Восток Соф (СИ) - "Мехри" - Страница 46

— Что ты делаешь? Вдруг слышит она за спиной.

— Пытаюсь поймать птичку.

— И зачем?

— Чтобы любоваться на нее.

— А ты знаешь говорят, что таких птичек сотни на горах, но они все почти ручные.

— Это не правда ручных птичек, не бывает.

— А вот и бывает.

— А я говорю, что не бывает.

— Вот увидишь, когда я вернусь то наверняка, принесу одну из них и докажу, что таких бывает.

— И кто же тебе их даст?

— Я сам их достану.

— Ты не сможешь.

— Я докажу тебе. Видишь какая у меня голубая рубашка, а они очень любят этот цвет.

Нилу смотрит на Идриса и немного начинает завидовать. И почему его так балуют? Я же так мечтала иметь таких добрых родителей, чтобы они дарили мне подарки. Чтобы я делала все что мне хочется. Это не справедливо. Он совсем мерзкий, а его все любят. В приступе ревности она поднимает свой кувшин и нарочно выливает всю воду на соседа, а он не удержавшись кидается на нее. Между ними разгорается драка.

Казалось бы это каждодневные мелочи детей — драться друг с другом. Но после этого Идрис уехал в лагерь так и не попрощавшись и больше не вернулся.

Нилу открывает глаза и чувствует, что теперь она в действительности очнулась.

— Воистину ты чудотворец и я признаю свою вину. О Всевышний, Ты ответил мне. Я смогла услышать тебя. И знала, я же знала, что имею тяжелый грех на душе, но теперь…

Вдруг она выпрямляется и встает на окаменевшие ноги.

— Боже я надеюсь на твое прощение, — говорит она точно решившись на что-то. Смотрит прямо перед собою, но никого не видя. В глазах сверкает решимость и в то же время смертный страх. Она доходит до середины дороги, встает ровно и вытягивает руки вперед. Час настал.

Черный Ауди едет своей скоростью и не сразу догадывается, что это прохожая самоубийца. Пару громких сигналов даже не смогли заставить ее моргнуть. Она стоит словно каменное изваяние четко смотря перед собой. В полночь не осталась на улице, не единой души, кто бы мог оттащить самоубийцу с дороги. Но Нилу и не собирается убивать себя поминутно помня обо мне. Возможно если бы не было благородной цели, тогда вполне возможно, что эта сцена состоялась. Но сейчас она хочет другого и чего водитель узнает лишь после того, как успевает остановиться чуть не задавив ей ноги. Еще несколько доли сантиметров спасает Нилу от гибели, но это не дает ни утешение, ни досады. Водитель выходит из машины и она тотчас же падает на землю, притворившись что ее все же задели.

— Доехал! — Кричит он выходящему за собой другу. Они подбегают к ней и поворачивая спрашивают.

— Что с вами?

Нилу медленно поднимается, как будто сильно ушиблена, хотя на самом деле ее слабость от сильного изнеможения, так что водитель не дожидаясь ответа предлагает повезти ее в больницу. Высокий здоровый молодой юноша с легкостью удерживает измученную Нилу и плавно опускает на задние сиденья. Но лишь когда двери закрываются и водитель включает внутреннее освещение салона Нилу вздыхает.

— Половина игры пройдена, — думает она и шепчет. — Боже, только дай мне силы.

План устанавливается в голове так неожиданно, что все последующие действия происходят сами собой; импровизированно и нерасчетливо. Оглядывается и замечает, что сидит в роскошном салоне и что ее владелец в самом рассвет своей жизни. Он молод, — думает она, — у него дорогая машина, значит он счастливый сын успешных родителей. Ты простишь мне очередной грех. Но я обещаю если позволишь мне спасти нас, тогда я исправлю все, клянусь, что исправлю во чтобы то ни стало.

Она ноет как можно естественней и громко произносит: — Прошу вас быстрее.

Мужчина и так едет на пределе спидометра. Сильные руки вцепляются за руль увидевший в эту минуту его лицо заметил бы на сколько озабочен этот человек.

— Я не могу ждать! — Произносит Нилу, а сама думает. — Неужели чудо.

— Помогите, — Продолжает не веря в реальность происходящего. Водитель на грани нервного срыва от такого дрожащего голоса.

— Потерпите.

Смотрит то в зеркало, то на дорогу. В мягких тонах приглушенно света она кажется совсем изнеможенной. Возможно если бы он хорошо разглядел, то увидел бы на сколько она потеряна, но он ощущает какую-то непонятную тень отчаяния исходящую от нее.

— Потерпите мы уже близко к больнице, — говорит он, но Нилу вскрикивает:- Не надо в больницу! Поезжайте в Яккачинор.

— В Яккачинор? Удивленно произносит третий пассажир.

Нилу замолкает. Этот голос кажется ей знакомым. Она слегка поднимается и пытаясь разглядеть его в зеркале осторожно выпрямляется.

— Я прошу вас поезжайте туда не задавая вопросов. Сейчас жизнь двух беспомощных людей в ваших руках. И только вы способны спасти их.

Мужчина делает резкий поворот направо, но его друг догадавшись в чем дело поворачивается к Нилу и она застывает.

52

Уже почти утро, холод усилился и становится неприятным. Я лежу бессильная волнуясь за подругу. С щемящим чувством тоски предполагаю, что больше не увижу ее. Я теперь сожалею о том, что была настолько глупа и предпочла физическое мучение душевному. Мама была права говоря, что я не знаю настоящей жизни. Но мое глупое сознание замечает во всем только романтизм. Как часто читая в книгах про пережитые испытания главных героинь я представляла себе каково это постичь то что они пережили. Но сейчас я готова стать тенью чужой семьи и ни Амин, ни его отец, ни проклятие мамы не пугают меня так сильно как неизвестность. Замужество теперь кажется смешным. И как я могла быть такой трусливой. В моей душе наступает переломный момент, тот момент, когда детские страхи покидают повзрослевшее сознание. Вся моя жизнь, все мои надежды по крупицам начинают разрушаться и я чувствую, как превращаюсь в одинокую взрослую женщину.

Человек которого вызвала хозяйка самым бесстыжим образом вошел в коридор. И я на веки запомнила его взгляд ибо оно выражает самую презренную картину. Он осматривает меня с ног до головы и задержав свой взгляд на рядом стоящий таз, в который я только что вырвала сжимает губы. С первой минуты как он вошел я заметила в его глазах оттенок той души, которую продают дьяволу ради успехов в этой жизни. Хозяйка по всей видимости уже успела дать о нас рекомендацию и потому он смотрит на меня с глубоким отвращением. Третьим и пожалуй особым, грубым и самым унижающим аспектом в жизни квартирующих оказалось призрение женского пола. Сколько бы отец не внушал мне, что женская душа в сто крат чище мужской, теперь я столкнулась с абсолютно иными суждениями. И как же унизительно лежать на земле еле прикрытой и бессильной, когда два посторонних человека пришли решать твою судьбу. Я поднимаюсь против сил и сажусь, чтобы не давать поводов для лишних, презрительных взглядов. И вот они говорят.

— Эта что ли тебя мучает?

— Но вы еще не знайте какие это пиявки. Они не понимают человеческого слова. Вот уже как две недели я говорю им освободить мой дом, но они даже и не собираются. Ну вот смотрите какой срам они устроили в помещение, а их одежда, да вы поглядите. И не стыдно им? А ведь подумать, уже взрослые кобылы. Что ты смотришь? Да ко всему же и бесстыжие.

— Откуда они взялись?

— Да Бог их знает. Говорят сбежали из приюта. Видите ли кто-то там хотел взять вот эту в жены, а она не хотела выходить за старого.

— И вы больше ничего не спрашивали?

— Вы же меня знайте на сколько я простодушна и доверчива.

— А может они ночные бабочки? Надо бы сюда еще участкового, а то мало ли что; кажись она с трудом дышит.

— Да все это ложь, она здоровее нас с вами. Это все ради того, чтобы жалость вызвать. Понимайте? О какая актриса, да только я таких актрис как щепки ломаю, слышишь дрянь паршивая. Посмотрите как корчит из себя невинную овечку. Да видала я таких овечек на рынке то и дело воруют и попрошайничают.

— Да уж достались вам квартиранты не чего сказать.

— Ничего и не нужно говорить. Просто взять и вышвырнуть, и дело с концом.