Синдром Дездемоны - Михайлова Евгения - Страница 9

Сама Лида показалась Даше бледной, осунувшейся, с покрасневшими глазами. Она, конечно, ужасно перерабатывает, все тащит на себе. Но так было всегда. А сейчас что-то еще, но Даша никогда не задавала прямых вопросов подруге. Лида – сложный человек, расскажет сама, если решит, что так надо.

Лида сварила им какао на молоке, как делала детям на ночь. Поставила блюдо с крошечными теплыми пирожками с вишней и малиной. В кухне чистота, как всегда.

Они говорили сначала только о Дашиной маме, о том, что Даша увидела, услышала в больнице: оттуда любой выносит тяжкий груз новой информации.

– В этой больнице хорошие условия? – спросила Лида.

– Конечно. Она же для чиновников. Практически санаторий.

– Я тут прочитала в одной газете, что твой зять вообще заботится о больных людях. Благотворительный фонд в помощь аутистам создал, – Лида произнесла эту фразу, с трудом подбирая слова.

Даша посмотрела на нее с удивлением.

– Ты читаешь такие вещи? Ну, им всем нужно что-то такое придумывать, чтобы не называли коррупционерами, – рассмеялась она.

– Я читаю об этом, – серьезно произнесла Лида. – Беда у нас, Дашенька. Вася. Он всегда был немного сам по себе. А пошел в садик – обнаружилась большая проблема. Он не выносит ничьих прикосновений. Реакция резкая, болезненная. Не может терпеть не только замечаний, но просто прямых обращений. Предположительный диагноз – аутизм. Он сейчас дома, но даже с нами у него проблемы. Маленький ребенок, а его просто так не помоешь, не покормишь, не оденешь по погоде. Самое страшное в том, что он, мне кажется, все время страдает. Ни от чего, по сути.

– Господи, я слушаю, и у меня волосы шевелятся. Не могу себе представить. Васенька, мой синеглазый любимчик! Он не такой, как все, но ведь у него и отец сам по себе гений.

– Да, они похожи. Разница в том, что все моральные и физические проблемы Димы – компенсированные. Он способен все сам определить, сформулировать, обратиться к близким людям за помощью, скорректировать. Я всегда знаю: если у Димы появились сложности, он какое-то время перемолчит, поборется. А потом расскажет мне. И мы вместе все преодолеем. Дима все воспринимает как решение сложной задачи. То, что у Димы, – уникальные особенности, у Васи – болезнь. От слова боль. Я погибаю от этого. – Лида заплакала, закрыв лицо руками.

– Лида, я поняла, о чем ты. Успокойся, умоляю. Видишь, как все сложилось. У Никиты этот самый центр. А он – отзывчивый человек, ты же видишь, как он маме помог. Я поговорю с ним, он мне не откажет. Все будет хорошо. Я вообще считаю, что у Васеньки это какая-то оборотная сторона красоты и ума. Маленький организм не справляется с великими достоинствами. Но мы найдем всех специалистов. Ты только сама не разваливайся.

И Даша тоже заплакала обильными слезами, так ей стало обидно, что несчастья нападают на лучших и самых родных ей людей. А Васенька такой малюсенький, легкая игрушка для любой неприятности. А тут такая грозная беда.

Часть четвертая

Перемены

Прошло время, и очень многое изменилось в жизни Валентины Давыдовой, в ее отношениях с начальником и возлюбленным, в самом масштабе всех ее дел, проблем и даже эмоций. Перемены коснулись и продуманного, устойчивого, казалось, незыблемого порядка в доме Городецких. На первый взгляд вроде бы все то же, но любой постоянный гость, переступая порог дома, ощущал очевидные, серьезные и, возможно, тревожные изменения.

Детали, из которых состояло новое качество дружеских встреч, невозможно было не заметить. Поведение хозяев, их общение друг с другом, сама атмосфера званых ужинов и даже меню… Иногда гости практически не сомневались, что блюда доставили из ближайшего ресторана. Они сильно отличались от того, что вдохновенно и часто экспромтом готовила Светлана. В самих вечерах появилось что-то натужное, искусственное, и в то же время хозяева растягивали их и держались за них, как за плот посреди шторма. Как будто Никита и Светлана боялись остаться наедине. Да без всяких «как будто». Они боялись, и их наблюдательным, опытным знакомым это было ясно.

– Черт, – произнес однажды Слава, выходя из подъезда после вечеринки у Городецких. – Или они сейчас пытают друг друга паяльником, подсыпают яд в травяной чай от бессонницы, или я – не полковник Слава, а четвертый маленький лебедь в балете.

– Ты полковник, – сказал с пыхтением обжоры начальник таможенной службы. – Тут все непросто. Я бы сказал, нечисто. А я никогда не ошибаюсь: наркотики в желудках вижу без рентгена за версту.

– Только у этих людей не наркотики в желудке, старик, – печально ответил Слава. – Тут похороны если не любви, то по крайней мере вменяемого договора о сотрудничестве. Не хотелось бы накаркать, но хорошего – ноль. Для них двоих, разумеется, или одного из них. Есть опасения и по поводу нашей регулярной кормежки с такой качественной выпивкой. Других радушных хозяев, которые при этом не окончательные мешки с краденым, а вполне интеллигентные люди, нам не найти.

– Да хрен бы с ней, с кормежкой, – сплюнул таможенный начальник. – Главное, мы всегда могли с Никитой решить какие-то дела в уютной и неформальной обстановке, точно не под запись. А сегодня я пять раз ловил его на кухне, чтобы один вопрос обсудить, а он реально не врубался. При этом не пьяный. Потом сказал, чтобы я к нему с утра в офис заехал. Как ты думаешь, Слава, он не боится, что жена на него стукнет или чем-то шантажнет? У дружных пар такое бывает: ссора, измена – и все, они уже скрытые враги не на жизнь, а на смерть. Особенно если есть что делить.

Слава остановился и какое-то время смотрел в потное лицо собеседника почти с восторгом. Потом сказал задушевно:

– Мой дорогой эпизодический друг, ты уж меня прости: я все время забываю твое имя. Но только сейчас я понял, с каким сокровищем временами сижу за одним столом. Такая проницательность у такой, казалось бы, заурядной личности. Да ты не только в желудках видишь, ты же в сердцах читаешь. И в психологии шаришь. Дай пожму твою руку.

– Да ладно, – засмущался таможенник, сунув Славе пухлую ладонь. – Костя я. На всякий случай.

Никита стоял у окна и смотрел, как расходятся по двору к своим машинам гости. Это тягостный момент. Светлана сейчас домоет посуду и пойдет принимать ванну. Потом он будет стоять под душем столько, на сколько хватит терпения. А дальше нужно войти в супружескую спальню. У них сегодня нет повода разойтись по разным комнатам: они не ссорились. Никита понимает одно: для того чтобы в доме был покой, нужно согревать близостью общую постель. И в нем есть желание. Он по-прежнему любит смотреть на Светлану, на ее изящную фигурку, нежное и нервное лицо, выражение которого постоянно меняется в зависимости от того, что Света чувствует. Но так просто, как было, больше не бывает. Они оба так напряжены, так старательно делают вид, что ничего необычного не происходит, что это уже не наслаждение, а тяжкая повинность. Света – вообще не самая страстная женщина, для нее близость важна тем фактом, что она желанна мужу. Так было раньше. А теперь Никита, обнимая ее, чувствует тиканье перепуганного сердца. Как будто между ними взрывной механизм и она боится, что все сейчас взорвется. Да он и сам… Есть ощущение, что все рассыпается и вот-вот навернется. Что-то, как-то и где-то.

Никита вышел в холл, чтобы убедиться, что Светлана уже в ванной. Затем вернулся в гостиную и набрал номер Валентины. Она очень просила его звонить по вечерам. А ее просьбы часто напоминают требования. Поговорили коротко ни о чем, Валя знала, что его жена сейчас в ванной. Никита начал прощаться, но она его перебила:

– Я вообще-то сказать тебе хотела… У меня сюрприз. Не уверена, что тебе понравится, но для меня это без вариантов…

– Извини, я больше не могу, – успел сказать Никита.

Он оглянулся на шорох и попал в голубой луч почти сумасшедшего взгляда жены.

Надо было как-то ее успокоить, подавить свое раздражение по поводу всех эти неловкостей, которые он никак не может исключить. И лишь на рассвете, засыпая, он вдруг вздрогнул от бессмысленного слова «сюрприз». Только Валя с ее отсутствием вкуса к тряпкам и словам могла его произнести. Наверняка какая-то ерунда, но почему ему так не по себе… Интонация была странная.