Ведьмина кровь - Рис Селия - Страница 6

Когда все поднялись на борт и весь багаж был погружен, нам велели собраться вместе. Я встала со всеми, опустив голову и разглядывая палубные доски, отдраенные до белизны и уложенные так плотно, что между ними не было ни единой щели. Корабль скрипел канатами, словно ему не терпелось пуститься в путь. Преподобный Корнуэлл начал молитву. Все погрузились в молчание. Капитан и его команда стояли с непокрытыми головами, торжественные, как и старейшины.

— Отправляющиеся на кораблях в море, производящие дела на больших водах… видят дела Господа и чудеса Его в пучине…

Когда молитва закончилась, мы спустились на просторную нижнюю палубу. Теперь это наш дом. Поначалу казалось, что это необъятное помещение, во всю длину корабля, но скоро выяснилось, что пространства едва хватает для спальных мест.

Где-то над нами суетились и кричали матросы, поднимая парус и вытягивая из воды увесистую якорную цепь. Устроившись небольшими группами, люди принялись раскладывать вещи и делить пространство.

— Мы тут как сельди в бочке, — заметила я, когда все разобрались со своими тюками.

— И запах скоро будет соответствующий, — подхватила Марта, кивая на отхожее место в углу. — На, положи к себе в постель. Дома собрала, в саду, перед отъездом.

Покопавшись в сумке, она протянула мне пучок трав: еще свежую лаванду, розмарин с резким запахом и сушеную таволгу. Аромат сразу напомнил бабушкин сад, и глаза мои наполнились слезами. Марта хотела что-то сказать, но крики сверху заглушили ее голос. Тяжелый причальный трос с глухим ударом упал на бок корабля. Качка стала заметнее. Грот-мачта затрещала на ветру, корабль начал поворачиваться, и люди на нижней палубе были вынуждены хвататься за что попало, чтобы устоять на ногах.

Путешествие началось.

/ Море /

11.

Март (?) 1659

Нам повезло с погодой: ветра дули в нужную сторону. Всю дорогу до Лендс-Энда моряки благодарили нашего пастыря, думая, что помогли его молитвы, но ночью мне снилась помощь совсем другого рода: повсюду вдоль берега я видела женщин, стоявших на холмах и скалистых мысах. Они наблюдали за нашим плаванием. Их распущенные волосы струились по ветру. Некоторые тянули к нам руки, а другие сидели на камнях, словно на тронах. Мне снилось, что мы проплываем совсем близко и я могу различить их лица. Во сне я знала, что их послала моя мать. Ибо она могущественная ведьма, а я ее дочь, и она оберегает меня.

12.

Тридцать шесть шагов вдоль, девять поперек. Это главная палуба. Четырнадцать вдоль, восемь поперек — нижняя палуба. Вот мир, в котором я сейчас живу. Когда я впервые увидела «Аннабеллу», она показалась мне гигантской, но чем дальше мы отплываем, тем она кажется меньше, и теперь я боюсь, что однажды она сожмется до размеров ореховой скорлупки, превратится в игрушечный кораблик посреди бескрайнего зеленого моря.

Капитан Рейнольдс живет в маленькой каюте на корме, под полупалубой. Матросы спят и хранят пожитки где придется, отдельных кают не много. Помимо нашей общины на корабле есть другие пассажиры, мы тут и впрямь набиты как сельди в бочке. Стоит ужасная вонь, особенно когда задраены люки, и даже просоленная рыба пахнет лучше, чем наше обиталище. Преподобный Корнуэлл — один из немногих, кто живет в каюте. Там тесно, зато он может побыть один — роскошь, недоступная большинству из нас. Сейчас его одолела морская болезнь, так что ежедневные службы ведет один из старейшин.

Многих тошнит. Марта старается по мере сил всем помогать, а я на подхвате. У преподобного нет жены или другой родственницы, так что забота о нем часто выпадает на мою долю. Мне это не нравится. Я кое-что смыслю в целительстве, но необходимость лечить этого человека не доставляет мне радости.

В его каюте стоит кислый запах от рвоты и отхожего ведра. В стене есть небольшое окно с деревянной створкой, которую я, приходя, тороплюсь поднять. Под окном — откидной столик, на котором можно писать. Обычно он опущен и прижат к стене, но иногда откинут, и в такие дни на нем куча бумаг. Еще здесь висит полка с книгами. Сундук в ногах кровати всегда открыт, и в нем тоже книги. В основном религиозные: комментарии к Библии и собрания проповедей. Некоторые на английском, некоторые на латыни.

Я рассматривала книги в надежде найти что-нибудь интересное для себя, когда с кровати раздался голос. Я вздрогнула и обернулась. Преподобный редко показывал, что вообще замечает мое присутствие.

— Ты что, умеешь читать?

— Да, сэр. По-английски и немного на латыни. Писать тоже умею.

— Кто тебя научил?

— Моя покойная бабушка, сэр.

Он приподнялся на локтях, чтобы получше разглядеть меня. Лицо над ночной рубашкой было пепельно-бледным. Жидкие волосы прилипли ко лбу.

— Кем же она была?

Преподобный выжидающе смотрел на меня. Я не подала вида, что испугалась, но почувствовала, как на шее забилась жилка.

— Простая крестьянка, сэр.

— И она знала латынь?..

— Ее, в свою очередь, научила ее бабушка.

Это было правдой. Я не стала уточнять, что ту учили монахини и что у нас хранилось много книг из монастырской библиотеки, спасенных от людей короля Генриха[3].

— Как тебя звать?

— Мэри, сэр.

— Дай мне воды.

Я наполнила его стакан.

— Библию знаешь?

— Да, сэр. Тоже благодаря бабушке.

Он кивнул и обессиленно откинулся на подушки.

— Хорошо ли ты пишешь? Почерк ровный?

— Да, сэр, весьма. К чему вы спрашиваете?

— Ты мне пригодишься. Я собираюсь вести записи о нашем путешествии…

— Вроде дневника?

Он бросил на меня возмущенный взгляд: как можно его заподозрить в такой фривольности!

— Это будет хронология! Заметки о Божественном Провидении… Книга чудес.

Корабль набирал скорость. Многие решили, что это знак: Провидение на нашей стороне. Даже из каюты я слышала, как волны бьются о деревянные борта. Огромные паруса потрескивали над нами. От перемены ветра корабль накренило, и мне пришлось схватиться за стену, чтобы удержаться на ногах. Преподобный закрыл глаза и снова уронил голову на подушки. Кожа его казалась зеленоватой и лоснилась от пота.

— Я намерен ежедневно записывать, как идут дела, — произнес он. — Но сейчас я слишком слаб, чтобы держать перо…

— Желаете, чтобы я писала за вас?

Он кивнул, не в силах больше сказать ни слова. Содрогнувшись от рвотного позыва, он едва успел склониться над ведром у кровати.

13.

Теперь преподобный Корнуэлл ежедневно зовет меня к себе в каюту — то отчитаться о делах на борту, то писать под его диктовку. Ничего достойного «Книги чудес» пока не случалось. Нашей жизнью правит смена света и тьмы. Днем мы готовим еду, заботимся о больных и детях, делаем уборку. Преподобный не находит это чудесным, поэтому я записываю его размышления. Их у него много, идеи витают в его голове, как мухи над навозом, и каждую он излагает в мельчайших подробностях. Каюта по-прежнему наполнена кисловатым запахом, и мне не терпится поскорее вырваться на волю, но я вынуждена сидеть и писать, пока от монотонной речи пастыря не разболится голова, а пальцы не потемнеют от чернил.

Когда я не занята у преподобного, я помогаю Марте. Жизнь на борту — испытание для всех. Многие здесь целыми семьями. Ближе к носу живут Саймонды, Селуэи и Пинни, ближе к корме — Вейны, Вейлы и Гарнеры, а посреди нижней палубы обитают Риверсы, Дины и Деннинги. Люди стараются держаться поближе к знакомым. Марта приятельствует со всеми, а я — почти ни с кем, кроме аптекаря Джонаса Морси и его сына Тобиаса, которые устроились рядом с нами. Иногда обмениваюсь кивками и улыбками с Ребеккой Риверс, но она, хоть и рада поговорить с Мартой, меня как будто стесняется. Марта лечит ее мать Сару от морской болезни. Многим сейчас нехорошо, и Марте некогда присесть.