Карбон (СИ) - "VELVET ORCHID" - Страница 61

Отец мгновенно подвёл его к столу, обхватывая за плечи и выдвигая вперед.

Борис не смотрел на противоположный край стола. Он рассматривал золотую каёмку у белой, фарфоровой тарелки. Красивая такая! И подставка для салфеток тоже очень даже ничего.

- Мой Борис! - торжественно объявил отец, - Мой единственный сын. Когда ему было пять, его украли у собственной матери. Я почти отчаялся найти его, но вот он - прямо перед вами. У Бориса была сложная судьба, и человек он непростой. Но уверяю вас, если Борис скажет «да», то лучшего мужа просто не найти…

Повисла тишина. Борис гулко сглотнул.

- Добрый вечер! Борис… Борис Савранский, - едва слышно пробормотал он, - В смысле, я Борис. Настоящий… Борис. Действительно Борис. И всегда был Борисом… Лет с пяти… До пяти я практически ничего не помню…

Борис резко заткнулся.

Господи, что он нёс?

Но просто хотелось дать понять Давиду раз и навсегда, что Борис - это его настоящее имя.

Никто не произнес ни звука. Борис вдруг понял, что белая скатерть тоже была красивой. И главное - чистой.

- Да вы издеваетесь! - вдруг вскричал, кажется, Матео, - Я понимаю, что ваш Борис - это прекрасный вариант, но он…

О, наконец-то задумался о своей дочери? Хоть и только при виде его обезображенной рожи!

- Что он?! - прогрохотал отец, перебивая Матео, - Что вы имеете в виду? Если вас пугает внешний вид, моего сына, то, может быть, вы не будете судить? Потому что это не ваши шрамы! И не вы пережили боль от них!

Голос его был холоден, как лед.

Ох, папа действительно так его любил!

Внезапно раздался скрежет. Кажется, кто-то резко вскочил со стула, и он оцарапал ножками паркет.

Борис чуть приподнял голову и заметил бархатную ткань пиджака.

Со стула встал Давид.

- Ромео, как мне жаль, что ты Ромео! - едва слышно прошептал Борис.

Он недавно выбрал произведение Шекспира из множество других…

История о Ромео и Джульетте тронула его. Тема невозможной, полной трудностей любви была так ему близка!

Правда, конец страшно огорчил, хоть был и закономерным, наверное.

Наверное…

- Может, ты прекратишь нести бред и просто выйдешь за меня замуж, раз мы тут все сегодня собрались? - почти в гневе воскликнул Давид, - Какой из меня, блядь, Ромео? Мне отец уже ничего не сможет запретить! Пусть только попробует!

- Это плохая идея… - с трудом выдавил из себя Борис, - Выйти замуж.

- Почему? - не сдавался Давид.

- Потому что я… Я некрасивый! - решил начать с малого Борис.

- Ты очень красивый, - отрезал грубо Давид, - Ещё аргументы!

- Со мной тебе будет угрожать опасность. Постоянно, - попробовал уговорить его Борис.

- Я - звезда, которую не один раз пытались похищать. Не думаю, что ты испугал меня, - отмахнулся от него Давид, - Ещё!

- Я… Я убивал людей! - наконец, выкрикнул Борис.

- Тетя Саманта тоже убивала, и что теперь?! - в ответ ему заорал Давид, - Больше аргументов нет?!

- Сегодня не 16 марта, - глухо произнес Борис, - Я не обязан давать тебе ответ. Я не обещал.

- 16 марта сыграем свадьбу! Тогда и дашь мне ответ! - не отставал от него Давид, - Как раз этого времени на подготовку хватит! Хотя чего я тут разговариваю? Нужно сделать все по правилам!

В полной тишине Давид встал из-за стола, и Борис поднял на него взгляд.

Давид выглядел взволнованным, решительным и… Счастливым.

Он схватил букет своих любимых алых роз, стоящих на столе, прямо с вазой и подошел к Борису, грохнувшись перед ним колени.

- Возьми, - передал Давид ему букет, - Это тебе.

Борис растерянно прижал к себе вазу, чувствуя себя полным придурком.

- Давид… - вдруг раздалось звенящее в напряженной тишине - кажется, это сказала его мать - Кьяра, - Я не понимаю! Ты же хотел найти того мальчика… Которого любишь… Майкла…

- Замолчи! Сейчас же! Я не люблю никакого Майкла, ясно?! Никаких больше Майклов! - возмущённо выпалил Давид, - Только своего Бориса. Больше никого!

Давид лихорадочно начал оглядывать свои руки, а потом он снял с пальца одно из своих колец.

- Это бижутерия, - неловко пробормотал Давид, - Правда, от Гуччи, но смысл от этого не меняется… Я потом куплю тебе другое… Просто сейчас другого выбора нет.

Давид поерзал на коленях, а потом поднес кольцо к правой руке Бориса.

Заметив, что Борис до сих пор неловко прижимал к себе вазу, он отобрал ее и поставил на пол, проливая часть воды и пачкая свой костюм.

Это должен было выглядеть забавно, но это было не смешно.

- Борис… - позвал его тихо Давид.

Тяжёлое, массивное кольцо застыло в сантиметре от безымянного пальца Бориса.

- Борис! - снова повторил Давид.

- Что? - слабо выдохнул Борис.

- Борис, ты выйдешь за меня замуж? - отчаянно выпалил Давид.

И он так смотрел… С таким жадным вниманием и безумной надеждой, что Борису стало физически больно.

Глаза Давида искрились зеленью и были по-детски, безоблачно чистыми.

Такой красивый…

Его Давид.

Самый прекрасный на свете! Ради которого тоже хотелось быть чистым.

- Ты пожалеешь об этом, - предупредил его Борис.

- Нет! - покачал головой Давид и так ошалело улыбнулся, что Борису стало дурно.

О, Давид уже чувствовал свою победу, правда?

- Ты мог найти себе гораздо лучше… - ещё раз попытался воззвать к его разуму Борис.

- Нет, не мог, - пожал плечами Давид, - Так что? Ты выйдешь за меня, Борис?

Борис прикрыл глаза, чтобы не видеть Давида хоть на миг и очистить разум.

Не помогло.

Проклятие давно разрушило его сердце.

Околдован. Пленен. И выхода не было…

Так что Борис резко выдохнул и просто кивнул.

В тот же миг на его палец одели кольцо. Оно показалось ужасно горячим, хоть было сделано из металла…

Борис осторожно приоткрыл глаза. Такое массивное, позолоченное и очень большое…

Постоянно сползало. Странный аксессуар.

Так почему же Борис был счастлив, чувствуя его на своем пальце?

Раздались аплодисменты.

Кажется, надрывались только отцы - Бориса и Давида.

Ох, как они, наверное, были счастливы! И каждый - по разным причинам.

- Я люблю тебя, - поцеловал Давид пальцы на руке Бориса.

Не выразить словами, как Борис любил его в ответ.

Поэтому он просто прошептал, почти неслышно:

- Я готов умереть за тебя…

- Что это, вообще, было? - Беатриче круглыми глазами смотрела, как ее дядя, обычно гордый и непреступный, ползает на коленях перед незнакомым, странным мужиком, - Давида прокляли, да, бабушка?