Люди и нелюди (СИ) - Романова Галина Львовна - Страница 43

Ната Чех занималась тем, что изучала разумным существ, сиречь людей, как бы они сами себя не называли и как бы не выглядели. Если бы карликан открыли чуть позже, если бы они в своем развитии ушли от прародителей-землян чуть дальше, она бы побывала на их планете с исследовательской миссией. И, может быть, даже написала бы парочку статей о том, как среда обитания влияет на внешность и поведение. Не только человек приспосабливает планеты под себя, как в Солнечной Системе произошло с Марсом и вовсю происходит с Венерой. Порой и планеты переделывают людей — мол, хотите здесь жить, так извольте подчиняться моим правилам. Как говорится, в эту игру можно играть и вдвоем.

Но на Планете Мола Северного людей нет. Есть те, кто на снимках выглядит, как прямоходящая обезьяна. Но кто они на самом деле?

Ната посмотрела на сидящего напротив мужчину. Поджала губы.

— Мы с этим разберемся, — сказала она.

— Не сомневаюсь, — кивнул он.

— В нашей группе собрались лучшие специалисты, — добавила она. — Зоологи, палеонтологи… антропологи.

— Не сомневаюсь, — повторил он.

— Это наша работа — изучать миры.

— А наша работа — обеспечить вашу безопасность, — он кивнул.

— Вы… получили ответ на свой вопрос? — ее начал раздражать этот мужчина. Все-таки детство с тремя братьями давало о себе знать.

— В общих чертах. По крайней мере, цель ясна.

Он посмотрел на последний снимок так, словно в центре его была нарисована мишень для стендовой стрельбы. Ната перехватила этот взгляд и обо всем догадалась.

— Только учтите, мы летим туда не на сафари. Вы обеспечиваете нашу охрану…и только охрану. В конце концов, Планета Мола Северного официально принадлежит карликанам. И только им решать, как поступить с… результатами наших исследований.

На сей раз мужчина промолчал.

Выпроводив гостя, Ната не стала закрывать ноутбук. Вместо этого открыла еще несколько окон и принялась набрасывать план работы.

Кусты шевельнулись. Их колючие веточки с шуршанием потерлись друг о друга, но не растрепались — крохотные иголочки цепко держались друг за друга. Но одновременно они же выдавали спрятавшегося за кустом зверя. Ветер колышет кустарник иначе.

И запах. Кусты синеягодника пахнут не так. Аромат от них исходит только в двух случаях — когда распускаются цветы, и когда созревают ягоды. Созревшие, они лопаются, сок стекает по треснувшей кожице до земли, падает сочными тягучими каплями на землю. И вместе с соком падают на пыльную почву семена. Мелкие существа — ползуны, многоножки, кусаки и прочие — пробегая мимо, цепляют их на лапы и хвосты и разносят во все стороны. Иногда, правда, семена находят прыгуны и прочие растительноядные зверьки. Они пробуют их на вкус, но выплевывают — семена сильно горчат. А если съесть их слишком много, заболит живот. Съедобна только лишившаяся семян мякоть. Она немного кислая, но и притягательна на вкус. Приятная такая кислинка. Уалла любит такие ягоды. И синеягодник скоро поспеет. Надо будет привести ее к этому кусту. Или наломать колючих веток, тех, на которых побольше ягод, и отнести ей.

Буш помотал головой. О чем он только думает! Он на охоте. Он чует зверя, притаившегося в кустах. Ветер дует в сторону, относя запахи прочь, но зверь лучше умеет нюхать. Он наверняка тоже заметил Буша и затаился. Его выдало неосторожное движение, на которое среагировали веточки колючего кустарничка.

Зверь ждет. И Буш ждет. У него с собой палка с заостренным концом. Такая же палка есть только у Хыха. Вожак бережет ее, никогда с нею не расстается и каждый раз после того, как уколет этой палкой зверя, внимательно осматривает острый конец — не сломался ли, не треснул. Вожак Хых умеет так кинуть палку, что она всегда втыкается в бой или шею зверя. Он сильный и меткий, потому и стал вожаком. Ему многие пытаются подражать — тот же Мрачный или Мяк-Мяк. А силач Чух даже ходит с двумя палками, в двух руках. Но их палки не летят так далеко и не бьют так сильно и метко, как палка вожака.

Такая палка есть у Буша. Ему пришлось обзавестись ею потому, что с некоторых пор он больше не может охотиться вместе со всеми.

Охота стаи проста — все, кроме самых старых и самых маленьких, кто уже не может или еще не научился хорошо и быстро бегать, уходят искать добычу. Когда найдут подходящих зверей, стая разделяется — самки, подросшие детеныши и некоторые самцы, кто послабее, захотят спереди и начинают шуметь, топать, швырять камни и всячески пугать зверей, заставляя их бежать туда, где прячутся охотники. Те в нужный момент выскакивают из засады и бьют пробегающих мимо зверей палками. При этом всегда одного убивает вожак. В одиночку. Метнув как следует свою заостренную палку. Остальные тоже не отстают, но бывает так, что окруженный другими охотниками зверь прорывает кольцо и убегает. И тогда единственной добычей становится жертва вожака.

Буш больше не может быстро бегать вместе с загонщиками. А все потому, что долго болел, укушенный в ногу и плечо, когда стая столкнулась с двуногами.

Буш тогда прихромал в стойбище и свалился в гнездо, истекая кровью. Он добрался до места сам, и поэтому его легко приняли обратно. Тех, кто, раненый двуногами, не мог идти сам, тоже принесли с собой, но они были ранены так страшно, что вскоре умерли.

Буш был единственным раненым, кто выжил. И благодарить за это надо Уаллу.

Из-за ран, нанесенных двуногами, племя потеряло пятерых охотников. Пока они еще жили, они лежали в гнезде, постанывая и ворча, когда по ним проползали дети. У двоих загноились раны, их оттащили в сторонку, чтобы не так воняло. Старые самки пробовали вылизывать раны и очищать их листьями. Это помогало, но слабо — раны были слишком велики. На пятый день они умерли, крича перед смертью. Они так и не узнали, что вожак Хых вместе с уцелевшими охотниками ходили к логову двуногов и совершили еще одно нападение. На сей раз обошлось без особенных жертв — несколько небольших ран не в счет.

Причиной нападения был голод. Раненые не могли охотиться, а есть хотели, как и все остальные. Вожаку и другим удалось добыть только одного двунога — других убитых защитили соплеменники, забившись в свои убежища-панцири. Все же мясо помогло племени немного протянуть — сезон созревания плодов только-только начинался, племени грозил голод.

Когда мясо кончилось, вожак Хых отправился было в новый набег, раз двуноги оказались такой легкой добычей, но накануне внезапно небо заблестело и разразилось таким страшным ревом и грохотом, что племя, побросав все, кинулось бежать и прятаться. Яркая вспышка, озарившая полнеба, напугала всех, от мала до велика. Свет нес зло. От него болели глаза и зубы, ломило кости, и нарывала и чесалась кожа. Напуганные, они долго сидели, забившись в гнездо, прижавшись друг к другу и запрятав подальше детей и беременных самок. От страха никто не мог пошевелиться и тем более высунуть нос наружу.

Только несколько почти день спустя вожак Хых рискнул выбраться наружу. Он сделал несколько осторожных шагов, озираясь по сторонам — и с воплем метнулся обратно. Земля дрогнула снова, яркая вспышка озарила горизонт, и рев неведомого чудовища снова прокатился по миру. Вожак, дрожа от страха, забился к самкам, но ни одна не подумала выгнать его наружу — все были слишком напуганы.

На сей раз страх держал их в гнезде намного дольше — свет дважды успел смениться тьмой и Злой Глаз в третий раз начало клониться книзу прежде, чем некоторые самки стали проявлять нетерпение. В скученности гнезда всем было тесно и неудобно — многие ходили под себя, обделавшись со страху и не смея отползти хотя бы на расстояние вытянутой руки. Детеныши копошились в этой грязи, пачкались в отходах и после этого маялись животами. Трое малышей заболели, еще два, груднички, непрерывно плакали и скулили от голода — у их матерей от страха пропало молоко. Осталась лишь ода кормящая самка, одноглазая Фи. У нее детеныш умер, задавленный в суматохе еще в первый день, и потерявшие молоко матери стали одного за другим подпихивать ей своих младенцев. Фи, которая не могла расстаться с трупиком малыша, сперва отталкивала их и ругалась, но когда груди начали болеть от избытка молока, а плач голодных детенышей стал нестерпим, смирилась. Но от голода и у нее стало мало молока, так что матери едва ли не дрались с нею.