Падение "ангелов" (СИ) - Кирнос Степан Витальевич - Страница 12

— Всё, пошли!

Послушавшись Комарова, отряд одномоментно развернулся, и ему встретилось облако пара и дыма, сквозь которые Данте увидел, что дверь превратилась в сгусток металла, который растёкся по бетонному полу, словно парафин плавленой свечи. В ещё не остывшую дверь капитан рванул в небольшой проём, образовавшийся от работы устройства, и Данте только поразился, как Комаров смог так юркнуть в такое отверстие. Жар, обжигающий тело, встретил Данте, когда он прыгнул через образовавшийся проём, сквозь марево плавленого воздуха и дыма.

Небольшая комната совсем не пестрит разнообразием. Справа Данте видит клетку, стальные толстые прутья, образовавшие стену толстых штырей, впереди свет падает через единственное окно, а слева расположился единственный стол, за которым на кресле с высокой спинкой, рядышком с белым сейфом, расположился человек. Красно-фиолетовый камзол, синие погоны и оранжевые туфли вражеского офицера показались капитану слишком сумбурными, будто перед ним клоун, а не командир вражеского войска. Из рации на столе то и дело доносятся множественные донесения, трещит статика и нервный тяжёлый взгляд карих глаз ложится на связное устройство.

— Не трогать! — приказал Комаров, целясь во вражеского командира, квадратное лицо которого отразило гримасу ненависти. — Ваша оборона рухнула, полковник.

— Дя как висмеети! — залепетал вражеский офицер на непонятном для слуг Рейха северном языке. — Я есть командрирь военства свобода! Ви должны уважать мой права!

— Комаров, проклятье, ты понимаешь его? — спросил Яго.

— Да.

— И что он говорит.

— Хочет, чтобы мы его не трогали и уважали права.

— И что мы с этой рожей будем делать?

— У нас есть приказ захватить вражеское командование и доставить в штаб к консулу нашего ордена.

— Пленники, — повернулся Яго, смотря на то, как за клеткой копошатся и стенают, слабо и слёзно завывают люди. — А зачем они здесь?

— Вы ведь не всех гражданских эвакуировали из города при отступлении? Кто-то остался… вот они оставшихся и пленили, чтобы использовать для… содомских утех, — пояснил Комаров, кидая злобный взгляд на вражеского полковника, и держа его на прицеле автомата.

— Содомских утех?

— Да, их должны доставить в Либеральную Капиталистическую Республику, где одних отправили бы обслуживать… э-э-э, каких там… короче, самую либерально-прогрессивную прослойку их гнилого общества. Кого-то бы пустили на органы для партийного старичья из иерархов-конституционщиков. Женщины наверняка стали бы… э-э-эм, инкубаторами для пополнения населения. Иначе говоря, ничего хорошего их бы не ждало.

Услышав это, Данте стало не по себе. Много лет прошло с тех пор, как он пёкся о благе людей, которым он нёс штандарт Канцлера и даже после событий в «городе бога», когда его душа остыла, сердце продолжало слегка содрогаться и болеть о тех, к кому они ли с огнём и словом нового закона. И здесь он так чувствует, что его дух содрогается от вспыхнувшей злобы, чувства несправедливости из-за того, что вытворяют «республиканцы».

— Откуда ты знаешь? — допытывается Яго.

— Читал доклады Службы Внешней Разведки, да и… во время не лучшего состояния моей родины, Конфедерация проводила переговоры… о поставках, — Данте уловил дрожь в голосе Комарова, понял, что ему тяжело сейчас вспоминать события прошедших дней. — О поставках… людей из тюрем… для всего этого. И эта скотина, — Комаров ткнул дулом в полковника. — Промышляет этим.

— Это не правители, — сокрушается Яго, смотря на пленных гражданских и тут же переводя взгляд на офицера противников. — И даже не люди… верхушка власти в «Республике». Э-э-это долбанные коршуны, проклятые стервятники от «свободного» мира!

— Теперь мне понятна твоя ненависть к… «либшизе», как ты их называешь, — с подавленной яростью твердит Данте.

Внезапно полковник раскричался на непонятном наречии, языке одного из субъектов «Республики», активно жестикулирую, что-то вопя и требуя.

— Изъяснись мне нормально! — потребовал Комаров.

— Что ви там говорите! Мой права закреплены Хартией! Ви не иметь права против меня что-то сделать! Я — военнопленный и ви должны меня выдавать мой командование! Ви должны обеспечить моя положение самим лучшим! Еда и питье! Да-да!

— Может эту пташку прямо тут положить, — предложил Яго, демонстративно подняв автомат на полковника. — А консулу скажем, что вальнули его за побег. Во, или вообще за то, что отстреливался.

— Нет, — резко оборвал Данте. — Мы должны доставить его в штаб.

— Я согласен с твоим братом. Как бы мне самому не хотелось прикончить эту сволочь, но он обладает важной информацией. Только прошу, передайте его вашим инквизиторам, чтобы они выпытали у него всё с особым пристрастием.

— Хорошо, — Данте закинул автомат за спину и обратился к сквозному дверному проёму, который перестал испускать дым и застыл оплавленной дырой, а часть двери осталась блестящей лужей на полу. — Андронник! Позовите Андронника!

— Вы звали меня, — тут же в дыру пролезла фигура, окутанная красным плащом. — Господин капитан?

— Да, — Данте показал на пленных, на покрытые ржавчиной металлические балки, вдолбленные в пол и в потолок, превратив часть комнаты в клетку. — Нужно вывести этих гражданских к нам в тыл, — затем рука капитана показала на расфуфыренного полковника. — А этого попугая в штаб к инквизиторам. Отправляйся со всеми своими киберариями.

— А как же вы, Данте? — в безжизненном голосе Андронника капитан смог уловить что-то от беспокойства. — Анализ обстановки показывает, что при контратаке противника вы не сможете достаточно долго продержаться для момента подхода подкрепления и с вероятностью в семьдесят восемь процентов будите окружены и уничтожены. Передислоцирование моего…

— А-а-а, мы поняли тебя, — махнул Яго, лицо его нахмурилось под маской. — Прости, но ты слишком долго говоришь.

— Я вас понял, господин Яго.

— Просто выполни, что приказано, Андр и возвращайся.

— Так точно.

Командир механических солдат отдал приказ по радиолинии и киберарии моментально приступили к выполнению задачи, портативными лаз-резаками прожигая металл клеток и цепляя наручники на полковника, наполнив помещение терпким запахом плавленого железа, воем инструмента и воплями полковника.

— Я пойду, проконтролирую всё, — Яго поспешил на выход. — Да и нашим скажу, чтобы готовились к обороне.

Комаров, словно уставший, присел на стол, предварительно лёгким движением скинув с него стопки бумаги, планшет и рацию. Данте взглянул на союзника, приметив, что выражение его лица мрачнее и грознее дождевой тучи, а на душе его вьётся боль.

— Может, расскажешь, что произошло? — аккуратно начал вопрос Данте. — Вы не просто не любите «республиканцев»… вы их ненавидите.

— У меня… крайне смешанные чувства. Нет сил на ненависть, но есть желание избавить землю от этой нечисти.

— А в чём собственно причина? Да и сколько вам?

— Сорок годов отроду. Шесть лет тому назад пало то, что ещё можно было называть Россией… пало под натиском оппозиционных сил. Последний островок того, что связывало страну с прошлым, последняя нить… оборвалась.

— Шесть лет… а сколько твоя страна потратила на возрождение?

— Пять февралей минуло с той поры, как государь скинул иго

— Так что случилось?

— Я тогда был сержантом, служил в Федеральных Внутренних Гвардейских Войсках, был сержантом. Пока твоя страна воевала на юге Европы, моя непрестанно воевала, боролась за куски территорий, и потерянное века назад единство. Мы сражались с нашими некогда братьями, бились с червями внутри системы.

— И что же погубило вас?

— Гниль, пропитавшая мою страну. Федерация пала, но не по вине сепаратистов, а потому что режим оказался неустойчивым. Вспыхнула революция в Москве, война и полились реки крови.

— И ты сражался не на стороне мятежников?

— Конечно же нет, — сплюнул Комаров. — Я с нашими союзниками пытался противостоять революции на улицах столицы, но врагов оказалось слишком много…