Беспощадный рай (ЛП) - Джессинжер Джей Ти - Страница 63

— А вот и моя дьяволица, — хриплым голосом бормочет он, продолжая приближаться. — Я задавался вопросом, сколько времени потребуется, чтобы кошечка выпустила коготки.

Он срывает с себя пиджак и бросает его на пол.

И кидается на меня.

Я вскрикиваю и отскакиваю в сторону, но он слишком быстр, поэтому с легкостью ловит меня, хватая в стальные тиски своих рук, и опускает нас на матрас.

Приземлившись на меня сверху, Киллиан закидывает мои руки за голову и наваливается на меня всем своим весом, поймав в ловушку.

Я не пытаюсь сопротивляться. Я, наверняка, просто вывихну что-нибудь, но это все равно не сработает. Киллиан слишком силен, чтобы я могла убежать. Поэтому я просто лежу под ним, тяжело дыша и глядя в его самодовольное, красивое лицо.

Смотря на меня сверху вниз, он говорит:

— Ты, безусловно, самая великолепная чертова женщина, которую я когда-либо видел в своей жизни.

— А ты, безусловно, худший лжец, которого я когда-либо встречала. Ты заслужил награду «Самый большой говнюк на свете».

— Какая злючка, — выдыхает он, облизывая губы.

Дерьмо. Я его возбуждаю. Но что еще хуже, его запах у меня в носу, а его твердое тело вжимается в меня, напоминая, как хорошо было ощущать его определенную часть внутри себя.

— Что я такого сделал, что навлек на себя твой гнев? Разумеется, не будем брать во внимание то, что я выполнил твою просьбу оставить тебя в покое.

— Ох, да только посмотрите, он снова заговорил, как словарь!

Киллиан прижимается губами к моему уху.

— Ты бы предпочла, чтобы я сказал, как сильно хочу засунуть свой член глубоко в твою сладкую киску и трахать тебя до тех пор, пока ты не забудешь, как сильно ненавидишь меня?

Я рычу на него сквозь стиснутые зубы, но это только заставляет его улыбаться.

— Не похоже. Наверное, не стоит рассказывать тебе, каким адом была для меня прошедшая неделя? — Он снова хихикает, дыша в мою шею. — Или, может, хочешь. А может, и так знаешь. Может, тебе будет интересно узнать, что я не могу есть. Или спать. Или делать что угодно... могу только думать о тебе. — Его голос падает до шепота. — Скажи, что ты тоже скучала.

— Мне очень жаль, что это все тебя не убило.

— Скажи мне, что думала обо мне.

— Думала. И это напомнило мне вынести мусор.

Он смеется. Это глубокий, удовлетворенный, мужской смех, от которого мне хочется выколоть ему глаза.

— Уговорила, воришка. А теперь поясни, что ты имела в виду, когда сказала по телефону, что все поняла?

Я поворачиваю голову, отказываясь на него смотреть.

Когда он нежно целует чувствительное местечко под мочкой моего уха, я закрываю глаза.

— Это не сработает.

— Тогда мне придется постараться получше, — бормочет он.

Затем медленно скользит губами вниз по моей шее, проводя кончиком языка по коже так легко, как это только возможно.

Я пытаюсь подавить дрожь в своем теле.

— Нет? Хм. Как насчет этого?

И он начинает нежно ласкать мое горло, отчего меня пронзает вспышка удовольствия, но я лежу неподвижно и молчу, ненавидя чувства, которые он во мне вызывает, хотя желаю, чтобы он катился к черту.

Напротив моего таза пульсирует его эрекция. Киллиан прижимается своими бедрами, нежно посасывая мочку моего уха. Мне приходится прикусить губу, чтобы не произнести ни звука.

Когда он спускается от моего горла к груди и прижимается носом к моему соску, я не могу сдержать вздоха — он срывается с моих губ.

— У тебя такие твердые соски, воришка.

— Здесь холодно.

— Скажи мне правду, и я расскажу свою.

Киллиан с нежностью целует мой сосок, затем через ткань втягивает его во влажный жар своего рта. Я не велю ему остановиться, потому что мне слишком хорошо, но еще и потому, что эмоции в моем горле заставляют меня молчать.

Он меня использует. Я это знаю, но поступаю как последняя дура, потому происходящее кажется искренним.

Когда я прерывисто вздыхаю, Киллиан поднимает голову. Его руки достаточно большие, поэтому он без труда хватает меня за запястья одной рукой и вжимает в матрас, а другой берет за подбородок и поворачивает мое лицо к себе.

— Открой глаза.

— Нет.

Тогда он очень нежно меня целует.

— Детка, открой глаза.

— Если ты еще раз назовешь меня деткой, — шиплю я, — я сделаю своей целью жизни уничтожить тебя.

Могу сказать, что он изучает мое лицо, но отказываюсь смотреть на него. Затем одним быстрым, удивительным движением он перекатывается на спину и тянет меня с собой.

Киллиан обнимает мой затылок и прижимает к себе. Мы лежим грудь к груди, живот к животу, бедра на бедрах, наши тела выровнены. Я знаю, что он не отпустит меня, поэтому просто утыкаюсь лицом в его шею, изо всех сил пытаясь выровнять дыхание.

Он тяжело вздыхает.

— Что бы ты ни думала, что бы ни «поняла», ты ошибаешься.

— Разумеется. Как скажешь.

— Проверишь свою теорию?

— Я не собираюсь ничего проверять.

Он стискивает меня в объятиях, прижимается поцелуем к моим волосам, затем снова выдыхает.

— Хорошо.

Не представляю, что на это ответить. Я лежу молча, гадая над его новой тактикой и ненавидя себя за то, что мне нравится столько удобный «матрас».

— Для протокола, — мягко говорит Киллиан, — я думаю, что когда-нибудь ты станешь потрясающей матерью.

Я подавляю рыдание и ударяю кулаком в его большую, глупую грудь.

— Строгой, но удивительной.

— Прекрати болтать. Пожалуйста, прекрати болтать. Мое сердце больше не выдержит этого.

Киллиан еще раз стискивает меня и милосердно затыкается.

Его пальцы медленно кружат по моей спине, пока мне вновь не удается свободно дышать. Под моим ухом его сердце бьется медленным, ровным стуком.

— То, что ты делаешь, неправильно, — шепчу я. — Я человек, а не бумажная салфетка.

Его рука на моей спине замирает.

— Я знаю, что ты не бумажная салфетка. Что, черт возьми, это вообще значит?