколько раз Екатерина Романовна посещала маму, но никаких новых выгод от этого не обрела.

Единственное, что она смогла сделать, так это пристроить на хлебные места нескольких своих слуг, да получить обещание обучения её единственного сына Павла в корпусе по его выбору по достижению необходимого возраста. Так вот, повар-француз, которого Дашкова привезла с собой в Россию, оказалось, неоднократно готовил блюда лично для Прасковьи Фёдоровны и подавал их в частной обстановке. Этот же повар готовил свои кушанья и в доме Екатерины Романовны, коя с завидной регулярностью встречалась с сэром Робертом Ганнингом, официально по вопросам заботы о своём сыне, что обучался в Эдинбурге.

Повар уже месяц как сломал себе ногу, поскользнувшись на льду, и пребывал в одной из городских больниц под присмотром врачей. Видимо, после этого казуса моя супруга нашла новый канал переписки в лице моего же секретаря.

Передача писем в Англию, видимо, осуществлялась посредством нескольких английских торговцев, которые почему-то повадились плавать в Ригу зимой, не опасаясь замерзания Рижского залива, что бывало неоднократно. Они прикатывались с обозами в Петербург где, конечно же, встречались с посланником. Торговля их была вполне успешной, но риски подобного плавания были слишком велики. Эти купцы могли быть курьерами английского двора, и такие предположение следовало проверить.

Наблюдение за британским посольством пришлось усилить, а ближайший обоз из Риги был ограблен лесными татями — что же, риск зимней торговли! Тело купца так и не нашли, точнее, его не нашли официально, и это неудивительно — волки нынешней зимой свирепствовали и погрызли многих. А на деле сей коммерсант действительно оказался курьером, при нём нашли секретные письма, да и сообщил моим следователям он многое.

В общем, заговор мы взяли под плотный контроль. События неслись галопом. Прасковья жаловалась Ганнингу, что ей не удаётся найти себе твёрдых сторонников, а обстановка во дворце препятствует этому. Уже в конце февраля 1776 Ганнинг отправил ей успокаивающий ответ, что Англия готова ей помочь в этом.

После такого события, в течение трёх дней Тайная экспедиция получила несколько сотен писем о принуждении к участию в заговоре от членов масонских лож, а сам главный масон России, старый друг и соратник мамы, Иван Перфильевич Елагин, тайно прибыл в Петергоф, где и излил душу Императрице. Англичане, очевидно, были уверены в своём контроле над масонским обществом в России. Тщательно культивируемое ими движение, которое считалось неким признаком цивилизации, пустило глубокие корни в нашем государстве. Пусть многие его члены оказались удалены из столицы после Панинского заговора, но большинство не пострадало, и на сей момент франкмасонами были почти все образованные люди России.

Мы не препятствовали функционированию лож, считая, и, как оказалось, справедливо, что это просто некое модное увлечение, и на лояльность наших подданных мы можем рассчитывать. Конечно, за деятельностью обществ был надзор, и теперь Захара не было проблем с вычислением нелояльных. Таких было не очень много, но они были. Что же, тянуть дальше было бы опасно и глупо, был отдан приказ на устранение заговора.

Начали мы с Безбородко. Я долго думал над причинами и глубиной его измены и пришёл к выводу, что Прасковья элементарно использует влюблённого юношу. Мне надо было проверить результаты своих размышлений. Так что, я просто ознакомил его с письмом Прасковьи, который на его глазах извлёк из запечатанного конверта, что он прямо перед этим вложил в пакет и передал курьеру.

Если в начале беседы, он героически отстаивал невиновность моей супруги, ведя себя подобно рыцарю из романов, то после этого всё поменялось. Лицо Александра исказилось, когда он осознал, во что оказался вовлечён. Дополнительной неожиданной для Безбородко деталью была фраза Прасковьи о необходимости устранить его. Влюблённому сложно принять, что предмет его воздыханий именует его «бесполезным уродцем».

— Она ведь говорила, что любит меня! Что мы будем вместе! Что вскоре она получит больше свободы и тогда…

— То есть, дорого́й Александр Андреевич, Вы были готовы на адюльтер по отношению ко мне — Вашему императору и как я наделся другу?

— Она не любила Вас!

— А Вас? — здесь он просто заплакал. Он рыдал как ребёнок, узнавший, что Деда Мороза не бывает. Вся его жизнь, все надежды и чаянья утекали в дыру, которую он же сам проделал своим безумием страсти. Бессмысленной страсти.

— Она говорила, что это письма её матери и сёстрам, которые Вы ей запрещаете отправлять! — Безбородко оправдывался из последних сил.

— Это похоже на меня? — я говорил с ним ласково, с отцовской усмешкой.

— Нет! Но…

— Саша, Вы же всё понимаете, что же сопротивляетесь правде?

— Я не верю…

— Не верите или не хотите верить?

— Не хочу! — голос его звучал глухо. Он сидел передо мной, уничтоженный собственной глупостью, обманутый любовью.

— Так сделайте над собой усилие! Рассказывайте! Рассказывайте, как стали изменником. — и он начал говорить. Всё было так, как я думал. Прасковья воспользовалась наивным юношей, который мечтал о любви. Нашёптывала ему на ухо разные сказки, и он делал всё, что она просила, надеясь, скоро получить её. А она решила просто убить его, чтобы не объяснять ему, почему этого не будет…

— Я не виню Вас, Александр Андреевич! Вас использовали… Но так ли это важно сейчас? Я не могу Вам доверять больше. Вы слабы, и Ваши слабости могут использоваться врагами — и моими, и Вашими… Вам надлежит привести свои страсти в порядок, научится ими управлять. А до сих пор Вы неспособны занимать важные посты. Я не хочу Вас обманывать — Вы один из самых талантливых моих подданных и могли бы вырасти в даже более значимую фигуру, чем сейчас. Но после этого… Идите, напишите всё, что знаете. Пока Вы будете находиться во дворце под негласным арестом. Вы не будете ни с кем общаться, а я пока решу, что с Вами дальше делать. — он подавленно кивнул и вышел. Его встретил Захар и повёл к себе на допрос.