Инка перусалемский - Шоу Бернард Джордж - Страница 8

приготовиться к неожиданной новости. Соберитесь с силами. Крепитесь. Я

не принцесса. Я... Инка. Дочь моего старого друга архидиакона Нарцисса Ослинского, чьи

проповеди мне читают каждый вечер после ужина. У меня прекрасная память

на лица. Эрминтруда. Так вы знали! С самого начала! Инка (бросается в кресло говорит с обидой). Неужели вы думали, что я,

обреченный проводить в обществе принцесс всю свою несчастную жизнь, до

сих пор не понял, что женщина с вашим умом не может быть принцессой? Эрминтруда. Вы очень проницательны, сэр! Но вы не можете себе позволить

жениться на мне. Инка (вскакивая). Почему? Эрминтруда. Вы слишком бедны, вы на военном пайке. Теперь монархи - самое

нищее сословие. Английский король даже не пьет за обедом вина! Инка (в восторге). Ха! Ха, ха, ха! Хо, хо, хо! (От смеха не может усидеть на

месте; чтобы излить свое веселье, вальсирует по комнате.) Эрминтруда. Можете смеяться сколько угодно, сэр, но такая жизнь не для меня.

Мой покойный муж был миллионером, а ваша глупая война меня разорила. Инка. Миллионер! Чего стоят миллионеры, когда весь мир рассыпается в прах? ? Эрминтруда. Прошу прощения! Мой муж был американским миллионером

европейского происхождения. Инка. То есть у него был миллион претензий! (Смеется.) Ха! Хо, хо, хо! Ай да

каламбур! (Садится в ее кресло.) Эрминтруда (с отвращением). В жизни не слыхала ничего глупее. (Садится в его

кресло.) Инка. Умные каламбуры уже давным-давно придуманы; нам остается только

придумывать глупые. Итак, сударыня... (Торжественно встает; она тоже

пытается подняться.) Нет, нет! Я люблю, когда меня слушают сидя.

(Делает величественный жест, и Эрминтруда снова откидывается в кресле.)

Итак! (Щелкает каблуками.) Сударыня! Я признаю, что, попросив вашей

руки, я поступил самонадеянно. Вы правы: я не могу себе позволить

жениться на вас. При всех своих победах, я - банкрот. Самое неприятное

заключается в том, что я это понимаю. И в результате я буду побежден,

поскольку мой непримиримый враг, который обанкротится только через

несколько месяцев, не понимает решительно ничего и будет продолжать

сражаться до тех пор, пока цивилизация не погибнет окончательно.

Впрочем, не исключено, что из чистой жалости к цивилизованному миру я

соглашусь капитулировать. Эрминтруда. И чем скорее, тем лучше, сэр. Пока вы раздумываете, тысячи

прекрасных молодых людей расстаются с жизнью. Инка (морщась). Но почему? Почему они расстаются с жизнью? Эрминтруда. Потому что вы их заставляете. Инка. Вздор! Это же просто невозможно. Я один, а их тысячи и даже миллионы.

Неужели вы думаете, что они действительно стали бы убивать друг друга

ради моих прекрасных глаз? Им хочется убивать, сударыня. Не верьте

газетной болтовне, она вас вводит в заблуждение. Я вынужден был

отступить под натиском страстей - причем чужих страстей. Мои

возможности ничтожны. Я не смею пройти по главной улице своей столицы в

пальто, сшитом всего два года назад, - в то время как простой дворник,

подметающий эту улицу, преспокойно носит пальто, которому уже десять

лет. Вы говорите о смерти так, словно народ испытывает к ней

отвращение. Вы ошибаетесь. Годами я дарил народу искусство, литературу,

науки, процветание и изобилие. А меня ненавидели, меня презирали, меня

высмеивали. Теперь, когда я дарю народу смерть в самых ужасных ее

формах, народ обожает меня. Если вы мне не верите, спросите тех, кто

долго и безуспешно уговаривал наших налогоплательщиков потратить

несколько жалких тысяч на нужды жизни - ради здоровья и образования

наших детей, ради красоты и роста наших городов, ради чести и

спокойствия наших усталых тружеников. Они отказывались. И потому, что

они отказывались, смерть теперь косит их ряды. Им жалко было

пожертвовать несколько сотен в год ради своего спасения; теперь они

ежедневно платят миллионы, а взамен получают сокрушительные удары и

проклятья. И во всем этом они обвиняют меня. Но посмеют ли они

повторить свои обвинения перед высшим судом, когда и мне, и им придется

наконец ответить не только за все, что мы сделали, но и за все, чего мы

не сделали? (Внезапно овладевает собой.) Честь имею кланяться,

сударыня! (Щелкает каблуками и откланивается.) Эрминтруда. О сэр! (Делает реверанс.) Инка (оборачиваясь в дверях). Кстати, тут где-то, кажется, была принцесса? Эрминтруда. Да. Позвать ее? Инка (с сомнением). Наверное, она ужасна? Эрминтруда. Не ужаснее всех остальных принцесс. Инка (вздыхая). Что ж! На лучшее рассчитывать не приходится. Пожалуй, я не

стану ее беспокоить. Вы ей расскажете про моих мальчиков? Эрминтруда. Боюсь, без вашего обаяния мой рассказ прозвучит недостаточно

эффектно. Инка (возвращаясь и говоря без всякой торжественности). Вы надо мной

смеетесь. Почему все надо мной смеются? Разве это справедливо? Эрминтруда (серьезно). Да. Это справедливо. Что еще можем мы, простые

смертные, противопоставить сверканию ваших доспехов, грохоту вашего

оружия, великолепию ваших парадов, беспощадности вашей власти над нами?

Разве это справедливо - иметь столько аргументов? Инка. Не знаю, не знаю. (Смотрит на часы.) Между прочим, у меня есть еще

время покататься по городу и выпить чаю в Зоологическом саду. Там

вполне пристойный оркестр, который не играет патриотических маршей. Мне

очень жаль, что вы отказываетесь от более серьезных отношений; но если

это приглашение вам не претит... Эрминтруда (образованно). Вовсе нет! Я с удовольствием поеду. Инка (осторожно). Я приглашаю вас как джентльмен, конечно. Эрминтруда. Не бойтесь. Я вам не позволю делать мне неприличные предложения. Инка (в восторге). Ах, вы очаровательны! Как вы понимаете мужчин!

Предлагает ей руку, и они вместе выходят.

КОММЕНТАРИИ

Послесловие к пьесе - А.С. Ромм

Примечания к пьесе - С.Л. Сухарев

ИНКА ПЕРУСАЛЕМСКИЙ

Эта "почти историческая комедия", написанная, как указывает подзаголовок пьесы, "членом Королевского литературного общества", была создана в 1913 г., но на сцену попала в 1916 г Впервые поставленная на сцене Бирмингемского театра, в декабре 1917 г. была исполнена в театре "Крайтирион" группой Пайэнирс Плейерс.