Бедный Павел. Часть 2 (СИ) - Голубев Владимир Евгеньевич - Страница 18

— То есть, Вы рекомендуете объединить управление в одних руках?

— Безусловно, Павел Петрович! Причём эти руки должны быть знающими. Добыча и производство на заводах требуют переделки. Многие методы, известные на одном заводе как неудачные, пытаются внедрять на другом, ибо они не имеют доступа к этому опыту. Нужен человек, что объединит эти умения.

— Вы мне можете порекомендовать кого-нибудь подходящего? Вы, Михаил Фёдорович, мне нужнее сейчас в Санкт-Петербурге.

— Кхм… Павел Петрович, я могу предложить на это место Андрея Андреевича Нартова, члена коллегии Монетного департамента.

— Нартов?

— Да, он сын того самого личного токаря Петра Великого, очень опытный инженер и артиллерист. Он сможет. К тому же для организации работ потребуется привлечь многих специалистов из Монетного департамента и Монетного двора, а Андрей Андреевич там все ходы знает. Да и человек он нестарый, сил и желания у него много.

— Хорошо, Михаил Фёдорович, спасибо Вам.

Так что, по результатам нашей беседы, управление Нерчинскими заводами передали из ве́дения Берг-коллегии в Императорский приказ, где уже создали единую дирекцию. Общее руководство позволило упорядочить поставки свинца, устранило фактор конкуренции ведомств и модернизация добычи и производства теперь осуществлялись на единых технологических началах. Директором объединённых Императорских заводов назначили Нартова, который, не задерживаясь в столице, отправился на заводы, забрав с собой нескольких молодых специалистов — больших мастеров в части благородных металлов.

Также было сформировано несколько геологических партий из приглашённых из-за рубежа специалистов и студентов Горного корпуса, которые поехали на Урал. Мне казалось, что там должны были быть ещё месторождения драгоценных металлов, да и Тасимов с Соймоновым говорили о такой перспективах.

Хорошо, здесь порядок наведён, но всё равно, радикально количество серебра и золота не вырастет. Надо заниматься бумажными деньгами. Сейчас прекрасный момент для этого — запасы серебра в казне очень немаленькие, монетный двор работал в три смены, обеспечивая перечеканку турецких и европейских монет в российские рубли. Думаю, что можно даже обмен на золото и серебро оставить свободным.

Мама, конечно, хотела ввести ассигнации ещё до войны, но я тогда крайне этому воспротивился. Увидев предлагаемые образцы купюр или ассигнаций, как их сейчас называли, я был настолько шокирован, что едва не разразился грубой руганью. Это был какой-то детский лепет! Все одного цвета и размера, защита минимальная. Подделывать их будут, и причём легко! Мне удалось объяснить это и настоять на своём. За рубежом начали искать мастеров и технологии. Причём, памятуя по прошлой жизни, что бумагу-то изобрели китайцы и умеют из неё делать очень многое, тем более деньги, я посоветовал искать таковые не только в Европе и в империи Цинь.

И вот сейчас к печати нормальных ассигнаций мы уже были готовы. В Петергофе, недалеко от столь любимого нами загородного дворца был построен печатный двор, где и должны были печататься новые бумажные деньги. Они должны были иметь номиналы от одного до ста рублей, быть разного цвета и обладать разви́той защитой. На ассигнациях были изображены наши с мамой портреты, пока другой рисунок не был бы воспринят подданными. По словам экспертов, наши ассигнации должны были по качеству превосходить европейские. Да, стоимость их изготовления была достаточно высока, но и их красота и сложность подделки должна была обеспечить их долгую жизнь.

К тому же, если по прежнему проекту, обмен был возможен только на медную монету, то теперь, с обменом на серебро и золото популярность ассигнаций должна была сильно вырасти. Манифест Правящих Императорских Особ об учреждении Государственного ассигнационного банка был опубликован первого июля 1773 года, а уже второго июля в обращение начали поступать первые бумажные купюры.

На первые годы мы не планировали выпускать ассигнаций существенно больше имеющегося запаса драгоценной монеты, чтобы не вызвать кризиса доверия к новым деньгам из-за проблем с их обменом, но потом это было уже вполне возможно. Я помнил, что в этом деле главное — не забывать о мере. Так что резерв средств для проведения реформ мы получили.

Промышленностью пока заниматься серьёзно было бесполезно. Весь мой опыт указывал на то, что развивать производство чего-либо можно только при наличии хотя бы потенциального спроса. Даже для лёгкой промышленности нужен спрос, а у меня 95 % процентов населения живёт натуральным хозяйством. Какой здесь спрос? Им даже еды купить не на что! Они абсолютно нищие. Больше половины страны чуть ли не в каменном веке живёт — ещё двупольем пользуется. Трёхполье для них — светлое будущее, а вот современное высокотоварное многополье для них недостижимо как с технической и экономической точки зрения, так и с моральной. А уж железо для них часто вообще недоступно — пашут деревянной сохой, вырезанной из корней.

Ломать всё надо, похоже. А просто так ломать нельзя — самого сломают. У нас слабая опора на армию, и всё. Дворяне против нас, духовенство против — пока Платон всё здесь перестроит, много времени пройдёт. Если и крестьяне будут против — всё — туши свет. У них нет ресурсов, отбирается всё под ноль, просто дать им новые ресурсы — откажутся их использовать, как же быть?

Любые изменения в жизни крестьян должны инициироваться как бы ими самими. То есть надо настроить ситуацию так, чтобы они сами хотели изменений, которые мы готовим, чтобы они были уверены, что они сами об этом мечтают. Но сначала надо было дать им вздохнуть, чтобы они перестали жёстко голодать, и дети их выживали в большем числе, давая своим семьям надежду на будущее.

— Ваше Императорское Величество! Я категорически против снижения налогов! Расходы государства нашего огромны! А вы предлагаете снизить его доходы до довоенных значений! Как мы будем платить армии? Как будем расплачиваться с кредиторами? — князь Вяземский впал просто в экстатический ужас и пытался заставить нас ощутить нас те же чувства.

— Александр Алексеевич! Вам не следует так волноваться, ибо это чревато различными болезнями, а Вы очень важны для нас и Ваше здоровье является предметом нашей заботы! — Екатерина II, не желая терять инициативу на собрании Имперского кабинета, на котором обсуждались изменение в налоговой политике государства после войны, твёрдо вела свою линию, — Давайте вернёмся к обсуждению наших желаний и возможностей и попытаемся найти верное решение, и не будем сильно нервничать!

— Снижение налогов, вещь совершенно необходимая. Ваше Величество! — взял слово Потёмкин, — Поборы слишком велики — крестьяне дальше нести столь высокое бремя неспособны, скоро начнут бунтовать, а купцы и промышленники скоро совсем издохнут. Что будет дальше? Вот, посмотрите, доклады губернаторов, челобитные крестьян и купцов, даже жалобы уральских горнозаводчиков. Всё это подтверждается мнениями наших чиновников, которые провели расследование сложившейся ситуации. Мы можем оказаться у разбитого корыта, если будем продолжать так давить на податное население.

— Благо военные расходы сильно снижаются! — вставил своё мнение генерал Вейсман.

— Да, Александр Алексеевич! Военные расходы снижаются, а наши доходы были постоянно выше наших расходов даже во время войны! — мама продолжала держаться выбранного курса.

— К тому же доходы увеличатся за счёт оброчных платежей крестьян, изымаемых у мятежников! — снова подал голос Потёмкин.

— Но вы же требуете снижения и оброчных платежей! — отбивался Вяземский.

— Но улучшение жизни крестьян должно увеличить их численность! — настаивала мама.

— Но если это и случится, то только через лет двадцать! — огрызался князь.

— А как насчёт внешнего креди́та? — Потёмкин с интересом посмотрел на Вяземского.

— Наше положение после подавление волнений позволяет нам спокойно говорить о креди́те с голландскими или английскими банками. — вынужден был объявить, отвечающий за финансовую часть империи, князь.