Падение "ангелов" (СИ) - Кирнос Степан Витальевич - Страница 36

«И всё это… всё это получено сквозь горнило войны», — подумал мужчина, потерев рукав длинного пиджака, который укрыл покровом серой ткани почти все бёдра, мягко ложась на тёмно-синие ткани джинс, сильно смахивающих на брюки.

— Яго, достал там стоять! Иди к нам скорее! — послышалось воззвание позади и мужчина, быстро развернувшись, скрылся в квартире.

Там, внутри дома, развернулось небольшое, не слишком пышное празднество, ставшее чем-то тёплым и приятным для тех, кто готовится собраться за столом. Мужичина в пиджаке с короткой стрижкой и грубым лицом заприметил, как возле стола копошится прекрасная девушка в синем платье, от которой ощутим изумительный ореол духов, раскладывая столовые приборы. Сама комната — небольшая, и столик зажат между шкафом, набитым книгами, сервисом и техникой, и диваном, на котором сидят мужчина, с чёрным волосом до плеч и девочка, в ярком цветастом платье и о чём-то оживлённо беседует с мужчиной.

— Присаживайся, Яго, — сказала девушка, пригладив волос цвета вороньего крыла, предложив гостю кресло. — Я с Данте и Мартой посидим на диване.

— Ох, Сериль, ты так добра, — присел на простенькое мягкое кресло, обшитое бежевой тканью.

— Вы подождёте ещё пару секунд, и я принесу окрошку.

— Хорошо, дорогая, — сказал Данте, оторвавшись от разговора с ребёнком. — Обождём.

— Брат, как-то необычно тебя видеть таким.

— То есть?

— С семьёй. Я у вас редко бываю и, етить, каждый раз мне трудно тебя развидеть в военной форме. Для меня ты навсегда остался бойким и военным, задирой, одним словом. В роли семьянина… я до сих пор не могу поверить.

— И даже тогда… в том дворце, в Иберии?

— Ох, я думал, что это твоя сиюминутная заморочка, думал, что дальше букетиков и конфеток это не зайдёт, но чтоб его. Хотя знаешь, я рад, что всё так получилось и есть кому за тобой присмотреть, не всё же мне заботиться о тебе, вот будешь теперь в надёжных руках.

— Дядя Яго, — раздался тонкие приятный голос девочки, — а у вас есть тётя? У моего папы есть мама, а у вас?

Яго не стал ничего сразу отвечать, лишь натужно слегка улыбнулся, и ласково посмотрел на девочку, удивляясь простоте её вопроса и мыслей.

— Ох, малышка, даже не знаю.

— Марта, — смутился Данте.

— А вот и окрошка, — Сериль поставила на стол небольшую металлическую кастрюлю красного цвета, и тут же заговорила, и тон её голоса приобрёл укор. — Марта, сколько я тебе говорила, что такие вопросы некультурны.

— Да ладно вам будет, — упрекнул Яго родителей в излишней морали. — Она же ещё ребёнок.

— Брат, пусть учится хорошим манерам сейчас.

— Данте, дорогой мой брат, ты вспомни насколько «хорошими» были мы. Или ты уходишь в отказ от того, что мы творили в нашем доме, когда стали смышлёнышами?

— Ну ты сравнил.

— А есть что сравнивать, твоя дочь покультурнее нас будет, так что не морализаторствуй, — покривился Яго, быстро осмотрев квартиру. — Какая хата, кто же тебе её подарил? И чегой-то вы решились переехать сюда из центра?

— Её мне дал наш Консул на время. Сказал «будет где отдыхать и подумать над своими словами».

— Так, — резко вмешалась Сериль, прерывав беседу чуть грубым, но приятным женским голосом. — Давайте есть, не зря же я всё это готовила.

— Дядя Яго, — всё продолжает допытываться девочка, — а что это у вас за кольцо.

Валерон взглянул на простое серебряное украшение, отвечая:

— Да, подарил один из наших побратимов, из Поборников Справедливости. Мы их тогда из окружения вытащили в Стамбуле, а они нам это в знак дружбы. Хорошие ребята… когда-то были, дор тех пор пока не засели на квартирах на юге Балкан.

— Брат, помнишь, как мы сцепились с полицейскими?

Данте, смотря на приготовленные блюда, вспомнил ресторан Стамбула, который открылся после войны. Там он, Яго, да ещё и несколько парней из Чёрных Судей и Поборников Справедливости в чистой серой военной форме ужинали. И местные в счёте задрали цену в три раза, да ещё требовали, чтобы они больше не приходили в их заведения, ведь им не нравится новая власть. Естественно Данте отказался, как и все, что повлекло вызов полицейских, которые не стали церемониться и с дубинками наперевес вломились в заведение, но они встретились не с простыми мужиками. Стулья ломались о спины стражей порядка, тарелки бились о головы, а кулаки крушили челюсти, дубины отбивали конечности, а попытка воспользоваться электрошоками закончилась насаженным на голову горшком из-под цветка. Когда всё закончилось, парень из «Поборников», по имени Энтимон был рад встречи с побратимами, рад, что они прикрыли друг друга, и рад, что вместе они писали объяснительные. Для Данте все воины орденов, как одна семья, на которую брошена странная тень, но мужчина отбрасывает плохое помышление, лишь мерно говоря:

— Такое не забыть… и реально — хорошие ребята.

Яго кратко пробежался взглядом по столу, ощущая лёгкую коль у сердца и скорбь, словно кто-то завыл печальный траурный марш. Его не повергает в уныние кастрюля с окрошкой, исторгающая приятный аромат пряностей и мяса жаренная курица, пара тарелок с салатами или графин, наполненный прохладным морсом, стекло которого «вспотело». Нет, не пища его печалит, не тот уют и не атмосфера добра и милости, когда он смотрит на воркующих Данте и Сериль, на их дочь.

«Какого проклятья же мне, человеку, который поклялся быть механизмом в имперское военной машине, становится колко от вида этого? Я — долбанная шестерня в его механизме, почему меня так тянет к домашнему уюту? Почему?» — эта мысль родила в сознании огонь печали, который жгучим касанием тронулся души.

Яго чувствует, что ему бы так же хотелось ощутить нечто подобное, что чувствуют Данте и Сериль, ибо, пройдя через ад улиц Сиракузы-Сан-Флорен, через шторм огня Иберийского полуострова и через ужас городов Балкан, он терзается ощущением ненужности и отсутствия душевного тепла.

«Но я же воин!» — кричит себе внутри Яго, отгоняя мрак души. — «Таков мой удел, такова моя служба, такова воля Рейха».

И тут же Яго поймал себя на мысли, что быть бездушной шестерней в механизме Империи — это благо для Канцлера и его правительственных слуг. Консул пытался удержать и Данте от увольнения, но для чего? «Рейху нужны бездумные шестерни, которые будут выполнять все его требования, которые не будут терзаемы душевными переживаниями или семейным долгом, но я — слуга Империи и готов пойти на это». — успокоил себя Яго, вернувшись из размышлений к реальности.

Сериль берёт ложкой и кладёт немного салата в маленькую керамическую белую. тарелку и касается утончёнными пальцами курицы и немного отщипывает, и кладёт к наструганным огурцам и помидорам, затем цепляя вилку и протягивая её ребёнку. Марта с радостью берёт еду и приступает к трапезе, но как только девочка занесла салат, пара кусков огурца срываются с вилки и марают её одежду. Данте моментально берёт салфетку и вытирает пятно, приговаривая дочке, чтобы та была аккуратнее. На лице женщины при виде этой картины расцветает улыбка, она умиляется при виде того, как её муж помогает дочери.

«На что мы ещё могли надеяться?» — спросила себя Сериль, вспоминая Пиренейскую Теократию и её багрянников, звериные культы и то безумие, которое там всем заправляло. — «Хвала, Христу, что туда пришла Империя, что там оказался его прогресс», — в глубине души Сериль радуется, что вместе с Рейхом туда пришёл и Данте, что по воли Божьей они были сведены.

Девушка берёт тарелку мужа и кольцо на правой руке безымянном пальце ярко сверкнуло под лампой скромной люстры. Такое же, простое и золотое, но ставшее символом праведного брачного союза, кольцо Яго видит на пальце и у Данте.

— Да, Яго, я благодарна тебе, за то, что присматривал за моим Данте.

— Да не за что, — усмехнулся Валерон. — Он ведь брат мой… куда я без него и куда он без меня.

— Ты ведь вытащил моего Данте. Он рассказал, как ты пришёл к нему на той площади.

— Ох братец, уже всё растрепал? — с наигранным недовольством говорит Яго, накладывая себе побольше курятины. — Это ты меня замотивировала, Сериль. Как ты тогда перед нашим отъездом сказала — «Если я не увижу больше Данте, то ты увидишь апостола Петра».