Матёрый - Донской Сергей Георгиевич - Страница 22

– Какой-то типичный новорусский помещик со свитой. Затеял стройку века. Я даже не знаю, как его зовут. Весной мы приехали, а он уже тут. Я его издали видела однажды. Спина у него белая и ноздреватая. Как плохо пропечённый блин.

– Лицо, между прочим, из того же теста слеплено, – усмехнулся Громов.

– Открывающийся с моего участка пейзаж не украшает. И все же кое-какая польза от соседа намечается.

– Вот уж не уверена.

– Не знаю, как вы, а мне хочется, чтобы он как можно скорее возвёл свою великую китайскую стену.

– Я тоже об этом думала, – засмеялась Людмила. – Не из-за собаки даже. И не из-за рыжего дебила в спортивном костюме. Просто людям разной породы необходим разделительный барьер…

– Интересно. – Громов прихлебнул пиво и посмотрел Людмиле в глаза. – А наш сосед, по-вашему, какой породы?

– Такие мне тапиров напоминают. С вытянутыми рылами, – она показала руками, – и с повадками гиены.

– М-м, похоже… А я кто?

– Вы… – Она задумчиво склонила голову к плечу и серьёзно сказала:

– Вы, скорее всего, дикий камышовый кот. Только в клетке. Я однажды видела такого в зверинце. У него было очень похожее выражение глаз: независимое, но тоскливое.

– Я не дикий, Людочка, – невесело усмехнулся Громов. – Я обычный домашний кот, который временно гуляет сам по себе.

– Тогда я – твоя кошка, – прошептала она, вставая.

Глава 8

СТРАШНАЯ СКАЗКА ДЛЯ МАЛЕНЬКОЙ ДЕВОЧКИ

Эллочка отыскала в машине ручку с красным стержнем, начертила на ладошке крест, по краям расставила инициалы потенциальных женихов и сыпанула сверху семена травы, приговаривая торжественно:

– Запад, восток, север и юг, пусть мой любимый объявится вдруг.

Больше всего семян образовалось в секторе A.M.

Получалось, что сосватает её вечно сопливый Андрюша Мезенцев, которого Эллочка ставила ниже всех остальных возможных претендентов на руку и сердце. Это её не устраивало, и она прибегла к повторному гаданию, которое должно было восстановить справедливость. На этот раз «объявился» любвеобильный Толик Соболев, который постоянно преследовал девочек с нацепленным на прутик котяшком.

Так он ухаживал.

– Фигушки тебе, Толик, – строго сказала Эллочка.

Она не собиралась посвящать свою жизнь дурачку с говном на палочке. Если разобраться, и очень честно разобраться, то она вообще не спешила замуж.

Вздохнув, Эллочка обратилась к пёсику:

– Пойдём-ка, Тошка, в машину. Водички попьём, печенья пожуём. А, Тошка?

Пуделек вильнул хвостиком, но это был отрицательный жест. Обидевшись, Эллочка сказала:

– Как хочешь. Дважды приглашать не стану.

«И не надо», – отмахнулся хвост.

– Ну и сиди один как сыч!

Эллочка забралась на заднее сиденье машины и занялась ревизией съестных припасов. Нашлось и печенье, и вода, даже свежий номер журнала «Вот те на!» с картинками. С шорохом промелькнули перед глазами кинозвезды вперемежку с поп-артистами, кроссворды и рассказики, а на развороте журнала обнаружилась тётенька с теннисной ракеткой и большой грудью. «Интересно, – подумала Эллочка. – Что скажут дети тётеньки, когда увидят её с голыми сисями? Наверное, не похвалят маму. Их станут дразнить в школе, их маму будут называть стыдными словами. Или у таких тётенек не бывает детей?»

Улёгшись на сиденье, Эллочка провела ладонями по своей плоской грудке и решила, что никогда не станет играть в теннис в таком неподобающем виде.

Это её успокоило. Она вздохнула (в который раз за сегодняшний день?) и сомкнула веки. Только сомкнула, как вдруг рядом раздалось:

– Гав-гав, кто в тереме живёт?

Эллочка открыла глаза, плохо соображая, где она находится. Почему так душно и отчего такая тяжёлая голова? Ах да, она уснула в машине. Футболка на девочке была влажной от пота. А в распахнутую дверцу заглядывал Тошка. Только странный какой-то. И разве щенки мужскими голосами разговаривают? Они не умеют отчётливо произносить даже «гав-гав». Это же не кукольный спектакль…

Она протёрла глаза и села. Пёсик, который заглядывал в салон машины, не закрывая пасть, смотрел на хозяйку мутными, стеклянными глазами. А мордочка… Мордочка Тошки была перепачкана кровью.

– Что с тобой? – спросила Эллочка дрожащим голосом. Вместо того чтобы наклониться к щенку, она отодвинулась подальше, забилась в самый угол салона. – Ты зачем меня пугаешь?

Тошка промолчал. Но над его белой головкой с забавным хохолком внезапно возникла мужская башка – огромная, по-разбойничьи остриженная. С точно таким же мёртвым взглядом, как у Тошки. Девочка. разглядела под короткой щетиной на человеческом черепе массу белых шрамов. Будто кто-то долго молотил по нему разными предметами, но расколоть так и не сумел. А глаза человека казались напрочь лишёнными белков – чёрные зрачки едва умещались в узких прорезях. Зато приоткрытый рот был очень большим, и в нем хищно поблёскивали влажные зубы.

– Твоя собачка? – вкрадчиво спросил он. Его рука погладила Тошку по голове.

Его пятерня напомнила Эллочке кошмарного волосатого паука-птицееда, которого она видела по телевизору в передаче «Мир живой природы». Она вскрикнула, а вот Тошка никак не отреагировал на это прикосновение. Не попытался сбросить чужую ладонь, не издал ни звука. Все так же глядел на хозяйку остекленевшими глазами-пуговками, вывалив язык набок. Он вообще не проявлял ни радости, ни беспокойства, ни возмущения. Он смотрел.

Большое мужское лицо, маячащее за Тошкиной головкой, смутно напоминало Эллочке кого-то, но кого именно, ей никак не удавалось сообразить от страха.

– Вы кто? – спросила она шёпотом, вжимаясь в спинку сиденья. Не дожидаясь ответа, дрогнувшим голосом приказала:

– Тошка, ко мне!

– Он не может, – грустно сказал мужчина. – У него нет ножек. Он теперь только на палочке-скакалочке умеет… Вот так: оп-ля, оп-ля!

Тошкина голова, насаженная на кривой сук, проникла в салон машины и покорно склонилась перед хозяйкой. На Эллочкину ногу упала одна капля крови, другая.

– Ай! – неуверенно сказала Эллочка, не решившись поднять голос до крика или до истошного визга.

– Не кричи, – предупредил мужчина с бритым черепом. – А то я тебе тоже голову отрежу и на ветку насажу. Хочешь?

Девочка прикусила язык и замотала головой так отчаянно, что все перед её взором слилось в сплошную размытую полосу из цветных пятен. Рука, напомнившая ей паука, вытянулась вперёд и придержала её голову за подбородок. Все опять сделалось резким и отчётливым: капли крови, мёртвые Тошкины глаза, большое лицо страшного человека. Где-то Эллочка его видела, точно видела. Совсем недавно. Но где?

И почему он не в седле? Он должен был прискакать на лошади, на маленькой мохнатой лошади. Откуда?

Из ночного кошмара, вспомнила Эллочка. Человек явился прямиком оттуда. Из жуткого сна.

Мужчина выпрямился, весело поглядывая на перепуганную девочку. Несмотря на то что стоял он в проёме автомобильной двери согнувшись, ей показалось, что рост у него несуразно маленький в сравнении с большущей головой.

Так оно и было. Ножки часто подводят сынов степей.

С короткими ножками удобнее на степных приземистых лошадках скакать, распевая победные песни:

«Урус, урус, ты слабый трус, моя налетай, твоя помирай». Текст у каждого кочевого племени варьировался, но смысл песни – никогда.

Потомок кочевников Садык, явившийся завоёвывать мирный дачный посёлок, верхом не ездил, был вооружён не клинком, к орде соплеменников не принадлежал. Он являлся членом интернациональной банды, входящей в состав бригады Эрика, и это его вполне устраивало. Он давным-давно позабыл своё настоящее имя и охотно откликался на кличку Садык. Его брата, оставшегося караулить ворота в посёлок, звали Веком.

Окружающие полагали, что Садык и Бек – киргизы. Они с этим не спорили. Киргизы так киргизы.

Главное, что их предки когда-то скакали по этой огромной чужой земле, предавая её мечу и огню, а теперь Садыкбековы в меру сил и возможностей продолжали их великий поход. В их скудном языке отсутствовали слова «измена», «подлость», «коварство».