Плохая девочка - Сокол Лена - Страница 10

Отец ушел потому, что мог это сделать. У меня такой возможности не было. Я варился в собственному аду, и из него не было никакого выхода. А девчонка в это же время получала все самое лучшее: образование, репетиторов, медицинский уход, развлечения, и самое главное – родительскую любовь. Поэтому мне не было ее жаль. Не было ее жаль!

«Мы же родственники»…

Я усмехнулся, прокручивая в памяти эту полную лжи и лицемерия фразу.

Да она издевалась, честное слово!

От меня не укрылось и то, как Мариана разглядывала меня там, в гостиной, – с брезгливым любопытством. С превосходством. Маленькая испорченная папина дочка, возомнившая, что она выше всех остальных.

Пусть и дальше изображает робость и невинность, я не собирался вестись на ее дешевые трюки. Чертова святоша с ангельской внешностью! Да я ей не верю! Не верю!

Так же, как и ее мать, которая увела моего отца из семьи, Мариана тоже считает, что может купить все, что захочет. Но я докажу ей, что она ошибается. Сводная сестрица будет страдать так же, как я когда-то. И даже больше… Я не успокоюсь, пока не превращу ее жизнь в ад. Пока она каждой своей слезинкой не возместит причиненный мне ущерб!

«Ты не будешь спать в кровати, в которой умирала моя мать!» – эхом отдаются в сознании ее слова.

И я зажмуриваюсь.

Снова вижу, как пылают ее щеки. Как слезы катятся из пронзительных голубых глаз. Как растрепанные светлые волосы рассыпаются по тонким плечам.

Но чем больше она трясется, изображая возмущение, тем сильнее меня бесит. Она просто притворяется. Каждая слезинка – очередная, наглая ложь. Сегодня девчонка добилась своего, но больше я ей не уступлю.

– И что это было? – Шипит мать, врываясь в мою комнату.

Она аккуратно прикрывает дверь, подходит и толкает меня в плечо.

– Мам, не трогай меня сейчас, – устало вздыхаю я.

– Не цепляй ее больше, понял? – Мама заставляет посмотреть ей в глаза.

– Мне плевать, что ты там задумала по поводу этой соплячки, но плясать перед ней на задних лапах я не намерен.

Лицо матери озаряется понимающей улыбкой и заполняется мелкими морщинками.

– И не нужно. – Ласково говорит она. – Просто давай полегче, хорошо? Она хоть и избалованная, но не тупая. С ней нужно осторожно. Сообразит, что может обойтись без нас, и разрулить ситуацию будет сложнее.

– В любом случае, мы получим треть. Сейчас, через полгода, какая разница? – Я отстраняюсь. – Зачем вылизывать ей задницу, ма?

Мать глядит на меня, как на умалишенного. Сочувственно щелкает языком.

– Ты еще слишком молод, чтобы понять, сынок. Поживи-ка с моё.

– Мам. – Хмурюсь я.

– Мне не нужна треть, Кай. – Она деловито поправляет прическу. – Мне нужно всё. Ее часть, бабушкина, накопления, этот дом. – Мать подмигивает мне. – Ты видел? Здесь есть бассейн. Прямо в доме!

– Я не собираюсь быть с ней ласковым.

Улыбка соскальзывает с ее лица.

– Тогда не мешай мне, у меня свои методы.

– Это бред какой-то! – Злюсь я.

– Еще спасибо скажешь. – Холодно бросает она и покидает комнату.

Я ложусь на кровать и уставляюсь в потолок.

В носу все еще щекочет от аромата ирисок. Этот запах пропитал каждый сантиметр дома и, кажется, въелся даже в мою одежду.

Я провожу ладонями по лицу и закрываю глаза.

Мариана смотрит на меня, не моргая, а я держу онемевшими пальцами ее за подбородок. В ее больших глазах огонь и вызов. Но вот слезинка, блеснув, скатывается с ресниц, и я понимаю – она меня боится. Я перепугал ее до ужаса.

Но стыд, нахлынув оглушающей волной, вдруг так же быстро отступает.

Я чувствую присутствие Марианы. Она за стенкой и одновременно повсюду в этом доме. Теперь у нас общее жилье, общая столовая, общая ванная…

Мое дыхание учащается, пульс ускоряется в несколько раз. Черт… Я ненавижу себя за то, что мысли о ней проникли в меня так глубоко. И за то, что тело неправильно на них реагирует.

Я представляю ее в ду́ше и вдруг ощущаю возбуждение.

Какого черта происходит?

У Марианы нет профиля ни в одной из соцсетей. На поиски у меня уходит около часа, но все бесполезно. Ни по имени, ни по месту проживания, ни по учебным заведениям, я не нахожу абсолютно ничего. Она не делает фото и не делится ими в сети, что только больше заинтересовывает меня. Девушки ее возраста снимают все: от завтрака до собственных ногтей, и отсутствие информации приводит в замешательство и заставляет меня подняться с постели, чтобы разведать все самостоятельно.

С первого этажа слышатся музыка и голоса. Мать разговаривает с Марианой и Лео. Я осторожно прикрываю дверь в свою комнату и направляюсь к соседней – она через стенку от моей. Вхожу. Спальня сводной сестры встречает меня теплом и уже знакомым запахом. Комнатка небольшая, мебели в ней мало: лишь платяной шкаф, кровать, да стол, и потому кажется, что свободного пространства много.

Я разглядываю ее вещи с любопытством. Стол завален кучей тетрадей и учебников, но все они педантично разложены по тематике на ровные стопочки. Ручки и карандаши в органайзере тоже расставлены согласно какой-то определенной системе. Ни одной пылинки, ни одной брошенной небрежно вещи или футболки на спинке стула – ничего. В целом – стерильно, как в операционной, но ощущается девичий дух: у кровати розовые тапочки, маска для сна у изголовья, на подушке книга – в розовом чехле, разумеется.

Я наклоняюсь и беру ее в руки. Что же там в голове у этой больной розовой Барби?

Брэдбери.

Брэдбери? Серьезно?

Ее выбор приводит меня в смятение. Я читал этот роман пару лет назад, и он меня буквально поразил.

Проверяю закладку: Мариана остановилась на середине. Значит, книга у нее лежит не для красоты. Возможно, девчонка состоит в каком-нибудь литературном клубе универа, и роман стоит в образовательной программе учебного заведения? Но сейчас ведь еще только начало учебного года…

На всякий случай, я пробегаю взглядом по ее книжным полкам. Учебники, толстенные хрестоматии по мировой литературе, античная, греческая литература, справочник по культурным эпохам, анализ современной литературы, реализм и метамодерн. А на верхних полках труды авторов двадцатого века и модные современные – от Кутзее до Свифта.

Черт подери.

Обнаружив на полке ежедневник, я бегло пролистываю страницы – у этой псевдо-святоши расписан буквально каждый день и час. Похоже, она тронута на теме самоорганизации и контроля. Откладываю ежедневник, заглядываю в платяной шкаф – вещи развешаны в строгой последовательности по цветам и на одинаковом расстоянии друг от друга. Никаких кричащих оттенков, в основном пастельные тона и скучные образы на повседневку: блузки, юбки, платья в деловом стиле.

Она одевается так, будто трудится клерком в банке или просиживает задницу в приемной у мелкого чиновника. Совершенно нет вкуса.

Я провожу пальцами по мягким кашемировым водолазкам, сложенным в аккуратные стопки на полках, а затем открываю выдвижной ящик. В нем оказывается ее нижнее белье – хлопковые трусики, свернутые аккуратными трубочками и разложенные по специальным ячейкам, кружевные лифчики – белые, черные и, конечно же, розовые. Все такое невинное, что пошлых мыслей и не должно возникнуть, но у меня почему-то учащается сердцебиение. Мне хочется коснуться нежной ткани, ведь мое воображение уже рисует, каково это – снимать ее с бархатной кожи Марианы.

И разозлившись на самого себя, я захлопываю ящик и закрываю шкаф. Нельзя позволить этому дерьму захватить мои мысли. Нельзя!

– Мы с Лео познакомились на танцах. – Слышится голос матери, когда я спускаюсь вниз. – Знаешь, а ведь я когда-то была звездой этого города. Примой! – Она хохочет. – По мне и не скажешь теперь, да? Но когда-то, до травмы, я была красивой, худенькой и танцевала партию Кармен.

– Не может быть! Кармен?

– Серьезно!

Слышится топот. Наверняка, мама показывает, как блистала в свои лучшие годы на сцене.