Совсем не мечта! (СИ) - "MMDL" - Страница 13

— Как дела в… школе? — предпринял я последнюю попытку завести беседу.

Антон посмотрел на меня снисходительно, понимая раньше меня то, что я только-только начал ощущать. Да, вот оно, это ужасно неправильное чувство, что я педофил, великолепно.

— Ты привел меня сюда, как сам сказал, для того, чтобы провести время вместе, — тихо начал Антон, отпив из бокала вишневого сока. — Это ничего, если мы проведем его в тишине. Все же шесть лет — весомая разница в возрасте: вполне ожидаемо, что у нас нет общих тем.

Тогда я мысленно признал два неоспоримых фактах. Первый: Антон, определенно, во многих смыслах взрослее меня. Второй: об этом походе в ресторан он думал куда больше моего.

— Дома мы же разговариваем о чем-то, — парировал я, безрезультатно пытаясь вспомнить хотя бы одну тему.

— Дома мы чаще ругаемся, чем говорим, причем независимо от того, твой это дом или мой.

Я безмолвно согласился, но ответил вот что:

— Что-то же общее все равно у нас быть должно. Ну, например… мы оба знаем Лизу.

— Да, а еще у нас две руки, две ноги и спим мы преимущественно горизонтально.

Вместе с Лизкой в моей памяти всплыла и беседа о кино.

— Ну хорошо, а какие фильмы тебе нравятся?

— Исторические, — угрюмо ответил он.

— Серьезно?.. Кто вообще любит исторические фильмы?..

— Я, например, — поднял он раздраженные глаза на меня. — Уж куда лучше, чем смотреть пошлятину про современность. А тебе какие?

— Боевики с примесью комедии. Явно мимо. Любимая музыка?

— Джаз.

Стыдно было признаться, но я даже не знал, как звучит настоящий джаз — не из серий «Симпсонов»… Чем больше я об Антоне узнавал, тем длиннее мне казался стол, разделяющий нас. Тем холоднее мне виделась его аристократически бледная кожа. Тем раздраженнее словно бы становились его глаза. Мы росли в слишком разных семьях: я — в самой обычной, среднестатистической семье, где походы в музеи и театры чаще навязывались школьными учителями, а он — с отцом-геем и его партнером в квартире, наполненной искусством, культурой и стилем. У них на стенах и по сей день висят дорогие репродукции прекрасных, удивительных картин — у нас в начале 2000-х в комнате были советские фотообои. Он в шестнадцать лет любит исторические фильмы и джаз — я в свои шестнадцать любил Брюса Уиллиса и «Rammstein». И до сих пор люблю. Между нами — пропасть.

— А твоя? — тихо спросил он, напряженно рассматривая мое задумчивое лицо.

— Что?..

— Твоя любимая музыка?

— Не джаз, к сожалению, — печальной улыбкой ответил я.

От продолжения явно зашедшего в тупик разговора нас избавил официант, наконец принесший к столику заказ. Мы ели молча, изредка поглядывая друг на друга, но упрямо не встречаясь взглядами. Атмосфера стала еще хуже: если в начале вечера было просто неловко, то сейчас над столом парили удрученность и легкое отчаяние, исторгаемые всецело мною. Я искренне жалел, что вообще погнался за идеей что-то себе доказать. Я не смог понять, как ко всему нас связывающему относится Антон, вдобавок осознал расстояние, безнадежно встревающее между нами.

Он элегантно вытер губы тканевой салфеткой и оценивающе взглянул на меня. Прежде, чем я успел о чем-либо подумать, его стопа мягко уткнулась мне в пах. Я вздрогнул излишне активно, и посуда на столе зазвенела. Он улыбнулся, пристраивая на край тарелки соскользнувшую из-за моих телодвижений вилку. В левой руке он плавно побалтывал наполовину полный бокал, и вишневый сок кружился в стекле точно вино.

— Ты разулся в ресторане?.. — через стол шепнул я.

— Если бы я хотел оставить на твоих брюках грязный отпечаток ботинка, то просто бы пнул тебя в промежность, — с нотками злорадства сообщил Антон, обхватывая губами край бокала.

Пока он пил, я внутренне страдал, тщетно уговаривая себя остановить его. Но в очередной раз моя слабохарактерность встала на сторону либидо. Его нога активно массировала мой член, а я изо всех сил стремился сохранить внешнюю невозмутимость, что, кажется, вовсе мне не удавалось.

— Почему… ты это делаешь? — на двух разных сбитых выдохах спросил я.

— Мне показалось, ты погрустнел, — искренне ответил он, ничуть не сбавляя темп.

В моем мутнеющем сознании жесткой нитью проскользнул голос сестры: «…такие нравы. Встретились, переспали — и ни для кого ничего не значит, так, веселье…» Рука дернулась под стол сама, скидывая его ногу.

— Перестань! — рассерженно шикнул я.

На лице Антона отобразилось непонимание. Я попытался спокойно вернуть руку из-под стола на скатерть, но запястьем попал по краю вилки, и та, отстрельнув, улетела под стол сидящей слева от нас влюбленной парочки. Антон прыснул, старательно зажимая рот ладонью. Молодой человек слева растерянно заозирался в поисках источника звука, бесцеремонно отвлекшего его от возлюбленной, и я отвернулся от него, прикрыв лицо рукой.

— Это не смешно, — продолжал шептать я, чуть пригибаясь над столом.

— А по-моему, так очень! — поделился Антон со скромной улыбкой на губах.

— Чего ты вообще пытался добиться?.. Если бы я возбудился здесь, дальше бы ты что делал?.. Тут короткие скатерти: видно, если кто-то под столом!

— Я смотрю, ты детально все представил, — подивился Антон, сплетая руки на груди. — Значит, мне уже можно не отвечать.

— Это, конечно, может тебя удивить, — начал я долгожданную речь, вернувшись к спокойному, будничному тону, — но мне подобные развлечения не слишком близки. Я воспитывался в то время, когда любые действия сексуального характера что-то да значили. И не были… «весельем».

— И о каком же это веселье идет речь? — низким голосом спросил Антон. Его хмурое лицо несколько пугало. — Ты с собой хоть раз говорил? С тобой не очень-то весело.

— Ну и зачем ты тогда вообще проводишь время с таким скучным мною?

— Заметь, ты хотел провести время со мной, а не наоборот. Ты меня пригласил.

— Да, чтобы хоть немного разбавить тот шквал аномальных событий, которые происходят, стоит мне приблизиться к тебе! Половина воспоминаний о тебе связана с моими синяками, другую же половину нужно цензурировать, как гребаный хентай!

— В комнате я потерял контроль, признаю открыто! — краснея, выкрикнул Антон, враждебно упираясь обеими руками в стол. Скатерть смялась, столовые приборы опасливо задрожали. — В поезде же я отдавал долг!

— Я требовал с тебя что-то?! С твоей привычкой меня лупить мы уже разобрались: ты сказал, что и с другими общаешься подобным образом! «Долги» свои тоже направо и налево раздаешь?!

В глазах Антона пылала ярость. Обрушив на стол кулак, он схватил другой рукой бокал и плеснул мне в лицо. Он попытался поставить бокал обратно, но перестарался, и стекло со звоном развалилось на крупные осколки в его ладони. Он вылетел из ресторана вон, а я не мог пошевелиться. Глаза горели от вишневого сока, но я знал, что заслужил каждую секунду боли и похлеще. Я перешел черту. Сказал то, за что он мог бы избить меня — и это бы я тоже всецело заслужил.

Однако не вина удерживала меня на месте. Когда я потянулся к своей салфетке, чтобы вытереть лицо, моя рука дрожала. Я больше всего на свете хотел рвануть за Антоном сразу же, как он покинул ресторан, чтобы извиниться, как угодно вымаливать его прощение. Но я знал, что если встану сейчас, то просто упаду, ведь и ноги были охвачены дрожью.

В тот миг, когда Антон потерял над собой контроль, явив истинный характер, я неподдельно, безумно сильно его испугался…

====== Глава 11 ======

Застегивая пальто и выходя из ресторана в полном одиночестве, я знал, что больше туда не вернусь: нашу эмоциональную ссору в конце слышали все посетители и персонал, работающий в зале, а на совершеннолетнего Антон внешне не шибко тянет. Если заявлюсь сюда, в следующий раз меня могут уже ждать разодетые в форму блюстители закона с суровыми минами на лицах… Когда я был ребенком, меня прельщала перспектива быть преступником — известным вором или киллером на худой конец. Но становиться сексуальным преступником я не стремился никогда. Как все обернулось…