Лекарство от любви (СИ) - Нестеренко Юрий Леонидович - Страница 44

Все колодцы до единого были отравлены. Даже каменные здания теперь попадались по большей части разрушенные или, по крайней мере, серьезно поврежденные — без крыш, с проломами в стенах, обрушенными лестницами, полами, перекрытиями. Изольда уверяла, что это делалось не без помощи магии, хотя древние армейские методы, столетия назад применявшиеся против вражеских крепостей — подкопы, требушеты и стенобитные орудия — тоже шли в ход. Теперь — для разрушения своих собственных городов… Жителей все-таки старались уводить живыми, но с проявившими малейшее неповиновение или хотя бы нерасторопность не церемонились, причем это касалось не только угоняемых, но и самих солдат (так рассказывали те совсем немногие, которым удалось избежать и эвакуации, и смерти и дождаться армию Изольды). Там, куда не добирался огонь, трупы бросали гнить на улице вместе со скотом и птицей, которых забивали на месте. Некогда благодатный край с каждым днем и с каждым новым шагом Армии Любви все дальше превращался в смрадную отравленную пустыню. Такого — во всяком случае, в таких масштабах — не устраивал в свое время даже Вольдемар, стремившийся все-таки властвовать над миром, а не над пепелищем…

И это было не все. На дороге и в руинах городов и сел поджидали ловушки. Тщательно замаскированные волчьи ямы с кольями на дне, снаряженные самострелы, медвежьи капканы, самопадающие лезвия и тяжелые камни, подточенные колонны и балки, готовые обрушить на головы пришельцев целые здания… То, чего Изольда опасалась еще в Марленштадте — и что было реализовано только теперь, но уж зато во всем многообразии вариантов. Разведчики тщательно обследовали путь, и все же совсем без жертв не обходилось. Те, кто снаряжал ловушки, тоже были профессионалами, и серьезными. Кай даже не думал, что после трех веков мира и безраздельного торжества морали Светлых, исключавшей столь подлую тактику, такие еще остались.

Теперь Армия Любви продвигалась не более чем на несколько миль в день, причем не прямым маршрутом, а огибая очаги крупных пожаров. Изольда была совершенно вымотана — мало того, что ей приходилось использовать погодную магию регулярно — то для дождей, то для того, чтобы изменить направление ветра, несущего едкий дым, то для форсирования водных преград, хотя теперь путь им преграждали лишь небольшие речки, заморозить которые было не в пример легче, чем Обберн — так еще и надо было ставить на ноги больных. Как ни парадоксально, в краю, охваченном пожарами, люди страдали от холода, ибо от большого огня они, разумеется, старались держаться подальше, а раздобыть топливо для костров в выжженных дотла землях было практически невозможно. Отравленные колодцы не создавали большой проблемы, поскольку там, где не было речек и ручьев, солдаты собирали дождевую воду (не так уж сложно, когда дождь устраивает твой собственный главнокомандующий), но вот ситуация с едой только ухудшалась. Оставшийся позади Обберн, все еще не вернувшийся в свои берега и лишенный мостов (а также и деревьев для постройки плотов и лодок), фактически отрезал Армию Любви от снабжения с тыла; некоторым отчаянным смельчакам удавалось вместе с лошадьми переправиться в ледяной воде на надутых мехах и перевезти таким образом кое-какие припасы, но это было ничтожно мало. Из тыла уже везли бревна и доски для строительства переправы, но Изольда теперь уже не хотела ждать ни дня и продолжала наступление, не щадя ни себя, ни своих людей. К востоку от Обберна еды не было уже совершенно — теперь даже и лесной дичи, и лишь в реках солдаты с самодельными бреднями, по пояс и по грудь в холодной воде, вылавливали рыбу, которой, конечно, категорически не хватало на прокорм двух тысяч человек. Изольде пришлось отдать приказ забивать лошадей на мясо, тем более что их тоже было нечем кормить; повозки, которые теперь некому было тащить, в свою очередь, пускали на топливо. Кай повторял, что это безумие, что надо вернуться к Обберну, форсировать его в обратную сторону (теперь, когда вода спадала и скоро должна была вернуться к нормальному уровню, сделать это было бы куда легче), дождаться налаживания надежной переправы и лишь тогда снова идти вперед; к этому времени, к тому же, развеялся бы и дым большинства пожаров. А то и вовсе дождаться зимы, скованных морозом рек и твердых дорог. Но Изольда отвечала, что Светлые уже продемонстрировали свою готовность идти на все и давать им такую фору по времени было бы слишком рискованно. «Незачем ждать полтора месяца, если даже при нынешних темпах мы можем быть в столице уже дней через десять». «Но ведь со взятием столицы ничего еще не кончится, — настаивал Кай. — Они не сдадутся. Так и будут пятиться от тебя через весь континент, пока не превратят в пустыню его весь». «Светлый Совет — да, — отвечала Изольда. — А вот все остальные, кто им пока еще подчиняется… Должно же у них лопнуть терпение! Они же видят, что Светлые не могут сделать мне ничего и только уничтожают собственную страну! В столице уже беженцев вдвое больше, чем коренного населения, люди спят на улицах в осенний холод, свободная продажа еды запрещена, ее выдают по талонам… И прибывают все новые, и вся эта масса пересказывает друг другу слухи один мрачнее другого. Авторитет Совета уже отчаянно шатается, а с падением столицы разлетится вдребезги! А одной лишь силы девятнадцати магов — точнее, восемнадцати — не хватит, чтобы удержать власть над такой огромной Империей!» Каю оставалось лишь качать головой и задаваться риторическим вопросом, зачем она пригласила его в советники, если не слушает его советов.

В считаные дни Армия Любви осталась полностью безлошадной. Не потому, что конину нельзя было растянуть на больший срок, а потому, что самих коней нельзя было кормить ни рыбой, ни друг другом. Не всех даже успели забить, многие пали сами. Последние чудом сбереженные зерна овса и клочки сена из повозок отдали лошадям дальней разведки, все эти дни тщетно пытавшейся отыскать менее пострадавшие земли южнее и севернее. Теперь Изольда отослала этих разведчиков с наказом скакать так далеко, как смогут их животные, без учета необходимости возвращения; если таким образом им все же удастся найти корм для коней, то набрать столько, сколько получится, и возвращаться на соединение с армией с учетом ее продвижения за это время, если же нет — возвращаться пешком. Существовал, правда, риск, что в последнем случае они не нагонят армию или разминутся с ней, но без своих лошадей они уже не представляли большой ценности.

Кобыла Изольды и жеребец Кая тоже отправились в общий котел. Кай не был привязан к своему коню, воспринимая его исключительно как средство передвижения, но все же удивился, глядя, с каким спокойствием Изольда жертвует собственной лошадью, на которой она ездила куда дольше, чем он — на своей. Это была разумная и единственно возможная при отсутствии фуража мера, и все же он подсознательно ожидал от Изольды больше сантиментов. Впрочем, Изольде и ее старшим офицерам не пришлось месить грязь ногами вместе со всем остальным войском — они заняли места на еще остававшихся телегах, которые, сменяясь, катили солдаты.

На следующий день после этого Армия Любви, наконец, встретилась с врагом.

Они подошли к очередному мертвому городу, каких навидались за последние две недели предостаточно — во всяком случае, ни у Кая, ни у Изольды эти покрытые толстым слоем копоти развалины больше не вызывали никаких романтических чувств. Армия не стала входить в город — уже несколько дней Изольда не засылала в такие руины даже разведчиков, зная, что ничего полезного они там не найдут, и не желая попусту рисковать своими особо тренированными людьми. Поэтому войско просто двинулось в обход груды камней, еще недавно бывшей городом, по грязной колее, еще недавно бывшей прекрасной мощеной дорогой.

И когда оно, растянувшись по грязи длинной вереницей, проползло примерно половину пути вдоль полуразрушенных стен, оттуда полетели стрелы.

Это не были самострелы безлюдной ловушки, приведенные в действие задетой неприметной веревочкой. Головной дозор (теперь пеший) тщательно обследовал дорогу перед прохождением основной колонны.