Сон ведьмы - Доннер Флоринда - Страница 31

Боясь, что кто-то может подменить или даже украсть его мопед, Эфраин вытащил его на тротуар и закатил в прихожую нового двухэтажного дома, который принадлежал его хозяйке Фриде Герцог.

Финка и её ребёнок, которые ютились в нижних комнатах, обиженно смотрели на него. Они считали прихожую своей верандой. Он извинительно пожал плечами и поднялся по ступенькам в апартаменты Фриды Герцог.

Он работал на Герцогов ещё подростком. Сначала на Ганса Герцога, который и купил ему мопед. Время, которое Эфраин работал на него, пролетело так быстро, что он даже не заметил его. Ему нравилась работа на птицеферме, где он был и помощником, и курьером. Но больше всего его привлекала аристократичность хозяина, его величайшее чувство юмора. Иногда Эфраину казалось, что он не работает, а, приходя на службу, каждый день получает урок искусства хорошей жизни.

С годами он стал скорее приёмным сыном или учеником Ганса Герцога, чем его служащим, — я думаю, что ты, Эфраин, — говорил он ему, — человек моего склада потребностей, в определённом возрасте, конечно.

Ганс Герцог приехал из Германии перед войной, но искал не счастья и денег, а скорее удовлетворения. Он очень поздно женился и считал брак, а тем более отцовство, моральной необходимостью. Он называл их управляемыми видами рая.

Когда с ним случился удар, Эфраин ухаживал за ним день и ночь. Ганс Герцог не мог ничего говорить, но прекрасно общался с Эфраином с помощью глаз. В свой последний миг он сделал безумное усилие сказать что-то Эфраину — но не смог. Тогда он пожал плечами и рассмеялся. И умер.

Сейчас Эфраин работал на вдову, правда, не так охотно и, конечно, не с тем удовольствием. Она продала птицеферму, напоминавшую, как она говорила, её супруга, но продолжала держать Эфраина на службе, так как он был единственным, кто знал, как ездить на мопеде.

Заметив, что дверь в апартаменты Фриды Герцог приоткрыта, он толчком, без стука, открыл её и вошёл в крошечную переднюю, которая вела в гостиную.

Комнату, заваленную мебелью с бежевой обивкой, отделял от столовой прекрасный рояль. Остеклённый книжный шкаф стоял рядом с огромным камином, который Фрида Герцог разжигала раз в год на рождество Евы.

Эфраин отошёл на несколько шагов так, чтобы мог видеть себя в позолоченном зеркале на каминной доске. Ему было двадцать лет, но маленькое суховатое тело и мальчишеское, незрелое, безбородое лицо делали его ещё моложе. Он старательно причесал свои вьющиеся волосы, поправил галстук и надушённый носовой платок в нагрудном кармане. Бедность — это ещё не причина для того, чтобы выглядеть неопрятным, подумал он и, оглядываясь, осмотрел пиджак сзади, расправляя складки и морщины.

Весело насвистывая, он пересёк комнату и вышел на широкий балкон.

Декоративные пальмы, орхидеи, высокие папоротники и птичьи клетки почти скрывали Фриду Герцог. Полная и солидно сложённая, она сидела за белым письменным чугунным столом с тяжёлой матовой стеклянной крышкой.

— Я жду тебя с девяти часов, — сказала она вместо приветствия.

Сердитое выражение её глаз усиливалось линзами толстых роговых очков, угрожающе спущенных на её орлиный нос.

— Ну что за красота! Какой прохладой дышит это истинное небо! — воскликнул Эфраин восторженным тоном. Он знал, что восхваляя её искусственные джунгли, Фриду Герцог всегда можно вернуть в хорошее расположение духа, — даже в полдень ваши канарейки поют как ангелы, — подражая крику птиц, он снял пиджак и аккуратно повесил его на спинку стула.

— Ладно, хватит о птичках, — сварливо сказала она, приказав ему сесть возле себя, — я плачу тебе жалование и хочу, чтобы ты был здесь всё время.

— Меня задержали наши будущие клиенты, — важно возразил он.

Она посмотрела на него с сомнением и вытерла капельки пота вышитым платком с верхней губы и лба, — ты принял все заказы? — она не дала ему возможности ответить, подтолкнув несколько белых коробочек, — проверь это, — проворчала она.

Не смущаясь её плохим настроением, он весело сообщил ей, что заказы в сущности написаны и подписаны. Затем он почти благоговейно открыл одну из коробочек и почтительно осмотрел покрытый серебром набор шариковых ручек, уложенных на тёмно-синюю вельветовую подкладку. Он открыл одну ручку, отвинтил колпачок и аккуратно проверил небольшой прямоугольный кусок металла с резиновым оттиском. Это была печать. Эту операцию он повторил со всеми ручками, после чего тщательно проверил правильность написания фамилии а адреса покупателя.

— Сколько раз тебе повторять — на ручках не должно быть отпечатков пальцев, — затрещала Фрида Герцог, выхватив авторучку из его рук. Она обтёрла её своим платком и опустила в коробочку, — сейчас же заверни их!

Он бросил на неё недружелюбный взгляд, — вы хотите, чтобы я наклеил на них адреса? — спросил он, закончив заворачивать последнюю коробку.

— Да, сделай это, — она дала ему шесть аккуратно отпечатанных наклеек из небольшого металлического ящика, — постарайся наклеить их ровно.

— Что? — раздражённо переспросил он, не расслышав слов, которые она сказала. Её акцент, обычно едва заметный, становился невыносимым, когда она была в гневе или страхе.

Фрида Герцог медленно повторила, чётко произнося каждое слово: — наклей все уголки этикеток ровно, — она взглянула на него и добавила: — я хочу, чтобы этикетки были приклеены крепко.

— Если бы взглядом можно было убивать, я был бы уже мёртв, — прошептал он, поднимая обе руки над головой в притворном жесте муки. Затем он очаровательно улыбнулся ей и обругал её скороговоркой.

— Что ты сказал? — спросила она. Её акцент был так силён, что слова получались невнятными.

— Я сказал, что у меня нет столько времени, чтобы сделать всё, что вам хочется, — он ослабил свой галстук в голубую полоску и расстегнул воротничок жёстко накрахмаленной рубашки, затем достал из ящика стола тюбик с клеем и выдавил по небольшой капле на каждую этикетку. Он тщательно подровнял резиновую насадку со всех сторон и наклеил этикетки на аккуратно завёрнутые пакеты.

— Хорошо сделано, Эфраин, — намёк на одобрение мгновение играл на полном, румяном лице Фриды Герцог. Она никогда не удивлялась той аккуратности, с которой он приклеивал наклейки как раз посередине коробок.

Она не могла признать, что кто-то может делать это лучше её самой.

Окрылённый её комплиментом, он решил спросить о ручке, которую она обещала ему. Хотя юноша уже оставил надежду когда-нибудь получить что-то от неё, он тем не менее напоминал ей об этом при первой возможности.

Каждый раз у неё были различные отговорки, чтобы не выполнить своё обещание, — когда же вы дадите мне авторучку? — повторил он высоким, настойчивым голосом.

Фрида Герцог молча посмотрела на него, затем подвинула стул ближе к столу и опустила на него свои локти, — я не говорила тебе раньше о трудностях, которые я имею, чтобы убедить фирму направлять торговое судно в эту местность? Да ты и не поймёшь, что быть в моём возрасте (она никогда не говорила, сколько ей лет) и быть женщиной — это огромный недостаток, — она помолчала секунду, а затем гордо добавила: — и то, что я так хорошо продаю авторучки, ещё не означает, что я должна их кому-то дарить.

— Одна авторучка не разорит вас, — настаивал Эфраин.

— Твоя ручка! Твоя ручка! Это всё, о чём ты думаешь? — её голос дрожал от негодования. Она приблизила своё лицо к нему. Её глаза сверлили его немигающим взором.

Он ошеломлённо смотрел в её голубые глаза, в которых бушевал огонь безумия.

Возможно, заметив, что зашла слишком далеко, Фрида Герцог потупила взор. Её лицо смягчилось. Просительным тоном она продолжала говорить о своей уверенности в том, что вместе они смогут продать тысячи авторучек.

Они будут продавать их не только в городе и в окрестных деревнях, но и по всей стране, — будь терпелив, Эфраин, — умоляла она, склонясь к нему, — когда дело пойдёт в гору, мы оба будем богачами! — она резко откинулась на стул и ласково провела рукой по маленькой серой коробке.